Поэма Отражения часть 3. 3

Предисловие: это моя первая поэма, которую я написал в период с 16 по 17 лет (до недавнего времени редактировал и вносил некоторые ремарки). В основе сюжета тема лицемерия, потери себя и возможности человека восстановить своё лицо даже после самого низкого падения.
За бесценную помощь в редакции, за напутствие и поддержку хочу выразить благодарность своему творческому наставнику, уральскому поэту Юрию Викторовичу Маланину, учительнице русского языка - Тиньковой Марине Витальевне, а также своей семье и близким.
Буду очень рад и благодарен, если вы прочтёте до конца и оставите небольшой отзыв/комментарий (так как это первый опыт в написании объёмной лирики, то каждый совет ценен вдвойне), но не менее благодарен, если вы просто бегло ознакомитесь с одним из отрывков. Спасибо, что открыли эту страницу!

Посвящается Мазаеву Борису Ивановичу, моему дедушке.

3.3.

Для масс, уже предельно очевидно,
Актёр стал жертвой странных перемен.
Чем больше он сбегал от мыслей стыдных,
Тем чаще попадал к ним в тяжкий плен.

Он мучился навязчивой идеей,
Что кто-то в зеркалах следит за ним
И мстит за ложь, что стала панацеей,
Ведь только лгав, он делался любим.

Надеясь всё решить самовнушеньем,
Проблемы он нарочно избегал.
Он больше не следил за отраженьем
И в зеркало смотреться перестал.

И, став на прежний образ непохожим,
Как старец, живший много лет в глуши,
Боялся он взглянуть в глаза прохожим
(Глаза, известно – зеркало души).

Но, если бы в случайном интересе
Он взгляд поднял, то тут же в их глазах
Увидел бы, что вместо прежней спеси
Он сделался живой ходячий страх.

Весь сгорбился, одетым был небрежно,
Дрожали беспрестанно кисти рук,
И, сам боясь, он также неизбежно
Своим же страхом всех вводил в испуг.

Поклонники пришли в негодованье,
Царил на сцене форменный бардак:
Кумир растратил напрочь обаянье,
Как будто подменил его чужак!

Предвидя крах артиста, режиссёры,
К одной беде прибавив две беды,
Спешили разорвать с ним договоры.
«Он кончился, в нём больше нет нужды.

Раз образ он поддерживать не может,
Какой же из него теперь герой?
Найдём того, кто роль его продолжит,
Пускай себе уходит на покой».

В большом кино поблекла его слава,
Там дела нет до личностных проблем,
Артист в игре являть не должен нрава,
Иначе проку нет с него совсем.

Но публика до страсти любит слухи,
И образы в сознании людей
Совсем не сразу гибнут, словно духи,
Преследуя их в виде новостей.

Артист, на сцене став героем «схваток»,
Не мог реальной силе дать ответ:
Известность, подарившая достаток,
Теперь же принесла немало бед.

У всяких слухов есть распространитель,
Извлечь способный выгоду и прок.
У той двери, где жил «герой-спаситель»,
По целым дням как дрель сверлил звонок.

В редакции писали ежедневно,
Вопрос был у читателей один:
«По чьей вине нелепо и плачевно
Стал выглядеть актёр больших картин?

Ведь должен быть виновник у несчастий,
Не сам же он, герой, в них виноват!»
Хватались журналисты без пристрастий
За тему, что читалась нарасхват.

Звонки, расспросы, сплетни и советы
Сливались в беспрерывный шум и гам,
Того, в чью честь писались все сюжеты,
Едва не разрывая по частям.

«Георгий, в чём же ваше потрясенье?
Георгий, кто всем странностям виной?
Георгий, вам уйти бы на леченье,
Заслужен Вами отдых и покой».

Но что он мог ответить на вопросы,
Почти не замечая мир вокруг?
С тех пор, как беспрестанно шли расспросы,
В нём креп и креп психический недуг.

Георгий, выход лучше не нашедший,
Стал скрытен, нелюдим, к вопросам глух.
«В чужих глазах я буду сумасшедший,
Скажи я, что всему виною - дух.

Зеркальный дух! Я знаю, он таится,
Он ждёт, чтоб нанести мне свой удар.
Кому бы мог без страха я открыться,
Кто спас бы вдруг меня от злобных чар?»

И правда, кто? Пока не стало поздно,
Рассеялась, как дым, толпа друзей.
«Иметь с ним дело будет ли серьёзно,
Когда о нём забудут без ролей?»

Зато они с достоинством шли к прессе,
Из бывшей дружбы выгоду извлечь:
«Мы знаем, кто повинен в его стрессе!
Конечно же, жена. О чём тут речь?

Недаром он бывал так редко дома
И звал нас часто в качестве гостей,
Уж слишком хорошо ему знакома
Вся тягота совместной жизни с ней.

Ещё в гостях мы видели украдкой,
Что что-то в ней не так, в его жене.
С какой-то нелюдимою повадкой
Она всегда держалась в стороне.

Во время песен, танцев и похмелья
Она одна имела скорбный вид,
Как будто ей, не знающей веселья,
Был тягостью малейший наш визит.

У ней такой избранник, ей всё мало!
Ужели он не может отдохнуть?
Она его повсюду ревновала,
Вы вспомните гастроли как-нибудь!

Она же и на шаг не отходила,
Не мог свободно жить её супруг.
И нам милее стала бы могила,
Чем та, что причинила столько мук!»

Ах, Анна! Сколько сплетен ненавистных
Велось о ней от ночи до утра!
Она одна в заботах бескорыстных
Была с ним нескончаемо добра!

Когда супруг ответить был не волен
Расспросам журналистов, то она
Бралась за то сама: «Ведь он же болен!
И в том, отчасти, ваша есть вина!

Зачем же вы лишили нас покоя,
Когда всего нужнее нам покой?
Мой муж стал слыть в народе за изгоя,
Но вы виновны в том, что он изгой!

Пускай он не в себе, но что с того же?
Понять чужое горе вам невмочь!
Коль вздорный слух вам истины дороже, -
Нет помощи от вас?, - идите прочь!»

Но чем усердней Анна защищала,
Того, кто был ей дорог всей душой,
Тем больше убеждённость возрастала,
Что именно она всему виной.

«Она всего лишь ищет оправданья,
Супруга ото всех огородив
Из тайного корыстного желанья.
У ней есть, несомненно, свой мотив!

Иначе для чего так много споров?
Должно быть, это грамотный пиар!
Зачем ей прогонять всех репортёров?
Всё схвачено, ей нужен гонорар!»

И, снова вызывая боль и слёзы,
От преданных поклонников его
Ей шли на почту жуткие угрозы,
Все требовали хором одного.

«Верни сейчас же нашего актёра,
Держи за всё ответ! Что стало с ним?
Иначе правый суд наступит скоро,
И верь, - мы за ценой не постоим!»

И лишь в тот миг, очнувшись от испугу,
Георгий стал как будто оживлён.
Быть может, испугался за супругу, -
В гонениях виновен будет он.

«Один лишь я мучителю и нужен,
Она здесь совершенно ни при чём,
И ей весь этот ужас не заслужен!
Никто не смеет быть ей палачом!»

На время прояснилась одержимость:
«Опасно всё пускать на самотёк,
Я должен проявить свою решимость:
Я должен сделать то, что я бы смог...»

Но что предпринял он в пылу безумья,
Когда страдал столь близкий человек?
Раз нет сил для защиты, без раздумья,
Он лучшим из вариантов счёл побег.

«Укроюсь там, где я не так известен,
Коль совесть моя будет вновь чиста
И сам с собой я снова стану честен,
Он даст начать мне с чистого листа.

Останусь здесь - всем сделаю лишь хуже,
Особенно жене. Наверняка
Её доймут расспросами о муже,
Меня вконец сочтут за дурака.

Довольно лжи и прятаться довольно!
Пора признать, я больше не герой.
Пусть дух сразит меня, пускай мне больно,
Чем впредь я снова буду не собой!»