Глава 3. Явление героя
1
Среди шалфея, горной мяты
Под звучных пчел живой полет
Красивый, но слегка измятый
По пляжу юноша идет.
Идет, как в море движет лодка,
Что покачнулась от буйка,
Вот так же чувственно-легка
И нетверда его походка.
Как пену моря в белой пудре,
Вдохнул прохладу строгий нос,
Но тучей скомканных волос
Грустят нечесаные кудри.
И, хоть кругом гудит жара,
Он тих и пьян уже с утра.
2
Все в крик: “Побойся хоть отца ты
И матери отвесь поклон”,
Но как не пить в Крыму двадцатых,
Что брагой смерти напоен?
С отрадой глупой и недетской
Он даже до воины немецкой
С ней познакомиться сумел,
Душой измучен, сердцем смел.
Для синдиката вексель долгий,
Как змия подлого искав,
Среди кудрявых крымских трав
Шипел купчишка из-под Волги.
Он для детей “подарок” вёз,
Что малышей довел до слез.
3
Прислуга англицкой подстилки,
Что сплюнет смерть в морскую гжель,
Привез он сладкие пастилки
С названьем модным “карамель”.
В Крыму так много сочных фруктов,
А он безбожно, зло и круто
Варил нам сахар на воде,
Что черпал, неизвестно где.
Чтоб нота вкуса не озябла,
Он грел несыгранный мотив
Эссенцией густой сменив
Кислинку сочных крымских яблок.
Но цвет их все же сохранил,
А как? – читай, коль хватит сил.
4
Дымок от фабрик вьет вопросом
Петлей затянутую нить:
Мешал он сахар с купоросом,
Чтоб карамель озеленить.
Ползя то яростней, то реже,
Зеленый змий желудок режет,
Знать, оттого, хлебнув винца,
В Крыму зарезали купца.
Но наш герой еще ребенком,
Увидев волн слатимых гжель,
Отведал эту карамель
И плакал искренне и тонко,
Когда залили спиртом рот,
Чтоб яд расплавить у ворот.
5
Домашних ругани площадной
Он повторить не мог уже,
Но с той поры он пил нещадно,
Запомнив их широкий жест.
А дальше – больше, в бражной силе
Отца в Германскую убили,
А мать петлюровский отряд
Сгубил, сменив любовь на яд.
Терзали долго и жестоко,
Сперва штыком кольнув слегка,
А после, давши трепака,
Ножом вывертывали око.
И пала плоть, как тонкий злак…
Ну как не пить, когда всё так.
6
Привычке злой по мертвым милям,
Бежать, приблизившись скорей –
И вот теперь зеленым змием
Душила жажда средь морей.
Саднит в гортани острый веник,
И есть не хочется, и денег
Уже не стало у него
На гиблых капель колдовство.
Еда, питье займет немало
И средств, и сил, но на одно
Желанье, будь в аду оно,
Найти во что бы то ни стало
Ему копеек предстоит…
И сломлен дух, и горек вид.
7
В мозгу винты вошли в колечки
От ножниц, что во взоре глаз…
А тут – друзья: “Мешка два гречки
Дадим, коль украдешь для нас”.
Стянулись губы, будто нити:
“Да я не вор, братва, простите,” –
Рот распластав густой дырой,
Хотел ответить наш герой.
Но он умолк понурой тенью,
Как девки-смерти гиблый зять,
Хоть у нее, но денег взять –
Он не ответил, к сожаленью.
И примерял, всплакнув с утра,
Не вор, бродяга, лик вора.
8
Но вырвал жизнь у смерти-стервы
Герой, пойдя на абордаж –
Украл на раз, хотя и первый,
Мешка два гречки для себя ж.
Бежал он крымскими лесами,
Ведь у друзей украл, что сами
Хотели сдать за воровство
Бродягу честного, его.
А после он побрел куда-то,
И звезды сыпались скорей
С его нечесаных кудрей
Слегка смешно и виновато.
Он брел, внимая каждый звук.
Куда? узнаешь после, друг.
Примечания
Сходные истории; когда купцы травили карамельками с купоросом детей, любящих сладкое, не были редкостью в начале 20 века в России. Такая драма развертывалась тогда не только в Крыму, но и, например, в Рязани.
Свидетельство о публикации №123120308277