Пустыня семидесятых

П  У  С  Т  Ы  Н  Я     С  Е  М  И  Д  Е  С  Я  Т  Ы  Х
композиция

                За  шестидесятыми лежит тундра.
                За семидесятыми – арктическая пустыня.
                Она переходит в ещё более безжизненные восьмидесятые,
                и девяностых по сути нет.

+++

В молитвах льва песчаные часы
Струятся от  заката до восхода.
На чёрном камне капельки росы
В холодном сне оплакивают годы,

И капли те вылизывают львы.

Бледнеет ночь, и рвутся на свободу
Светила сонного лучи из-за песков,
Раскалывая, будто камни, хрупкий воздух
На тысячи мельчайших кусков.

Но о грядущем спрашивали вы.

Пустыня звёзд выглядывает в ночь
Из-за барханов солнечного света,
И, свет дневной пытаясь превозмочь,
Взмахнёт мечом кровавая комета,

И разольётся в сумраке заря.

С лучом последним явится мессия.


Города
(причитание)

Каменные огороды,
                розы…
каменные лица поэтов и убийц…
Жёлтые больницы,
                уличные повороты,
                светофоры…
Жёлтые огни сумасшедших небоскрёбов…
Тянут руки по карманам воры
                и издатели…
Пощади!
Каменные идут лавины
автомобилей и упрёков,
                самоубийц
                и модных песен…
Делятся на половины
парки и мосты,
                фонтаны…
Будь собой!
Оставь надежды в чугунном сейфе богомолья
                церкви…
Женщин животы,
                зады,
                канканы…
Капканы цепких взглядов,
нежностей липких
улыбок издевательских и милых…
Да здравствуйте же, блюди!
Я сигареты на парапете авиавокзала
раздаю и не курю.
Я ушёл в запреты,
я в песнях реактивного накала,
я – столб, попирающий общество…
Я в пламени реклам горю…
Останься в Лабиринте
                магазинов
Минотавр!
В Харибде ресторанов,
Одиссей,
в Скилле пистолетов,
вылей пулю взглядов.

Прости меня.
Цепляясь за решётку
железнодорожной загородки,
я провожаю свой поезд.

И солнце, как холодная луна,
расплылось в небе,
как яйцо на сковородке
выжженной пустыни.

В его лучах
пляшут пылинки –
                города.




ЦУНАМИ
                всем судам, находящимся
                в море! Внимание! Внима

Молча встань и уйди
из приличной компании,
где не пьют дешёвые вина.
Ах, страна золотая, Шампания!
Ах, страна дорогая, Пингвиния!
Ах, штаны из берёзовых ситцев
                долго могут носится…
Ах, заплаты
                из лохмотьев тумана
и заснеженных гор горловины!
Прёт цунами из океана
в буржуазную половину!

В буржуазные будуары
золотых околечек, вонючих ножек,
лезет, лезет волчанка старая
с рыжей гривой и мордой львиной,
золотых брошек, блошек, мошек и вошек
перерезать скоину!


Всё потонет в потопной лавине…
Не оставь меня в беде, бедуина,
ты разбрызгай меня, цунами,
в облаках, что кружат  стадами
без штанов или со штанами,
и умчи в пене слёз в пучину,
и верни золотым дождём
в бархатистую сыпь прибоя
на безжизненную равнину…



Утро

А ты всё так же хороша,
как вечером,
холодная заря.
И про любовь
твердить мне нечего,
всё повторять.

А ты всё та же птица
редкая
по клетке мечешься.
Я улыбаюсь – бьётся веткою
в окно метель,
моя советчица.

Не надоело ли скитаться
во снах
и розовых мечтах?
Судьба смеётся,
может статься,
и мы обязаны остаться,
 
и белоснежная постель,
и дышащая сном подушка,
и ель под окнами растущая,
и солнечная акварель,

и крошатся по дням года,
и над судами человеческими
подняться
надо бы,
но я
к скале прикован навсегда.



Я остановился и оглянулся. У колодца
стояло несколько длинноволосых.
В глазах тускнело одиночество;
вставало солнце. Начинался день.
Что делать им?
Курить? Глотать колёса? Пить?
Колоться? *
Может быть.
Может быть.

Я бросил сигарету и рядом сел на камень.
Я был в рубище –
не было денег на джины.
В ладонях и ступнях кровоточили
следы гвоздей.
Мне досталось от людей.
И что ж? Глотать колёса?  Пить?
Иль у колодца удавиться?
Может быть.
• * арго – курить – имеется в виду курение наркотиков
•             - глотать колёса – употребление  н/с в таблетках
•             - пить – употреблять жидкие н/с
•             - колоться – внутривенная инъекция н/с


Перебирая песчинки окровавленной рукою,
я думал о грехах и о вине людской.
Я – воскрес – но не искупил,
и понял, что не искупить
своим страданьем, и страданий не облегчить,
и, раны вымыв чистою водой,
я руки поднял и спросил:
- Что делать, Господи? Глотать колёса? Пить?
Колоться?
- Может быть.

Он не ответил мне.
Прозрачною голубизною
и свежей чистотой
дыхнул мне в сердце.
Оно уже не билось.

- Ты разве наш? Хиппуешь здесь, в пустыне? –
спросил  усатый, шевеля с трудом губами.
– Я ваш Спаситель, - ответил я.
- Спаситель? Ты нам принёс колёса?
– Нет. Я приготовил грёзы.
 – На что нам грёзы? Пить? Курить?
Уйти за миражом в пустыню от колодца?
Ответь мне. –
Может быть.
Может быть.

Они хотят найти готовые ответы.
Они и так во власти грёз.
– Вам чудо сотворить? – я закричал в отчаянье.
Они смотрели равнодушно.
Они не знали, что такое чудо.
А что не чудо.
 – На что нам чудо? Пить ? Курить?
Колоться?
Глотать колёса?
Может быть.

Мы долго здесь сидели у колодца.
Но вдруг раздался рокот,
я ниц упал, но, осмелев, поднялся и увидел:
огромная толпа с воем и стенаньем
каток катила, укладывая асфальт.
– Куда вы люди? Ищите Христа в пустыне?
С креста хотите снять, избавить от мучений?
– На что он нам? Глотать колёса? Пить?
Пускай висит он.
– Может быть.

Они катились в ад
наклонною дорогой,
чернее чем асфальт.
Все суетились,
но сердца уже не бились.

Усатый  вытер пыльное лицо  рукою.
Все поднялись и от колодца
ушли туда, где не было дорог.
Где смысла нет курить,
глотать колёса и колоться.

Ветер лёгкий их замёл следы,
чтоб не нашёл никто дорогу от колодца
в их смерть. Да.
Может быть.
Может быть.

Я сделал чудо: они бредут меж звёзд,
всегда в росе и в синеве рассветной.
Всегда в пути, всегда в пыли.
Над ними проливают слёзы
Прекрасные Сивиллы,
которые всё знают наперёд…
А что же дальше? Пить? Курить?
Глотать колёса?
Может быть.
Может быть.

В холодных сумерках свечи огарок угасает,
и пальцы холодит печальный взгляд.
Он страдает и наши все страданья знает.
Он сам – наши совесть и страданья,
глядящая с укором в небеса земля.

Грядущее придёт, оно неотвратимо,
и вспомнится та встреча у колодца,
когда мы спрашивали,
что нам делать?
Пить?
Курить?
Глотать колёса?
Колоться?
А он нам отвечал печально:
Может быть.
Может быть.



             15 декабря 1978 года - июнь 1981 года         

               +++


Рецензии