Отец

Остыл сегодня воздух без тебя,
В размерах мир уменьшился до капли,
Хочу слова сказать - лишь звуки скрежета,
Семейный ковчег наш ограблен.
Собрал я знамения свыше, сам не знаю зачем:
Стук чёрной с желтою грудкой синицы
По окнам, как звуки природы или гонца,
Красное зарево ночь превратило в жар-птицу.
Железо не плавится, увы, нет кузнеца!
Ноябрь сиянием северным зашёл за края,
Прислал гонца в виде ворона чёрного с изломом крыла,
Закрыл он глаза зелёные, цветом простынки,
                которой накрыли тебя,
Приподнятый подбородок, лицо потеряло цвета.
Смятение, страх, нет больше отца!
Нет тебя рядом, нет запаха и тепла,
Но точно есть в мыслях, и в сердце ты моём - навсегда,
Я проводил тебя, сам положил, на глину тебя.
Я ехал, слезы глотал, смеялся, тебя вспоминал,
Не забывал, и вновь в своих мыслях я заводил
Сердце твоё, что кровью залито, просил, чтобы ты задышал,
Чтоб это всё было не правдой, сном, чтобы Всевышний
тебя разбудил.
В июле, когда стояла жара, птицы весёлые в ёлке смеялись слегка.
Рядом с тобой на скамейке твой сын, продолженье тебя - это я,
И мой сын, маленький, он - продолженье меня.
Ты говорил, чтобы я статью написал про Волково,
Туда твои предки приехали и создавали посёлок с нуля.
Как жили, трудились и многое, о чём напишу я,
Я напишу! Память о них и о тебе - станут слова!
Взгляд со скамьи на гору, там многие были уже, теперь там
и наша фамилия.
Я прокрутил ленту пути, что Всевышний отмерил, перед тем,
                как срубить сгоряча,
В ней много событий, в ней много любви,
Ты молодой и красивый - там большая семья у тебя!
Там пахнет травой Кархалей, отростками длинными нос щекоча.
Дом памяти там, в детстве остались скрипучие половицы,
Там горы уральские молодые, там звуки ручья.
А Симу ты жизнь посвятил, пил из недр земли живую водицу.
Дом сам построил и новые страницы витья.
И снова я возвращаюсь к последним страницам,
Всех ты  собрал у родного крыльца,
У дома, где гвозди вбивал, удержал, не разлетелся
он по частицам.
И звуки птенцов несутся с макушки  любимого деревца!
Приехали братья родные, вы очень похожи, одна сестра, а одна не смогла,
Твои сыновья, как два из ларца,
Дочки, внуки и внучки, конечно жена,
Которая в роковой случайности в этот раз тебя не спасла!
Не спасла, но кричала: " Дыши, дыши! "- а потом обняла,
Трепетала тебя, но сила Всевышнего безмолвна.
Я уверен, что твои последние были слова:
"Ля иляха илля-Ллах, Мухаммад расулю-Ллах»"
Знаешь, когда люди уходят, то мир познается в беде,
Симская одной семьёй провожала отца:
Коллеги, родные, друзья - всюду, везде,
Рядом с домом один дробь один, попрощались
 с тобой навсегда!
Буду в космос посылать я слова,
Говорить с тобой, хотя б иногда,
Всё молчание твоё превращу в провода,
По которым взбираться легко в память семейного очага!
Две недели, это вновь рожденье тебя,
Я понял, что в мыслях, словами могу обнимать,
Костлявого, но ещё бодрого старика,
С морщинами на лице и ладони, без двух пальцев,
крепко держать!
Я хочу запомнить всё до мелочей,
Всё, что ты мне говорил, как ругал иногда,
Знаю алюминиевая ложка, та из множества частей,
Что запомню, как твой инструмент воспитания,
Взгляд строгий, ни слова, взмах ложки - это намного больней.
Ой, вспомнил скворечник, новый!
Мы вместе его прикрепили к фронтону.
Там долго жили скворцы,  а может это домик дроздовый,
И танцы, стихи, песни, записанные на ленту магнитофона.
И снова я возвращаюсь в те нелёгкие дни,
Когда братья рядом сидели, в одну точку смотрели,
Чётки стабильно одну за другой перекручивали,
Кто-то не засыпал совсем, другой уставал и дремал.
Мы тебя на плечах пронесли лишь немного,
А ты нас четверых на плечах до конца додержал,
Принесли к ограде железной тебя уже ледяного,
На джаназа-намаз встали все, его никто ещё не избежал.
Ты прости, пожалуйста, на всякий случай эти слова,
Знаю, может и бессмысленны они сейчас для тебя,
Только для себя их скажу, чтобы отпустить навсегда,
И в молитвах попрошу: " О Аллах, приблизьте,
пожалуйста, к себе моего отца! "