Нагревать и плавить

   < 1. Чтобы бежать из ада >

Автобус,
вывези меня из адского места!
Горько, холодно. Спёртой сыростью задыхаюсь;
желание жить подтопляется талым снегом,
а сама жизнь высосана или растеряна,
точно все мои внутренности уже давно
подверглись злокозненному околдованию.

Так далеко,
но я будто бы мог предвидеть: в конце концов,
словно по сабле в каждую руку,
очевидная смерть
даст мне крылья,
бархатные и плотные,
которые много чернее ночи.

Но вы внушаете человеку, который, встав на свою основу,
не нуждается вообще ни в чём, чтобы слышать прекрасную музыку?
который прерывистый, неглубокий сон свой зовёт медитацией?

И вы пугаете человека, который будет
слышать разливы прекрасной музыки перед смертью —
шквалы оркестра, разбросанного по небу то тут, то там, —
а когда перейдёт черту, то отправится в мир своих
тщательных, сокровенных штудий, конспектов и сновидений?

Савант и катала, я очень легко прошёл
за периметр мнимой боли.

И вот: совсем нет меня. —
Я упал туда,
где не смогут уже достать, —
упал, с облегчением сбросив себя,
отшатнувшись от оголённой яви. 


   < 2. Чёрно-белая память: мгновение >

Сладким и горьким, лёгким и терпким, — то призрачным и прозрачным, то сладострастно стянутым, — было некогда это Вино, которое пили с тобой, о Ночь! И когда пили, за окном без остановки падал чистый белый снег (в следующий миг среди снега мы: смеёмся и смотрим, заворожённые), перемешиваясь со звёздами, ясными, как судьба, но скрытыми, как судьба, за семью слоями тёплого зимнего неба, словно оно завёрнуто в пепел северных извержений; — и костенел опустевший город, дрожали его мосты, в ранах уже не чувствовались ножи; бутылка высилась в залах, барах и ресторанах, в комнате, в кабинете; на улицах же всю ночь мелось костяной крупой.

В конце вечера червонный валет покрывает даму виней; две красных десятки у меня на руках. — Мы отправлялись на улицу изыскивать приспособу или методу, чтобы прорвать безысходность жизни, разъять беспросветный спектр временных волокон, пробить кулаком некой новой силы чугунную крышку неба. — Опустевший город стоял всю ночь, тонко дрожали его мосты под натиском красных и фиолетовых фейерверков; бутылка высилась в залах и в комнате, царствовала в руках, а на улицах падал, не прекращаясь, снег.

(Но исподволь всё-таки тянется ниточка мыслей: ветры не утихают, а грохот минут становится лишь сильнее, и я всё чаще дрожу от холода и дождя на далёких автобусных остановках. — Благодать подростковых лет тлеет во времени всё быстрее, всё более явно, но так, что и не заметишь, — я даже не помню, когда мы виделись в прошлый раз; я даже не знаю теперь, где оставил своё здоровье.)


   < 3. Блики зимы >

На вершине сосны — пылающая сова,
горячая, как ночная вишня,
далёкий лукум султанов.

Вечером
дерево вишни делится
чуть розоватым огнём
с жёлтой дорогой и синим небом.
Звучит легенда. Уже созрели
россыпи звёзд;
молодая луна
цедит чёрный кофе,
чтобы и ночь мерцала. —

Кажется, не одному мне было
схватить тогда тот язык,
на котором сквозь время бытует мир
достопамятных дат зимы.

Подобно тому, как новое утро всегда полирует поверхность забытого и утраченного, я держу копии, снятые с этого языка, в потайном кармане своей легендарной куртки под замком неполного понимания, — они, не будучи отмечены предметностью, избегают соприкасаться с вторичным миром, но оживают невпрямь, как голем, программа или коннектор, неявно плавающий по-за пространством.

Ещё один вдох —
и в полуистёршейся памяти нет ничего роднее
маслянистого запаха автосервиса.

Так одной обжигающе свежей, безмерно прозрачной зимой
я снова упал в мягкий сон эвристики (и не умер).


   < 4. Составы >

Картинки. Фантом
испытал обструкцию. О,
добротны картинки в Магии,
ряд нестабильных секунд,
и всегда милы мне.

Будем же нагревать,
нагревать и плавить. —

О, нагревать и плавить
мгновения вдруг разноцветной памяти,
чтобы бежать из ада, костями пить
странную зимнюю амальгаму, ртуть
креативной памяти, ослеплённой бликами,
и утонуть в составах своей алхимии.


20 ноября – 3 декабря, 2023 год.