Отделим зёрна от плевел. Лермонтов. Кн. 2. Часть7

Начало: Введение - http://stihi.ru/2024/06/10/1086

                Линия отношений «Н.С. Мартынов – М.Ю. Лермонтов»
                ===================================================       
                Часть 7

…Ну, казалось бы: кого осудили за убийство – тот и есть убийца, с того и спрос, он один во всём виноват, ему-то и ответ держать. Он-то, конечно, «ответ держал» – «отвечал»… как мог. Однако – и тут – не всё однозначно просто. Точнее, всё – совсем – не просто и совсем не однозначно. Дело в том, что у непосредственного убийцы – Николая Соломоновича Мартынова – никаких – ни тайных, ни явных причин сводить   л и ч н ы е   с ч ё т ы   на дуэли с Лермонтовым – не было: не было никаких серьёзных обид и, соответственно, не было причин для мести; были приятельские, вполне дружелюбные отношения. Мартынов заявлял об этом неоднократно, – и это подтверждается всей лермонтоведческой документацией и литературой… Верим. Здесь – ему верим.

Но давайте приглядимся повнимательней к отношениям поручика Лермонтова и отставного майора Мартынова, а также и к самому Мартынову персонально.

Личные взаимоотношения Мартынова с Лермонтовым – были вполне ровными и приятельскими, товарищескими: ещё со времён юнкерской школы, – когда Николая Мартынова звали «Мартышка», а Мишеля Лермонтова – «Маёшка»…

Кстати. Удивляет странное упорство некоторых известных лермонтоведов, «повествующих» любознательным читателям о знакомстве Мартынова с Лермонтовым «с детских лет», – в то время, как «чёрным по белому» в воспоминаниях самого Николая Соломоновича Мартынова недвусмысленно и чётко сказано: «Я стал знать Лермонтова с юнкерской школы, куда мы поступили почти в одно время». Ну… быть может, эти «кандидаты-доктора наук» знают сие – «лучше» самого Николая Мартынова?..

На страницах лермонтоведческой литературы встречаются также и авторы, склонные «ничтоже сумняшеся» …утрировать, возводя обычные приятельские отношения (по существу «от случая к случаю») – «Мартыша» и «Маёшки» – в высочайшую степень отношений доверительно-дружеских: ведь вот-как это драматично: друг – убил – друга. Какую же «подлость» надо сделать своему другу, чтобы довести его «до смертоубийства»!?.. Каково? Драма, переросшая в трагедию. Да-а-а… – так, пожалуй …интереснее будет.


Но, тем не менее, в близких, настоящих друзьях по большому счёту – Николай Мартынов у Лермонтова – никогда не числился, и Лермонтов – Мартынова, хоть и не ставил в один ряд «с презираемыми им людьми», но и «особенно близко к себе не подпускал», – как рассказывает нам  Н.П. Раевский (в пересказе В.П. Желиховской: см. «М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников»  на стр. 416). Николай Мартынов для Лермонтова был просто приятелем, однокашником по юнкерской школе, где они любили по пятницам фехтовать, упражняясь во владении эспадроном… Приятель, – и не более того. Быть может, многих сбивают с толку пара лермонтовских стихотворений, в которых есть словосочетание «друг Мартыш»:

***
Скинь бешмет свой, друг Мартыш,
Распояшься, сбрось кинжалы,
Вздень броню, возьми бердыш
И блюди нас, как хожалый!

***
Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,
Но Соломонов сын,
Не мудр, как царь Шалима, но умён,
Умней, чем жидовин.
Тот храм воздвиг и стал известен всем
Гаремом и судом,
А этот храм, и суд, и свой гарем
Несёт в себе самом.

Если Вы внимательно ещё раз прочтёте эти стихотворные экспромты, то увидите, что они написаны не лично от имени автора, а от имени   г р у п п ы   л и ц:  «…и блюди   н а с,   как хожалый!»; «Он прав!   Н а ш   друг Мартыш…». Но «наш друг» и «мой друг» – это, согласитесь, не одно и то же.

Думается, что Читателю будет интересно повнимательнее приглядеться к экспромтам Лермонтова, поскольку эти скороспелые стишки, – которые Лермонтов и за труды-то не считал, – рождались исключительно на злобу текущего момента, и дошли до нас только потому, что кто-то из – при сём присутствующих – эти экспромты запомнил, записал и сохранил. И вот, как теперь выяснилось, они нам, оказывается, – чрезвычайно интересны: равно как для проникновения в атмосферу лермонтовской среды, так и для оценки личностных взаимоотношений поэта с кем-либо из своего окружения.

В Примечаниях к Собранию сочинений М.Ю. Лермонтова (Москва, «Художественная литература», 1975, стр. 614) даётся следующее пояснение:

«В тот вечер, когда были сочинены экспромты «В игре, как лев силён…» и «Милый Глебов…», у Лермонтова, среди прочих гостей, находился и Николай Мартынов, одетый в бешмет (стёганое полукафтанье) и жаловавшийся при этом на жару. По этому поводу и возник экспромт. Лермонтов рекомендует Мартынову распоясаться, снять кинжалы и бешмет, и… одеться ещё теплее: облачиться, как в старину полицейские (хожалые), взять бердыш (топор на древке) и оберегать игроков подобно «хожалому».

(Для справки. Бешмет был похож на черкеску, за той лишь разницею, что не имел выреза на груди и газырей).

Про второй экспромт – там же – даётся следующая информация:

«…Кто-то сказал о нём (о Мартынове): «Ну что же вы хотите, господа, ведь он не Соломон же у нас» (имея в виду прославленного мудростью библейского царя Соломона). На это будто бы Лермонтов и ответил экспромтом, построенным на сравнении мудрого царя Соломона с тупым и самовлюблённым Мартыновым (Николаем Соломоновичем)».

Ну, положим, тупостью Мартынов не отличался, – и здесь с автором Примечания мы согласиться не можем. Мартынов был, как говорят, и хорош собой, и не глуп, и стихи писал с ранней юности, и рисовал, и спеть мог… И повесть пописывал... – и награду имел боевую… И порисоваться любил, и перед барышнями знал себе цену… А вот самовлюблённостью отличался отменной. Но его фатовство и неукротимое стремление «блистать», всегда быть «в выигрыше», эпатировать (поражать, ошеломлять необычным поведением, скандальными выходками, нарушением общепринятых правил и обычаев), то есть «производить впечатление» – со стороны было видно невооружённым глазом. И не только одному Лермонтову, – судя по дошедшим до нас воспоминаниям современников. Потому и не удивительно, что остроумный, любящий повеселиться и повеселить товарищей «Маёшка», сразу же увязал сказанное про «Мартыша» кем-то «не Соломон же он» с его же отчеством «Соломонович»: «…Умней, чем жидовин:/ и храм, и суд и свой гарем/ Несёт в себе самом».

А почему, спрашивается, «умней»?.. Ну… думаю, в отличие от царя Соломона, Мартынов обходился… без «лишних материальных затрат».

Чтобы ясно и в точности понимать сказанное поэтом, – (и если Вам интересно, конечно...) – совершим небольшой экскурс в библейскую историю.

Мудрейший Соломон, третий царь Израиля, принялся за выполнение завещания, оставленного перед смертью его отцом Давидом, и начал строительство храма. Дружеские отношения связывали царя Соломона и финикийского царя Хирама I Великого, и поэтому Соломон обратился к Хираму за содействием. Финикийский царь имел несметные богатства, и два правителя заключили взаимовыгодный союз. Хирам отправил иудейскому царю для строительства кипарис, кедр, золото и людей для возведения сооружения. От Соломона в ответ пришла пшеница и оливковое масло. Но во время строительства у Соломона появились существенные долги, поэтому он вынужден был рассчитаться с Хирамом частью южных земель.

Царь Соломон был рассудителен, мудр и справедлив как судья, и умел принимать оригинальные решения в самых сложных и непредсказуемых ситуациях. Доказательством невероятной рассудительности и мудрости Соломона служит предание о суде, который учинил царь. К нему обратились две женщины, каждая из которых доказывала, что именно она является настоящей матерью ребёнка, и попросили разрешить их спор. Соломон принял жёсткое решение: прекратить все споры и разрубить младенца на две части, чтобы спорящие получили свою половину. Одна из обратившихся согласилась с решением царя, вторая – едва не потеряла сознание от такого вердикта. Так Соломону удалось прекратить их спор и увидеть, кто действительно мать этого дитяти, а кто самозванка.

Согласно легенде, у Соломона было кольцо с надписью «Все проходит», благодаря которому он справлялся со своим гневом и раздражительностью. Достаточно долго это кольцо «работало», но однажды эта надпись не успокоила мудреца, а наоборот, разгневала. Рассерженный правитель сорвал с себя кольцо, хотел выкинуть его в пруд, но на обратной его стороне… прочитал: «И это пройдет».

Известно также, что в личной жизни Соломона была далеко не одна любимая женщина: есть упоминание о семи сотнях жён и трёх сотнях наложниц. (Источник: https:/biographe.ru/politiki /tsar-solomon).


А что же – Мартынов?.. На строительство храма – не тратился: сам себе – храм, сам себе – икона. Сам себе – суд и судья: сам себя и рассудит, и оправдает. Сам себе и гарем: и нарядится, и покрасуется, и любит-не налюбуется… Всё – «несёт в себе самом».

…Вот как Вы думаете: мог такой «Соломонов сын» быть настоящим другом Михаилу Юрьевичу?..

О том, что Лермонтов не считал Мартынова настоящим другом, мы с Вами видим из рассказа самого же Мартынова. «Приведу в пример, – пишет Николай Мартынов, – его (т.е. Лермонтова, – пояснение моё: ОНШ) отношения к женщинам. Он считал постыдным признаться, что любил какую-нибудь женщину, что приносил какие-нибудь жертвы для этой любви, что сохранил уважение к любимой женщине: в его глазах всё это было романтизм, напускная экзальтация, которая не выдерживает ни малейшего анализа». 


Как видим, Михаил Юрьевич никогда не доверял Мартынову своего самого сокровенного, никогда не «раскрывал душу». Ибо для посторонних, для чужих – Лермонтов был закрытым человеком, поскольку – не единожды – простодушная доверчивость в юношестве стоила ему немалой горечи и разочарований, – стоит лишь заглянуть на страницы его поэзии.

Что рассказывают нам о Николае Мартынове его современники?

1). Воспоминания Н.А. Кузминского, – со слов его же отца, кавказского офицера, командовавшего казачьей сотней в станице Горячеводской (окраина Пятигорска); хорошо знавшего местное общество; был вхож в те дома, где бывал Лермонтов; лично знал Михаила Юрьевича и его пятигорское окружение. Цитируется (здесь и далее) из С.В. Чекалин «Лермонтов», изд. «Знание», Москва, 1991, стр.187:

«…Мартынов был замечательный эгоист и льстец; был очень навязчив и пользовался не особенно завидной репутацией в Пятигорске. Желая подражать во всём тогдашним горцам, он завёл черкеску, брил не раз голову, украсил себя серебряным оружием, вполне нарушая этим ту простоту, которая составляла неотъемлемую принадлежность одежды черкесов. В этом наряде он всегда казался смешным, и поэтому не удивительно, что и Лермонтов посмеивался над ним. Его не любили в пятигорском обществе; одною лестью прокладывал он себе нередко путь в дом того или другого из гостеприимных обывателей Пятигорска. Квартиру Лермонтова он также посещал часто, хотя Лермонтову он никогда не нравился за свою лесть и за свою неестественность».

2). Яков Иванович Костенецкий (1811–1885) – общественный деятель, писатель, мемуарист, участник Кавказских походов. Цитируется (здесь и далее) из П.А. Висковатов «Жизнь и творчество М.Ю. Лермонтова», изд. «Гелиос АРВ», 2004, стр. 330:

«К нам (в 1839 году) на квартиру, – рассказывает Костенецкий, состоявший в то время при штабе в Ставрополе, – почти каждый день приходил Н.С. Мартынов. Это был очень красивый молодой гвардейский офицер, блондин, со вздёрнутым немного носом и высокого роста. Он был всегда очень любезен, весел, порядочно пел под фортепьяно романсы и полон надежд на свою будущность: он всё мечтал о чинах и орденах и думал не иначе, как дослужиться на Кавказе до генеральского чина. После он уехал в Гребенской казачий полк, куда он был прикомандирован, и в 1841 году я увидел его в Пятигорске. Но в каком положении! Вместо генеральского чина он был уже в отставке всего майором, не имел никакого ордена и из весёлого и светского молодого человека сделался каким-то дикарём: отрастил огромные бакенбарды, в простом черкесском костюме, с огромным кинжалом, в нахлобученной белой папахе, мрачный и молчаливый».

Поясним относительно слов Костенецкого «не имел никакого ордена». Видимо, Николай Мартынов, будучи в отставке,  выглядел так удручённо и «непрезентабельно», что для Костенецкого само собой и без сомнений разумелось абсолютное отсутствие каких-либо наград. Но в августе 1838-го года указом Николая Первого – тогда ещё «Поручик Кавалергардского Ея Величества полка Мартынов» был награждён Орденом Святой Анны третьей степени с бантом; а по Императорской  Конфирмации от 3-го Генваря 1842 года – ордена лишён не был. Правда, за какие конкретно «боевые заслуги» Мартынов получил этот орден… к сожалению, представления к награде, как у Лермонтова, – я не нашла.????

Далее П.А. Висковатов, из чьей книги мы ниже цитируем, поясняет для своего читателя: «Мартынов в общем носил форму Гребенского казачьего полка, но, как находившийся в отставке, делал разные вольные к ней добавления, меняя цвета и прилаживая их согласно погоде, случаю или вкусу своему. По большей части он носил белую черкеску и чёрный бархатный или шёлковый бешмет. В последнем случае – это бывало в дождливую погоду – он надевал чёрную папаху вместо белой, в которой являлся на гулянье. Рукава черкески он обыкновенно засучивал, что придавало всей его фигуре смелый и вызывающий вид. Он был фатоват и, сознавая свою красоту, высокий рост и прекрасное сложение, любил щеголять перед нежным полом и производить эффект своим появлением. Охотно напускал он также на себя мрачный вид, щеголяя «модным байронизмом».

3). Александр Васильевич Мещерский (1822–1900) – князь, офицер, участник Кавказской и Крымской войн, затем московский предводитель дворянства; хорошо знал Лермонтова и был дружен с ним. Цитируется (здесь и далее) из «М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников», изд. «Художественная литература», 1989 год, стр. 374:    

«...Мартынов в то время перешел из гвардии в Нижегородский драгунский полк (на Кавказ), как кажется, потому, что мундир этого полка славился тогда, совершенно справедливо, как один из самых красивых в нашей кавалерии. Я видел Мартынова в этой форме; она шла ему превосходно. Он очень был занят своей красотой…»

4). Сергей Никитич Филиппов (1857–1910) – прозаик, театральный и художественный критик, – со слов некоего 70-летнего Карпова Кирилла Ионовича, жившего в Железноводске с 1825 года и якобы, по его же словам, в 1841 году «прикомандированного на время курса к пятигорскому комендантскому управлению для занятий письмоводством». (Из очерка С.Н. Филиппова «Лермонтов на Кавказских водах», опубликованного в 1890 году в журнале «Русская мысль»). Цитируется (здесь и далее) из «П.К. Мартьянов. Последние дни жизни М.Ю. Лермонтова». Изд. «Гелиос АРВ», Москва, 2008, стр. 307:

 «…о Мартынове. Знавал я и его, очень хорошо знавал. Он служил в Гребенском казачьем полку в чине майора. Тогда у нас на водах он был первым франтом. Каждый день носил переменные черкески из самого дорогого сукна и все разных цветов: белые, чёрные, серые и к ним шёлковые архалуки такие же или ещё синие. Папаха самого лучшего каракуля, чёрная или белая. И всегда всё это было разное, – сегодня не надевал того, что носил вчера… К такому костюму он привешивал на серебряном поясе длинный чеченский кинжал, без всяких украшений, опускавшийся ниже колен, а рукава черкески засучивал выше локтя. Это настолько казалось оригинальным, что обращало на себя общее внимание: точно он готовился каждую минуту схватиться с кем-нибудь… Бывало, гуляют по бульвару, один другого лучше в своих петербургского покроя мундирах. А Мартынов даже и среди них был первый. Высокий, стройный, чёрные на выкате глаза так и горят из-под папахи. Посмотришь на него, красавец, да и только! И вид такого чечен-джигита!..».

На мой субъективно-личный взгляд – вышеизложенный «рассказ» очень смахивает на детскую игру в «испорченный телефон», когда каждый из играющих передаёт на ухо своему соседу фразу с обязательной подменой одного слова: естественно, что фраза «на выходе» получалась совсем другой, чем «на входе»: и по составу слов, и по смысловому значению, – что чрезвычайно смешно воспринимается участниками игры. К тому же – по вышеприведённому тексту – нельзя не увидеть «руку мастера художественного слова»: руку самого С.Н. Филиппова. И вот поди разберись, сколько здесь фантазий от Карпова, а сколько и каких – от Филиппова (?..).

Не могу оставить Вас в неведении, дорогой Читатель: мы имеем ещё один рассказ, но теперь уже о самом «писаре К.И. Карпове». П.К. Мартьянов в своей книге «Последние дни жизни М.Ю. Лермонтова» на стр. 346 приводит публикацию пятигорского священника Василия Эрастова о писаре К.И. Карпове со ссылкой на «Новое время», 12(25) авг., 1901 г., № 9137. И вот, что рассказывает священник Василий Эрастов: 

«Как осторожно следует относиться к рассказам разного рода «современников» показывает откровенный разговор, который вёл корреспондент «Донецкой речи» с о. Василием Эрастовым, отказавшимся хоронить Лермонтова. Разговор зашёл по поводу Карпова, сообщение которого о Лермонтове печатались в разных местах.
– Это бывший в то время штабной писарь, – сообщил о. Василий и улыбнулся.
– Я этого Карпова, – продолжал о. Василий, – знал очень близко; о Лермонтове он плёл всякие небылицы. Не раз бывало Карпов говорил мне:
– Ну, батюшка, сегодня я новую пулю отлил о Лермонтове.
– Как так? – спрашиваю.
– Да очень просто, – говорит, – житья мне летом нет, что ни день, то русский или заграничный корреспондент. И все ко мне: «Вы, мол, близко знали историю Лермонтова, расскажите мне подробности». – «Ничего, – отвечаю, – я не знаю». Не верят. «Должны, – говорят, – знать». Надоела мне эта музыка, и я стал придумывать различные истории с Лермонтовым, которых с ним никогда в жизни не было. И каждому новому корреспонденту я передавал вариацию. А радуются они, газетчики-то, как! – Вот материалец, так материалец, – говорят, – «пальчики оближешь».

Здесь просится добавить, что и сам Василий Эрастов был «ба-а-альшой» любитель приврать и выслужиться перед вышестоящим начальством. Несмотря на то, что был служителем церкви, он был далёк от стремления к христианскому совершенству: церковная служба не мешала ему одновременно быть корыстным, сутяжничать и служить, скорее, собственной карьере, чем Богу… И вообще: никаких хороших слов – от нас – он не заслуживает. А с таким удовольствием «подхихикивая» над Карповым, о. Василий, видимо, старательно возвышался в своих же собственных глазах: дескать, есть «вруны», до коих мне – …о-оох!.. – далеко, мол: я – так просто «агнец» перед ними…

5). Любомирский Константин Корнилович – ставропольский помещик, учился в Московском университете, с 1841 г. – чиновник, автор письма из Ставрополя, адресованного в Одессу К.Н и В.Н. Смольяниновым, товарищам по университету. Цитируется из «М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников», стр. 463:

«…Лермонтов служил на Кавказе в Тенгинском пехотном полку, недавно ездил в Петербург и, возвратившись, жил в Пятигорске, где он нашёл прежнего сослуживца своего, отставного гвардейского офицера Мартынова, который волочился за одной из водяниц и уморительно одевался. Он носил азиатский костюм, за поясом пистолет, через плечо на земле плеть, причёску «а ля мужик» и французские бакенбарды с козлиным подбородком. Говорят, что Лермонтов по-приятельски несколько раз сказывал ему, как он смешон в этом шутовском виде, и советовал сбросить с себя эту дурь, наконец, нарисовал его в сидячем положении, державшегося обеими руками за ручку кинжала и объяснявшегося в любви, придав корпусу то положение или выражение, которое получает он при испражнении, и эту карикатуру показал ему первому. Мартынов вызвал его на дуэль. ……. Не ручаюсь за версию причин дуэли и за верность подробностей, но теперь ещё у нас рассказывают так, как описал я. Может быть, впоследствии откроется что-либо другое достоверное, и я тогда не промедлю сообщить и вам, но теперь могу ручаться только за то, что Лермонтов убит и что убил его Мартынов. Вот вам печальная новость, как бы я желал рассказывать их как можно реже».

Автор письма честно признаётся, что передаёт в письме лишь то, что «рассказывают», и за достоверность ручаться никак не может. Молва людская всегда «перевирает»: совсем, как «испорченный телефон». Не думаю, чтобы Мартынов мог так уж слишком карикатурно выглядеть, хотя и очень уж любил эпатировать публику. У нас есть много воспоминаний о внешности Мартынова, – но… одновременно с пистолетом «за поясом» и с «плетью на земле через плечо», да ещё и стриженного «под горшок» («а ля мужик») – никто из современников «отставного майора Мартынова» не видел. Однако, – нет дыма без огня: значит было – что – утрировать: быть может, что кто-то когда-то видел его с пистолетом за поясом; а кто-то – со стрижкой «а ля мужик»; а кто-то когда-то – видывал и с плетью…  Молва же – собрала всё «до кучи». Поди-ка теперь, разберись, что к чему...


Продолжение: Часть 8. Военная карьера «отставного майора» Мартынова
http://stihi.ru/2023/12/02/6325
 

Вернуться: Часть 6. Как и зачем «повод» выдали за «причину»
http://stihi.ru/2023/12/01/6845