Война и мир. Эпилог. гл. Э-2-9а и Э-2-9б

Э-2-9а

Но если для разума суть всей свободы
Есть противоречье без смысла, ума:
Свершить ряд поступков «различной породы»,
Причём в одно время и только лишь два;

То это и есть суть, что признак сознания,
И в том подтвержденье ещё лишний раз,
Что наше сознанье, как наше понятье,
Наш разум — различный в понятиях класс.

Вот это и есть то сознанье свободы,
С него возникает побочный вопрос,
Как мы появились? — от бога «приплода»,
Хотя сей вопрос до нас не дорос.

Вся жизнь состоит лишь из действий, понятий:
Ответственность, совесть, добра, греха, зла,
Но эти понятья «находят объятья»
В вопросах из нашей же жизни — сполна.

Вопрос богословия, этики, права,
Свободен иль связан живущий субъект?
А это — истории нашей забава,
Какой она даст нам на это ответ?

Настало удобное в обществе время
Для распространения знаний любых,
Написаны книги, для нас словно бремя,
Невежеством пахнет в науке от них.

На самом же деле, души и свободы
У нас, у живущих, не было и нет,
Поскольку понятия другой есть породы,
Моральный над нами от них светит свет.

Вся жизнь человека — в муску;льном движенье,
Всё под управлением нервных систем,
И от обезьяны происхождение,
Все пишут, хотя уже ясно нам всем.

Не подозревая, уже давно признан,
Как необходимости этот закон,
Но снова и снова твердят, чем он вызван,
Итогом естественных знаний весь он.

Но он освещает одну часть вопроса,
Знать не продвигает с другой стороны,
Сознанье свободы — вторая часть спроса,
Для нас, человечества очень важны.

Но как всё сознание нашей свободы,
Нам с необходимым законом связать,
Не может решён быть наукой природы,
(И физиологией, и зоологией),
Возможности нет и сейчас увязать.

К примеру, в лягушке и в мире животном,
Мы видим лишь мускольно-нервный аспект,
Уже в человеке, как в вечно заботном,
Ещё и сознания — «страшный дефект».

Учёные в области естествознания,
Пытаясь решить этот сложный вопрос,
Они штукатурам подобны в деянии,
С которых взыскали бы строго весь спрос:

Когда бы они в своём ярком порыве,
Замазали окна вместе; со стеной,
Возможно, «в случайном и пьяном их срыве»,
Но ровно, красиво — довольны собой.

Свобода и необходимость явленья
Причастны не сущности воли людей,
А чтобы представить всё их проявленье,
В прошедшем, в условиях — ныне, теперь.

По этой причине в науке истории
Нет противоречий и тайных причин,
Как неразрешимой проблемы и более,
Понятий тех двух, как для наших «кручин».

В её рассмотрении — лишь представленье
О жизни, как части природы людей,
Где противоречия этих явлений
Уже совершились «с закрытьем дверей».

В действительной жизни любое событье,
Включая работу живущих людей,
Мы воспринимаем обычным, как житием,
Без противоречий и даже смелей.

Любое событие — частью свободно,
И необходимо нам часто всегда,
И действия наши тому же подобны,
Не делая радости нам иногда.

Понятье в истории о нашей свободе,
О степени большей иль меньшей для нас,
Похоже в сравнении, как о погоде,
Плохой ли, хорошей иль средней подчас.

Вот в этом-то плане оно и различно,
С какой точки зренья о ней нам судить,
Но — и постоянно настолько привычно,
Мы с этим понятьем всегда будем жить.

Оно представляется соединеньем
Свободы и нужности в каждый момент,
В обратной пропорции их проявленья,
Чем больше свободы, как в нём элемент,
Тем меньше нужды в нём, как весь сантимент.

Примером опять же нам служат сравнения:
Кто тонет, хватая другого — спастись,
Голодная мать, изнурённа(я) кормленьем,
Крадущая пищу, ей нечего есть.

Считаются меньше виновными в этом,
А значит, и меньше свободы им в том,
Но нужность в деяниях больше при этом,
Тому, кто с условьем их жизни знаком.

А тот, кто не знает условий их действий,
Тем больше свободы и в действиях их,
Но необходимости меньше для чести,
Тонул ведь он сам и без всяких помех.

И тот человек, совершивший убийство,
Давно, двадцать лет тому было назад,
Живущий и ныне спокойно и «чисто»,
Он меньше виновен за этот свой ад.

А кто изучает всё тот же поступок,
Но тоже уже через двадцать вновь лет,
Хотя и считается более круток,
Но необходимым от множества бед.

Но боле свободным тому он казался,
Кто видит всё тот же поступок сейчас,
Во всех этих случаях «путь в том касался»
Тому же закону «без всяких прикрас».

Свобода в деяниях всех человека,
Не есть постоянная величина,
Условия, время меняют субъекта,
Меняет и степень свободы она.

И необходимость за ней как бы следом
Меняет значенье в обратный свой знак,
Ей словно закон этот вместе им ведом,
Но всё по-другому не станет никак.

Чем больше нужна в деле необходимость,
Тем меньше свобода в том деле нужна,
Но, если последняя «видит терпимость»,
Свобода в том деле, конечно, важна.

Любая наука и даже религия,
Едины во мнении: это закон
Имеет по жизни свою привилегию,
В основе — как базу имеет и он.

Как связь, совершившего некий поступок,
С причиной, ко времени, внешней средой,
Как необходим он, «настолько же хрупок»,
Связь с внешним всем миром любой стороной.

Оно, отношенье и есть основание,
Что тонущий мене(е) свободен во всём,
И требует больше к себе он внимания
И необходимость — какая-то в том.

Его отношенья в семье и в народе,
Живущего в обществе, вместе с людьми,
Являются тормозом в той же свободе,
В счёт необходимости с «собою борьбы».

Вторым звеном связи живущих в сим мире,
По времени жизни понятье есть в том:
Понятье о месте, где действия были
И время свершенья — сейчас иль в былом.

В том есть основанье считать «грех» человека,
Кто повод к рождению рода нам дал,
Быть меньше свободным, чем брак сего века,
По жизни он в прошлом свободой страдал.

Была ли свобода иль меньше иль больше,
Имеет со временем прочную связь,
Чем время свершения длится, тем дольше,
То «суд над поступком решает участь».

Но если судить о поступке свершённом,
Сейчас, лишь минуту всего как назад,
То он представляется мне как свободным,
При тех же условьях без всяких утрат.

Но если лишь месяц прошёл от свершенья,
Уже находясь я в условьях других,
И если поступок подвергся сомнению,
Во(о)бще совершён ли в порывах лихих?

То много полезного, необходимого,
И как понятье о нём нам вообще,
То мы не нашли бы чего-то невинного
И всё бы казалось нам в жизни проще;.

Но если чрез долгие воспоминания,
Судить о поступке, каким был бы он,
То мне будет трудно принять во внимание,
Как если поступок не был бы свершён.

Такое же точно мы видим участие
Свободной всей воли и в наших делах,
Свершившись, событие большею частью,
Известных людей в нём — прямая участь.

В событии более нам отдалённом,
Мы видим уже неизбежный итог,
И даже похожим и чуть приближённым,
Не можем представить себе, если б смог.

Э-2-9б

Чем дальше назад мы все видим событья,
Тем меньше мы видим в них и произвол,
И все в том подобные вновь в них «открытия»,
«Нам как забивают в сознание гол».

Война австро-прусская есть как бы последствие
Политики хитрого Бисмарка в ней,
Но Наполеона — с сомнением действия,
Деяньем нам видятся воли людей.

В крестовых походах мы видим событие,
Что нам без него как бы «не обойтись»,
В том плане — нам трудно представить развитие,
Всей новой исторьи Европы, как жизнь.

Но для летописцев крестовых походов,
Событие — воля отдельных владык,
Но в переселении раньше народов,
Уже в наше время писать не привык.

Чем дальше назад наш предмет наблюденья,
Сомнительней тем и свобода людей,
Тем нам лишь нужнее закона введение,
Как необходимости — всем нам видней.

Последним из трёх оснований закона
Для нас есть доступность всей связи причин,
Где в деле лишь действует разума зона,
И для придания делу почин.

Где всё понимание всяких явлений,
И каждые действия наших людей,
Должны иметь место и определение,
Как следствие для предыдущих деяний,
И в том, как причина, вся скрытая в ней.

Когда не понятна причина поступка,
В случа;ях злодейства, добра или зла,
То доля свободы в нём боле доступна,
Чем все остальные, другие дела.

В случа;ях злодейства идёт наказанье,
В случа;ях добра — мы все хвалим его,
В случа;ях иных, безразличных деяний,
В них доля свободы превыше всего.

Когда же в поступке раскрыта вся тайна,
И если известна одна из причин,
В нём необходимость уже не случайна,
Другой тогда видим в поступке почин.

Снижается степень вины и расплаты,
Становится меньше и степень заслуг,
Свободы при этом всё большей утраты,
Возможно, воспитан в нём этот недуг.

Вся закономерность любого поступка,
Иль секты, иль партии будь он главой,
Теряет свободы часть в этой попытке,
Когда нам известны мотивы порой.

Итогом всех наших за всем наблюдений,
Когда перед нами поставлена цель,
Найти в сих поступках факт соотношений
Причин и последствий, «плывущих на мель».

И в соотношении, найденном нами,
Причины и следствия действий людей,
Как бы вытекают и действуют сами,
Законы для общества — и по сей день.

Считаем все действия с меньшей свободой,
Но с необходимостью большей всегда,
Конечно, при том как смотря «по погоде»,
Чем связь та вернее с причиной когда.

Когда же все действия про;сты и много,
То всё представление наше о них,
О необходимости их, как итога,
Полнее и больше намного других.

Бесчестный поступок в семействе ребёнка,
Иль женский бесстыдный, известный каприз,
Иль пьянство кого-то, «как жизни вдогонку»,
Хотя — всё подобное есть и сюрприз;

Нам всем представляются с большей свободой,
Чем боле понятнее связь в том причин;
Когда с человеком особой породы:
С нехваткой ума уже лишь от природы,
Пытаемся дело иметь мы в почин;

То видим здесь долю в том необходимости,
И большую, чем ту же долю свобод,
Поскольку известна причина терпимости,
Предвидеть поступка его может тот.

И только на этих основах закона
И строится вся невменяемость дел,
Всех тех преступлений, снижающих зону,
Вину обстоятельств и их весь удел.

Вина представляется большей иль меньшей,
В сравнение с уровнем знаний всех дел,
Поступка во время его же всех действий,
С момента свершенья и до осужденья,
Причин пониманья — таков и удел.