Глава 7. Новый змей для террариума

Глава 7. Новый змей для террариума

1
Картина: трое в вечной славе,
И змей внизу лежит живой.
“Ты погляди, какой красавец,
Ты смог, мой друг, теперь он твой,” –

Надев на лоб нарядный чепчик,
Волшебница чуть слышно шепчет
И к дрессировщику бежит,
Что встал у комнатной межи.

Роняя с рук полынь и мяту,
Как звон духов, с бездушьем врозь,
Она упомянула вскользь:
“Ты объясни о нас солдату –

Встав перед бездной на краю,
Он просьбу выполнил мою”.

2
Ушла убийственная вьюга,
Грех смерти унеся во тьму –
Рукой обняв бойца, как друга,
Циркач проговорил ему:

“Напрасна паперть нежилая,
Ты шел ко мне, убить желая,
О чем я ведал за версту –
Убил ты только нищету.

Герой, в сраженьях неуемный,
Что ж жадно воздух ловишь ртом?
Ты прав, мой друг, хотя бы в том,
Что жажда крови – змей огромный

И он лежит передо мной,
Не постоим мы за ценой”.

3
Грехи – на коже духа стрии,
Змей кожу снял, сжав их в изгиб….
Ты купишь шаль своей Марии,
И дом еще, и сапоги.

Ямщик ты, не слетела сбруя,
А змея тотчас уберу я,
Чтоб правил тройкой лошадей,
Ты, друг навеки, не злодей.

Но вспомни, в музыке Плутона,
Есть три главы, одна еще
То там, то здесь…неровен счет
Секундной скачки полутона.

Секунда, твой ли диссонанс
Объединил в созвучье нас?

4
Ты песнь поймешь, лишь сядь на место,
И диалог сквозь век неси,
Секунда крупная – есть секста,
Что интервал святой Руси.

Пусть мчится тройка средь пригорков,
Средь них поменьше – есть семерка,
Где призвук Индии-жены,
Когда они обращены.

Какую выберешь, вторую,
Иль первую, наш край любя?
Так, друг мой, змей я дрессирую,
Но не людей и не тебя.

Теперь к волшебнице зайди,
Не грех, а дар неся в груди.

5
Влеком таинственною силой,
Что билась птицей из груди,
Солдат вбежал к колдунье милой,
Что прошептала: “Подожди,

Ты много пережил, не так ли?
Но, как закончатся спектакли,
Для бьющихся из сердца птах,
Ты напиши о том в словах.

Красивый и зеленоглазый,
Как муж мой, но моложе чуть,
Ты не задуй свою свечу,
А после нам неси рассказы.

О милой, иль… еше одной,
Не постоим мы за ценой”.

6
О, провиденье, душу радуй,
Как волны – флот не на мели.
Солдату заплатили вправду
За змея, что приобрели.

Боец, счастливый, но уставший,
Нес сапоги любимой Маше,
Следя смех милой, как радар,
Грех променял на новый дар.

Пел про израненные души
С печатью боли на лице
И севастопольцев в кольце,
Как будто сам Толстой, вернувшись.

А Маша, чья в грехе вина,
Что ж, изменилась и она.

7
Девицы – звук в манковой жиле,
Что не расслышать вам, отцы,
Они с волшебницей сдружились,
Как будто сестры близнецы.

Лет двадцать – в дружбе срок не страшен,
И, хоть одна сестрица старше,
Но глупость в мудрость словом лья,
Омолодилась и Марья.

Плывя зарей прекраснолицей,
Краснея, как фривольный стих,
Тех, кто в фойе, кусала ль их?
Но стала в цирке танцовщицей.

А пела только для своих,
Хоть голос был силен и лих.

8
Как струйки со скалы отвесной,
Журчала сквозь витрин огни:
“Ты пишешь много, интересно,
Но долг со службы примени.

Шепнула мне река-сестрица:
Вдруг с циркачами что случится?
Взбрыкнет какая-то змея,
Кто защитит, неужто я?

Но змеи что… из-под рогожи
Вползет и встанет, как диез,
Бемоля ждя,  как новых пьес, -
Опасней, друг мой, люди все же.

Чтоб их прижать, как крест к груди,
Охранником ты в цирк пойди”

9
И снова провиденье свыше
Сыграло в тон небесных нот:
Днем охраняет, ночью пишет
А, может, и наоборот

Солдат, что прежде был оболган,
Защитник и пера, и долга,
Что – воздух средь мирских услад,
Как театральный анфилад.

Повсюду и мертво, и скучно,
Когда в стене висят слова,
Коль геометрия мертва,
Когда пространство безвоздушно.

Но ветер оживляет их,
Как звон октавы, что не стих.

10
История, жеребчик сивый,
Всегда ль ты судишь по уму?
Но отыскал любви архивы,
Я, как-то раз побыв в Крыму.

Сотвроца оживили руки
Давно угаснувшие звуки,
Что не увянут никогда,
Коль вьются воздух и вода.

Огонь, рожден в подлунном мире,
Мой ветер, в семя охлади,
Вода, полей, прижав к груди,
А что земля – то Русь и шире.

О тайне всхода наяву,
Мой друг, лови еще главу.


Примечания

Секунда крупная – есть секста, что интервал святой Руси – я понимаю, что в традиционной теории музыки, когда нот семь, секста является обращением не большой секунды, а терции. Секста действительно очень русский интервал, и встречается в различных народных русских песнях. Обращением секунды традиционно является септима, или семерка. Малой секунды – малая, большой секунды – большая. Септима – довольно индийский интервал, интервал сестры Руси. Но, если допустить, что нот не семь, а четыре, а квинта, довольно чистый космический интервал, сходна с октавой, то положение меняется именно в ту сторону, как у меня написано в стихах. Большая секунда (два полутона) – секста (через трижды сложение по два полутона), малая секунда (полутон) – септима (через сексту-терцию и еще плюс или минус полутон). Данный счет напоминает сходящиеся и расходящиеся пропорции. В войну пропорции, как правило, сходящиеся. Здесь – тоже сходящаяся. Еще, если говорить о музыке ДНК, то нуклеотидов тоже 4, как и первичных нот. Кстати, дудочка неандертальца тоже имела 4 отверстия. Остальные звуки достигались так называемым полифоническим человеком за счет одновременной вокализации сразу двух пар связок – и голосовых, и вестибулярных. Данное предположение также мне кажется весьма интересным, хотя и не относится к теме данного романа. Но о неандертальцах у меня также есть стихи, с которыми читатель может ознакомиться позднее.

Если говорить на языке более привычной нам теории музыки, данные катрены могут звучать так

Ты песнь поймешь, лишь сядь на место,
И диалог сквозь век неси,
Секунда с квадрой – будет секста,
Что интервал святой Руси.

Пусть мчится тройка средь пригорков,
Секунда с квинтой – есть семерка,
Где призвук Индии-жены,
Когда они обращены.

Но глупость в мудрость словом лья – по-моему, мудрость – это вторая юность, а глупость – это старость в любом возрасте.

Как театральный анфилад – ряд последовательно примыкающих друг к другу пространственных элементов (помещений, дворов, градостроительных пространств), проёмы которых расположены на одной продольной оси. Не безвоздушное пространство, а пространство с воздухом геометрического объема.