Разговор с пришельцем из будущего 33

Инсектоиды

Люди еще не научились жить в цивилизациях.

Деградация и дегенерация человека как такового с полной утратой человеческого есть история цивилизаций и перспектива цивилизации.

Результат отбора – какими будут люди – зависит и от того, в какой среде люди оказываются, с какой стороны на этих людей смотреть.
Цивилизация – это среда, и как среда тяготеет к деградации и вырождению.


;; Грани.

На человека можно смотреть с разных аспектов-граней, как на кубик, например, у которого граней шесть.
Кубики-особи можно складывать в социальные системы по-разному, разными гранями. Можно подбирать по человеческим граням, а можно – по насекомым.
Если считать человека за кубик, для примера, то можно построить 6 систем, выложив всех людей в систему одной и той же гранью. В человеке достаточно элементов, чтобы сложить мир людей, и достаточно, чтобы сложить человейник-улей.
И нужно признать, что люди пока не научились строить долговечные миры людей, пока что у них в окончательном результате получаются только человейники, которые схлопываются.

А то, что складывает кубики нужной гранью – это и есть среда, стихийная или организованная.

Улей – это интегральная величина.
Это значит, что улей создается из всей совокупности элементов насекомых, которые содержатся во всех людях. И естественно, что чем больше таких элементов – тем более улей человеческий будет похож на уровень насекомых. И чем количество людей больше – то тем больше и элементов для улья, тем проще его построить.

Для построения человейника есть дополнительные условия.

Человек – существо сложное.

В результате в человеке конкурируют его же природы, или его же грани. Против здорового человека инсектоид не имеет никаких шансов. Только когда человек оказывается достаточно разрушенным цивилизацией, когда он теряет свою целостность (становится из индивудуума – дивидуумом) и здоровье, только тогда его внутренний инсектоид может быть эффективно запущен на строительство человейника.

Люди создают культуры, культуры развиваются в цивилизации, цивилизации порождают инсектоидов, а инсектоиды вымирают в цивилизациях вместе с собственно цивилизациями.

Конечно, люди не хотят строить человейники; они хотят только сделать свое бытие более конкурентоспособным и, соответственно, эффективным. Они меняют среду для себя, потом себя под среду, а потом запускается инерционный процесс с положительной обратной связью, который остановить невозможно. Потому что согласно правилам системотехники, такие процессы завершаются катастрофой.

• Инсект – это насекомое;
• Инсектоид – это человек;
• Инсектоиды – это не инсекты, не насекомые, это люди; Только это специфичные люди; Их желательно отличать от других людей; Это люди, активированные с иной стороны;
• Инсектоид – это не плюс насекомое, это минус человеческое.

В социальности социальные млекопитающие гораздо ближе к социальным насекомым, чем строящие гнезда шимпанзе – к птицам.
Ближе – более похоже, а значит, более вероятно могут запуститься сходные процессы.

Человек живет в среде, а среда высших хищников – их же социальный мир, их же социальные отношения. У человека есть внутренние структуры. Как только внутренние структуры рушатся – вылезает скотина.
А поддерживать эти структуры – требует больших энергозатрат.
Так, лишившись перманентных усилий, человеческий кубик переворачивается гранью менее затратной.
Давно замечено, что человек растет только под нагрузкой, да.
Но – не под деструктурирующей нагрузкой.

Проблема с человеческой гранью усугубляется тем, что что такое человеческое, точно никто не знает.

Еще момент – любая грань – это рекомбинация, и значит, это не только недостатки, это еще и какие-то достоинства. Возможно, достоинства инсектоидов сомнительны, но они обязаны быть, и в отдельных средах они могут давать своим владельцам преимущества.

Многие инсектоидные технологии просто необходимы и неизбежны. Например, роение как технология создания новых человеческих популяций на смену умирающим старым.

Еще одно сходство человека и насекомого: оба не обладают достаточной целостностью. В том числе человек не обладает целостностью интеллектуальной в результате вариабельности интеллекта, в котором одни детали сделаны из других. Поэтому действительно сложные интеллектуальные задачи может решать только группа людей (интеллект).

Люди действительно живут большими человейниками, которые конкурируют, возникают и исчезают. И в борьбе выигрывают не особи, а группы, которые лучше организованы, которые лучше поддерживают и используют своих интеллектуалов.

Сходства между людьми и насекомыми одновременно являются уязвимостями человеческих систем. Когда такие особенности используются человеческими сообществами, в них проникает нечто насекомое, насекомая суть-природа, и часто она оказывается в больших количествах, чем изначально допускалось. И усиливается процесс насекомизации.


Человек — это животное, которое сошло с ума. Из этого безумия есть два выхода: ему необходимо снова стать животным; или же стать большим, чем человек…
/Карл Густав Юнг/

Путь наверх – это путь структурирования, он тяжел и сложен, он требует постоянных напряжения и работы, он требует преодоления дискомфортов, а не смирения с ними в виде игнорирования их. Поэтому обычно путь лежит к животному. А бежать по этому пути удобнее толпой.

;; Отличия человека и насекомого.

И этим же самым должны отличаться человек и инсектоид.

Инсектоиды – это те люди, кто похожи на насекомых больше, чем на людей, в том числе поведением. И дело здесь скорее не в личностях, хотя личность иногда тоже имеет значение, а в масштабе, с которого на людей смотреть. Насекомые – они социальные в данном контексте. Так что смотреть лучше на социальные системы людей, на системы связей. Деградация на уровень насекомых начинается сверху, на уровень личности она приходит позднее.

У насекомого нет свободы, нет свободной воли. Только программы. Это главное и высшее.
Человек осуществляет выбор и обеспечивает возможности для выбора.
Насекомое – нет.
Человек имеет программы помимо свободной воли, а насекомое – только программы.

Наследование – тоже есть вопрос изначального ограничения свободы наследственными структурами и вопрос изначального программирования на уровне структур. Наследование есть программирование путем наследства-как-кода. Программа наследуется и определяет жизнь. Человек не может добиться чего-то, если общество не предоставило ему пространство со свободой, где можно чего-то добиваться; если это так, что для человека остается тоже только наследование, что есть образ жизни насекомого.

Сочувствие-эмпатия-сострадание: насекомые его лишены.
У насекомых нет морали.
У насекомых нет рефлексии, насекомые не могут обратиться к своему «я», которого у них также нет.

Человек – прогрессирующий, а насекомое – нет. Человек предполагает внутренний рост структурирования, усложнение содержания; насекомое – нет.

Насекомые узкоспециальны, в этой специальности однофункциональны и одномерны, по своей сути являются деталями.

Чем больше структур, тем меньше свобод.
Для поддержания высших свобод нужны сложные структуры. Чем больше структур и меньше свобод, тем больше человейника.
Чтобы перманентно решать это противоречие, нужна многомерность.

;; Отбор и выживание.

С первой частью идеи отбора, с тем, что не приспособленные не приспосабливаются, а вымирают, и приспособленные являются приспособленными от рождения – с трудом, но вроде как разобрались.

Вторая часть сложнее.

Для начала, нужно добавить: «не приспособившиеся» – а УЖЕ приспособленные, давно приспособленные, от рождения.

К чему приспособленный?

К среде. В водной среде будут побеждать водоплавающие. В благородной среде будет побеждать благородный. В мерзкой среде будет побеждать мерзавец.

В этом – система и системность, и закономерность. Случайности случаются, но редко и несистемно.

Среда отбора и участник отбора неразделимы.

Наименее приспособленный к среде – неудачник.

Можно иметь любые достоинства – но достоинства они только на первый, эмоциональный, взгляд. Среда предполагает соответствие себе, и это ее критерий. И эти соответствия она задает, устанавливает как достоинства. И интеллект, и сила могут оказаться не достоинствами, а недостатками, которые будут снижать выживаемость.

«Приспособленный» подразумевает «здесь и сейчас»; никаких «приспособленных вообще» не бывает. А «здесь и сейчас» могут быть короткими, а могут быть долгими.
Человек может быть как угодно хорош по каким-то критериям; но окружающий мир-среда говорит ему: твои достоинства конкретно сейчас не нужны; так что будешь неудачником.

В общем многомерность, множественность функций в сложных системах должна быть достоинством; но постоянно многомерные системы проигрывают одномерным. Зато одномерные быстро гибнут после победы, не вписываясь из-за одномерности в новые условия. И тогда выжившие многомерные снова оказываются победителями; если, конечно, им удается пережить неудачный период.

;; Главное: свобода.

Уровней свободы два:
1. Человек обладает свободой воли – это фундаментальное. Метафизический вопрос свободы, он же религиозный, он же трансцендентальный и т.д.
2. Человек обладает свободой действий – это чисто техническое. У насекомого свободы нет.

Улей для людей кажется формой бытия. Но на самом деле он форма небытия. Это человек видит бытие пчелиного улья. Пчела, даже королева, никакого бытия ни улья, ни себя не видит.

Человек выражает-проявляет себя исключительно путем выбора из вариантов, которые предоставлены ему свободой. Степени свободы могут быть различными; но варианты, где вероятность стремится к нулю, нельзя считать свободными. Их можно отнести к отдельному выбору – самоубийственному. Нет смысла грабить банк, когда один шанс на успех из ста.

Нет выбора – нет проявления человека. Потому что нет возможности для его проявления. Возможности предлагаются свободой выбора.

Нет свободы выбора – нет и возможностей.

Для того, чтобы выбирать между свободами, нужно их понимать, нужно их чувствовать. Чтобы выбирать между деньгами и собственным или чужим деструктурированием, нужно чувствовать это структурирование. Когда структурирование человека не чувствуется, выбор исчезает, он превращается в «деньги против ничего». Это же касается любви, веры, некоторых моральных аспектов, которые также могут в сознании видеться и как ценные структуры, и как ничто.

Смысл выбора – чтобы было, из чего выбирать.

Если человек отрицает свободу воли, считает себя заводным органчиком, то дальше с ним обсуждать нечего, кроме деталей быта.

Человек – кто он?

Человек – это совокупность выборов, которые он делает.

Когда задается вопрос: «Кто этот человек», в ответ перечисляются варианты выбора, какие этот человек совершил. Если в ответ перечисляются наследственные характеристики, то это не жизнь людей, а жизнь насекомых.

Без свободы нельзя даже сказать о том, кто есть конкретный человек.

Человек есть то, что он выбрал.

Человек характеризуется по совершенному им выбору. Если выбор не был сделан, потому что был невозможен, то характеризовать человека нельзя.
Чем больше свобод, тем больше человеческого может быть проявлено-оценено-создано. Тем больше измерений в мире. Тем больше собственно человека, поскольку человек есть то, что он выбрал.

Это к вопросу, зачем нужна свобода и зачем нужно больше свобод.
Например, есть мнение, что мужчины стали отстой.
А почему?
А потому что они ничего не выбирают. А не выбирают потому, что свобод нет.

Насекомое исполняет заложенную в него инструкцию. Свободы у насекомого нет. Самосознания тоже.
Инсектоидные системы помещают человека в скафандр тела, и пытаются запретить человеческие проявления. Так получается человек-никто, потому что только выбор определяет, кто именно есть конкретный человек. При лишении свободы у человека возникает хронический психоз, поскольку человек эволюционно развился как обладающий свободой.

В своем общем функционировании человек отличается от насекомого свободой воли, которую он реализует; в своем профессиональном функционировании человек свободу воли не реализует, и от насекомого качественно не отличается.

За насекомое все выборы сделаны до его рождения. Улей отличается от человеческого общества тем, что в улее нет свободы выбора, и нет даже субъектов, которые эту свободу могут захотеть выразить. В улее нечего выбирать и некому. Накопление структур в человеческом обществе ведет к сокращению и в перспективе к ликвидации свободы, что и превращает получающееся в результате пост-общество в улей.

Разница оказывается в том, что в каждом насекомом будет сидеть человек, субъект, лишенный возможности что-то сделать.

Единственное, что разрешено насекомому – это потребление. У насекомых – только еды, у насекомых людей – еды, еще и вещей, услуг и других людей. Потребление происходит из аналогов пищевых предпочтений на эволюционном уровне обезьян. Когда нет выбора, то и это иногда считается за выбор. Но как и все искусственное, такая система очень ограниченна по времени жизнеспособности.

Почему происходит фундаментальное тяготение к насекомости со старением систем?

Потому что чем дольше живет система, тем больше культурной инерции она накапливает; а чем больше инерции, тем больше у нее накапливается структур; и чем больше структур, тем меньше свобод; и чем меньше свобод и больше структур, тем ближе к насекомым.


Свобода и человек – взаимоисключающие понятия.