Холодный триптих

Здравый смысл

Через гипюр на рябиновых шеях
Видно ряды дорогих украшений –
Греческих, сербских, албанских, румынских,
Ставших крупицами здравого смысла.

Небо на землю, на скрипке играя,
Сыплется, белое, всеми дарами –
Крохами радости, крошками хлеба
Счастье кружится и сыплется с неба.

Пой, ясноглазая, пей, золотая –
Ты многоточие, ты запятая,
Лётчица, дворничиха, балерина,
В каждом движении неоспорима.

Сыплется будущими цветами –
Пой, ясноглазая, пей, золотая

Шутка

Я снюсь тебе и лгу, и яблочная лошадь стоит на берегу на противоположном, где ты идёшь по льду, скользишь неярким бликом, но я не подойду к тебе и не окликну. Среди счастливых пар стоишь один, неясен, не грозный психопат, но жертва обстоятельств. Меня ты видишь со среды на понедельник – размытое лицо нестрашных сновидений.

Расплавленный чугун течёт, и лошадь лижет. Я снюсь тебе и лгу, но я тебя не вижу.

От ужаса в мозгу твоём невыносимо. Я снюсь тебе и лгу – не человек, но символ. Ты говоришь ни с кем, но говоришь не надо, держа в пустой руке дрожащий детонатор.

Нормальная не столь, в сиреневой тужурке, я говорю – постой, мне бесконечно жутко.

Не уходи, постой, побудь со мной, мой свет.
Но ты же знаешь, что на самом деле нет

История для тик-тока

Эта история не сдалась потомкам,
Как и её скелет,
Это была история для тик-тока,
Но длилась так много лет.

В ролик вмонтированы красиво
Море, театр теней –
Всё, начиная с большого взрыва
До наших дней –

Обсидиан, апатиты, сланцы,
Колотое стекло,
Пахнущий пылью тартан шотландский,
Холодно и тепло,

Коего поначалу всегда в избытке
В людях и их мышах.
Но Вы не смогли ни с одной попытки
Приблизиться ни на шаг.

Это была история для тик-тока,
Я бы её растянула, но
Мне из неё запомнилось только
Единственное, одно:

Так и не ставшая комом в горле
Итоговая черта,
Пролёгшая складкой глубокой и горькой
У Вашего наждачного рта,

Сжатого, бескровного и чужого,
Воздуха холодней.
И пурга, звучащая до-мажорно
До наших дней