Мы проморгали его юбилеи

      Сегодня исполняется 105 лет со дня рождения Александра Солженицына. Предлагаю Вашему вниманию мою статью, написанную ровно четверть века тому назад.

      Пишу вослед 80-летию Александра Исаевича Солженицына. К сроку не написал, потому что хотелось предварительно взглянуть на верховные – московские – юбилейные мероприятия, включить и их в полосу раздумий.
      Солженицын – один из немногих писателей, ставших нашей историей. Хотим мы того или не хотим, читали мы его или только слышали о нем, поклоняемся ему или отвергаем – Солженицын вошел в химический состав нашего сознания и его оттуда уже не выпарить, не вывести в осадок, не освободиться. Наконец, это самый известный в мире русский писатель. Даже Льва Толстого не знают так широко.
      Кстати, я так и не мог свыкнуться с ленинским утверждением Льва Николаевича на роль «зеркала русской революции». Толстой с его глубинным лейтмотивом «любите друг друга!» не жаловал никаких революций кроме духовной, которая совершается внутри человека. Лев Николаевич скорее годился на роль «зеркала духовной эволюции», он и стал таким зеркалом, написав одиннадцать томов дневников, «историю своей души», и она уже давно бы могла служить воспитанию российской нации, но до сих пор остается невостребованной и даже недоступной для широкого читателя.
      Действительным зеркалом русской революции суждено было стать Александру Исаевичу Солженицыну. Вернее, сначала ему довелось стать зеркалом гулаговских последствий революции, а уж потом зеркалом ее самой в виде громадного «Красного колеса». Увы, тоже  не востребованного сегодняшней Россией.
      Почему?
      Давайте вспомним вкратце историю наших отношений с великим соотечественником.
      В 1962 году на страницах «Нового мира» словно гром среди ясного хрущевского неба раздался «Один день Ивана Денисовича» - один день рядового зэка в рядовом сталинском лагере, описанный без всякого нажима, просто и естественно. В «Одном дне…» Солженицын  не изобретал ничего, он обыкновенным образом вернул язык правды в советскую литературную взвесь, замешенную на полуправде и лжи, продолжил дореволюционную классическую линию русской литературы. И наша читательская душа, истосковавшаяся по художественной правде жизни, возликовала. Спрос на журнальный номер был так силен, что «Новый мир» впервые в своей практике пошел на подпечатку большого дополнительного тиража. С тех пор в течение тридцати лет интерес к Солженицыну не охладевал. Наоборот, он только разогревался редкостным, уникальным для того времени противостоянием писателя и опомнившегося тоталитарного государства, не терпящего правды. Статьи и открытые письма Солженицына, ходившие в «самиздате», «Раковый корпус» и «В круге первом», Нобелевская премия по литературе, «Архипелаг ГУЛАГ», повлиявший на международную атмосферу, подорвавший идеологию левого движения на Западе, – всё это, еще и обрастающее фантастическими слухами, сделало Александра Солженицына фигурой титанической. Высылка его за рубеж в 1974 году уже выглядела как выигранный писателем решающий раунд в неслыханной борьбе. Да и потом: доходящие до нас известия о затворнической работе Солженицына в Вермонте, проникшие из-за рубежа «Август четырнадцатого» и «Ленин в Цюрихе», - всё говорило о зарождении грандиозной эпопеи, основанной на богатейших заграничных архивах. Накатывайся на нас «Красное колесо» по мере его написания – недостатка в читателях бы не было. И размеры бы не смутили, а, напротив, радовали бы. Читали бы ночами и переснимали, и перепечатывали бы, передавали из рук в руки – страна наша и вправду была тогда литературоцентричной.
Но эпопея обрушилась на нас только в девяностом году, когда мы и без того захлебнулись нахлынувшим «перестроечным» течением и чтением. Гласность гласностью, а солженицынскую «тяжелую артиллерию» власти не пущали в страну до последнего. Зато 1990 год был объявлен «годом Солженицына». Толстые журналы вздымали себе тираж на долгожданных текстах. «Красное колесо» в буквальном смысле разорвали на части. "Звезда" публиковала «Август четырнадцатого», «Наш современник» - «Октябрь шестнадцатого», «Нева» - отрывки из «Марта семнадцатого». Всё это одновременно, ажиотажно. Я попытался выписать разом всё, но не всё было и напечатано. Уже нарушались обязательства перед читателями. Главным становилось – урвать.
      1990 год благодаря Солженицыну стал годом высочайшего триумфа толстых журналов. Но он же обозначил и начало их заката. Выкатив «Красное колесо» - хотя и без нескольких спиц, – СССР перестал быть литературоцентричной державой (а вскоре и вообще перестал быть). Читатели отхлынули от толстых журналов. Правду о событиях, о себе самих люди стали искать не в книгах, не в романах, но в средствах массовой информации. А свою потребность в художественности стали утолять телевизионными «мыльными операми». Не словом единым жив человек.
      В 1994 году в Россию вернулся сам Александр Исаевич. Вернись он хотя бы четырьмя годами раньше – его бы всюду встречали стихийные народные демонстрации. А в 94-м нас уже заедали новоявленные проблемы.
Мы проморгали все юбилеи Солженицына. В 58-м мы его еще не знали. В 68-м и в 78-м если и поднимали рюмку за Исаича, то в узком дружеском кругу. К 88-му тоже еще не «перестроились» настолько, чтобы поклониться своему национальному герою с национального экрана. А к 98-му уже что называется перезрели. Та генерация людей, которая восхищалась его поведением, которой как воздух нужны были его «круги», «узлы» и «архипелаги», стареют нынче и уходят с исторической сцены. Генерация же «новых русских» или глубоко безразлична к основным солженицынским постулатам «жить не по лжи» и «одно слово правды весь мир перетянет», или не согласна с ними. «Новые» вновь считают, что корень жизни в силе (и, улыбнувшись, добавят: в финансовой силе) а не в правде. Вот, дескать, это и есть генеральная правда существования.
      Странно получилось. 20 лет тому назад мы не могли представить себе тот день, когда труды Солженицына в нашей стране можно будет читать свободно. А уже через десять лет этот день приблизился вплотную, и мы, предвкушая долгожданную встречу, никак не могли представить, что еще через 10 лет, то есть сегодня, когда всё позволено, когда российский президент награждает живого Солженицына орденом Андрея Первозванного, опять нельзя будет ни купить «Красного колеса», ни даже взять в библиотеке. Если уж в нашей областной научной нет ни одного экземпляра на абонементе, то что говорить о районных и прочих. Это ли не абсурд сегодняшнего «демократического» строя?
      Главная книга Солженицына, писавшаяся всю жизнь, раскрывающая ход и смысл величайшей российской да и мировой трагедии, незаменимый материал для нашего национального взросления, так и не пущена в обиход. И Президент со своими советниками скорее всего даже и не знает об этом. Иначе распорядился бы ради юбилея, «понимашь», напечатать и распространить.
      Конечно, теперь Александр Исаевич человек состоятельный. Настолько, что помогает материально тысячам бывших узников советского коммунизма. Хватило бы у него средств и на самоиздание. Да ведь совестно, наверное, Солженицыну докатиться до положения самоиздатчика в обществе, которое ему стольким обязано. А вот нам не совестно толкать его в эту сторону.
      Александр Исаевич отказался принять орден. Может быть, я сейчас говорю о истинных, хотя и невысказанных мотивах отказа. Если страна не прочитала, не оценила итоговую книгу писателя (ради чего он жил и мучался), то за что его награждают?

PS. Эта статья без моего ведома попала на глаза Александру Исаевичу, и он презентовал нашей мурманской  «научке» полное «Красное колесо» с приложением трех томов своей публицистики.
      
1998