Эльзэ Ласкэр-Шюлер. Книга Фивы
Молитва
Везде ищу я город тот,
Стоит где ангел у ворот,
Чьи крылья на своей несу я стати,
Хоть их изломанность меня гнетёт
Как и на лбу звезда его печати.
Ночами в странствии я вновь,
Ведь в мир я принесла любовь,
Чтоб каждый сердцем ощутил цветенье,
Но жизнь мне истомила кровь —
Лишь Бог хранит моё сердцебиенье.
Сомкни ж свою порфиру, Боже, надо мной,
Я знаю: мне в стеклянном шаре быть одной,
И, коль последний человек забудет уж о мире
Ты, Всемогущий, доли не лишишь меня иной:
Земной мне новый шар создав в твоём эфире.
Моя мама
Была она тот Большой Ангел,
Кто возле меня шёл?
Или лежит моя мама погребена
Под небом из дыма —
Никогда не цветёт просинь над её смертью.
Но всё ж свет из моих глаз
Ей светил.
Не затонули б мои улыбки в лице,
Я развесила б их над её могилой.
Но я знаю одну звезду,
На которой всегда день,
Эту звезду я хочу нести над Землёй мамы.
Я буду теперь всегда совсем одна
Как тот Большой Ангел,
Кто возле меня шёл.
Примирение
И звезда в лоно моё падёт...
Этой ночью мы хотим оставаться в бденье
И молиться на языках,
Звучанием арфам подобным.
Мы хотим помириться этой ночью —
Так много Бога струится над нами!
Дети — наши сердца, и хотели б
Забыться устало и сладко.
А наши губы хотели бы слиться —
Чего же ты медлишь?!
Не проводи границы
Меж сердцем своим и моим —
Вновь к щекам моим приливая,
В них твоя полыхает кровь!
Мы хотим помириться
Этой ночью.
Мы не умрём, если любовь
Наши сердца сольёт!
Этой ночью звезда
В лоно моё падёт...
Мой народ
Скала ветшает понемногу,
С чьим вытекала я истоком,
Чтоб песнопения мои петь Богу.
Но с русла, чьим напевам вторю,
Внезапно сброшена в себя потоком,
По плачущим камням в теченье одиноком,
Вдали я приближаюсь к морю.
Но и в отхлынувшей
Моей крови
Испорченом вине
Ещё звучит за годом год
Всегда призывным отзвуком во мне,
Когда ветшающей скалой с востока
Взывает к Богу
Мой народ.
Senna Hoy
С тех пор как ты погребён лежишь на холме,
Земля сладка.
Куда бы я теперь на цыпочках ни пошла,
Сверну на светлые дороги.
О твоей крови розы
Мягко пропитывают смерть.
У меня нет больше страха
Умереть.
На твоей могиле я цвету
Со всеми вьюнами.
Твои губы меня всегда звали,
Теперь моё имя мне назад не вернуть.
Лопата, что землёй тебя засыпала,
Засыпала также меня.
Оттого на мне ночь всегда
И уже в сумерках звёзды.
И я непонятной нашим друзьям
И чужой стала совсем.
Но ты стоишь у ворот самого тихого города,
Ты — Великий Ангел, и ты меня ждёшь.
Мария из Назарета
Грезь, медли, Мария-девушка —
Везде гасит ветер роз
Все чёрные звёзды.
Баюкай на руках твою душеньку.
Все дети прибудут на ягнятах,
Курчаво-лохмато проскакав,
Чтобы Боженькина видеть.
Также много цветов кустов
Мерцая с оград,
Также тут большое небо
В коротком синем платье Его!
Древний тибетский ковёр
Твоя душа, мою что любит без ответа,
Её лишается уже в канве ковра с Тибета.
Хотя лучи в лучах так влюблены тут краски,
По небу звёзды принимая друг от друга ласки.
На роскоши ковра в покое только наши ноги,
Хоть-в-петлях-тысяча-дорог-но-в-тысяче-нам-нет-дороги.
О, сладкий ламы сын на троне, в мускусной надежде
Губами как ты долго губы у меня уже целуешь,
И сколько лет щека к щеке уже мы, вытканные прежде?
Песнь
Воды встали несметны
за моими глазами –
суждено мне до капли последней
слезами излить их.
Как всегда мне хотелось
улететь с перелётною стаей –
на воздушных потоках парить,
задыхаясь, влекомой ветрами.
Безутешна,
как я безутешна!..
Лик, залитый слезами на шёлке луны,
только знает об этом.
Зазвучала молитва кругом –
рассвет подступает.
Крылья я изломала
о твоё отвердевшее сердце.
Наземь пали дрозды
с посиневших кустов,
словно траура розы
всем свитком.
Но во всём затихая,
их щебет ещё
ликованием
тщится продлиться.
Но ещё я хочу
улететь с перелётною стаей.
Иосиф будет продан
Ещё играли ветры с пальмами барханного откоса,
Но темный полдень лёг уже в пустыне.
К Иосифу не послан ангел был с небес в их благостыне,
И он рыдал, что за отца любовь к нему страдает ныне,
А сердце грезилось отца ему как молоко кокоса.
А братья пёстрою чредой тянулись вновь к востоку Бога,
И были сделанному ими уж совсем не рады,
И путь в песках лежал им скудным серебром награды,
К Иакова же сыну чрез барханов лунные громады
Уже вела торговцев караван судьбы Иосифа дорога.
О, часто как Иаков с жаром вопрошал Всевышнего о сыне,
Всевышний, как Иаков, был со млечнопенной бородою,
Иосиф верил, что отец взирает с облаков, встревоженный бедою,
Чтоб поспешить ему на помощь гор святых грядою,
И с этой верой засыпал под звёздами в пустыне.
Прелестный юноша был выслушан его нашедшим людом,
И в сыне от Иакова торговцы не нашли порока,
А как в рабе высокородном виделось в нём много прока,
И так Иосиф в ореоле Ханаанского пророка
Был по пескам влеком навьюченным верблюдом.
Египет в праздности к нужде исполнен был презренья,
А в этот год пшеницу засуха сгубила.
Но караван вступил в Египет, и провидца сила
Иосифа в дом Потифара привела у Нила,
И там Иосифу вручились снов снопы прозренья.
Эльзэ Ласкэр-Шюлер. Услышь же, Боже...
Мои глаза сжимает ночь
Своим кольцом как из свинца,
Пульс в пламя обратил мне кровь лица,
Но холод даже с ним не превозмочь.
И я от этого ещё при жизни, Боже,
О смерти грежу как спасении в беде,
Давясь ей в хлебе и пия её в своей воде.
А для моей беды нет меры на Твоих весах, за что же?
Услышь же, Боже... Я небес воспела синеву,
Твоих небес, о них лишь песнопенье,
Что ж нет ни дня, Твоё в котором было б дуновенье,
Что ж сердцем пенья я стыжусь как шрама на яву?
О, Боже, где я кончу, где ещё я буду?!
Ведь также звёзды и луна — плоды Твоих долин!
Чего ж у красного вина уж в грозди привкус глин,
И горечь в косточке любой Твоих плодов повсюду?..
Свидетельство о публикации №123120402341