В Константинове

      Боль по Сергею Есенину

Здравствуй дом с голубыми ставнями
Здравствуй, старый в саду амбар
В одиночку, толпой и парами.
К тебе ходят и млад, и стар

Сад твой полон рябины и вишни,
У амбара тоскует клён.
По тебе, по просторам России
Раздается берёзовый звон.
По тебе я Есенин тоскую,

По тебе и твоим стихам,
У крыльца твою иву целую,
Расколовшуюся пополам.
Пополам раскололась ива
Своего, видно, ждёт конца,
А на той стороне кобыла
Зовет доброго молодца.
А на той стороне Оки
Тот же виден рязанский узор
Пред тобою, твои земляки
Расстелили зеленый ковёр.

Размахнулась за окская ширь,
Сколько могут увидеть глаза,
В ресторане Русская быль
По тебе пролита' слеза.
Кабаков на Руси больше нет,
Под тальянку уже не поют.
Только знаешь, любимый поэт
Мужики больше дома пьют.

Пьют за радость и за успех,
 Пьют за горе и просто так,
На поминках услышишь смех,
Спился, видно, какой-то чудак.
Пьёт Россия, развесив мат,
От Читы, до рязанских лугов,
Сколько слышала Родина – мать
И обидных и горьких слов.
          
А корабль всё плывёт и плывёт,
Набирая скорость в пути,
Иногда его крен кладёт
И нельзя нам вперёд идти.

Но меняется рулевой,
Впереди потеряв маяк,
Разберется прошедших лет слой,
Кто был трезв, а кто пьяный маньяк.
Разберётся! Но где же те,
Кто драл палубу, драил трюм,
Где лежат? На какой версте?
Магаданских северных тюрьм.
               
Террикон замороженных тел,
Политических зыков удел,
Воркута, Магадан, Ямал,
Форт Шевченко давал уран.
Время знают, и стар и мал
Не залижет душевных ран.
            
             ***
Помнят мрачные терриконы
Клали шпалы на тела,
Политические стоны,
Ночью слушала страна.
И за пения на пасху,
Что писал давно поэт,
За несчастную полоску
Выдавали десять лет.

Кто химический слюнявит
Кто за дверью, словно шпик,
До сих пор он вытирает
Замалеванный язык.
По ночам писал доносы,
Посылая на этап,
В тундре прятали заносы.
Ваших, детки, пап и мам.
Кто писал, не сомневаюсь,
Ел сметану и пирог,
А потом, не сомневаюсь,
Лизал Власова сапог.
И сейчас он, сволочь, ходит
Прикрывая рот платком,
И святую землю топчет
Своим грязным каблуком.
Может чистит сапоги
На дорожной станции,
Может мной руководил
На какой инстанции.
Эх ты, жизнь, судьба – воровка,
Сколько жизней заплели,
И болтается веревка
От Есенинской петли.