Отделим зёрна от плевел. Лермонтов. Кн. 2. Часть6

Начало: Введение - http://stihi.ru/2024/06/10/1086

                Как и зачем «повод» выдали за «причину»
                ------------------------------------------------
                Часть 6   

Убийство М.Ю. Лермонтова – результат со многими «неизвестными». Сплошные загадки. Сплошные вопросы, на которые …попробуй-ка найти ответы. Между «результатом» (убийством, исполненным Николаем Мартыновым) и якобы «причиной» этого убийства (шуткой Михаила Лермонтова) – прямая причинно-следственная связь никак не просматривается. Её просто нет. Но причинно-следственная связь обязательно должна быть. Ибо «причина» и есть то самое: именно то, что вызывает конкретные последствия и приводит к конечному результату. Чтобы найти виновного в совершении любого преступления, и данного тоже – причинно-следственная связь обязательно должна быть   у с т а н о в л е н а.   И если её нет, – значит, «собака зарыта» в другом месте.

В задачи судебного следствия входит определение механизма совершения преступления, необходимость понимания логики преступного деяния, дабы – объяснить обществу: кто, где, когда, почему, как и какими средствами совершил убийство. И, само собой разумеется, – следствию нужна самая что ни на есть «настоящая» причина. (…А где ж её взять, если настоящую причину, то есть   п р а в д у,  и того, у кого причина эта возникла – необходимо скрыть от общества?..)  Да-а-а… – пришлось судьям «попотеть» да «поизворачиваться»…

Давайте теоретически допустим, что некое убийство – произошло. То есть – объективная сторона преступления – как факт – налицо. А вот, к примеру,   м о т и в а  (причины убийства) к совершению этого преступления – у подозреваемого лица – «нет как нет»… То есть  – нет   с у б ъ е к т и в н о й   с т о р о н ы   преступления: ни мотива, ни цели, ни, естественно, умысла на совершение убийства. Стало быть, «нет как нет» и состава преступления применительно к данной личности. А если нет состава преступления – соответственно, у человека нет вины в свершившемся преступном деянии. И уголовного наказания в таком случае тоже, естественно, нет: потому, что: либо преступником является другой человек, либо это – увы, несчастный случай с летальным исходом по роковому стечению обстоятельств. Если же это всё-таки – реальное убийство, и оно совершено больным человеком, а потому и   –   б е з   п р и ч и н ы,  просто в силу наличия психического заболевания, – то этот человек за собой и вины-то не знает, поскольку отчёта своим действиям не отдаёт и руководить своими действиями – не может. Поэтому такой человек наказанию не подлежит, поскольку законом он признаётся невменяемым, а, следовательно, и невиновным.

Чтобы вызвать на запрещаемую действующим законом дуэль – для неизбежного кровавого исхода – за шутку, пусть даже бы и обидную (хоть лермонтовская таковой и не являлась), – нужно быть или с психическими отклонениями, или вовсе идиотом. Николай Мартынов идиотом не был, и психически больным – тоже.

Логично начать с «Философского энциклопедического словаря», и определиться: что есть «повод, предлог», а что есть «причина».

П о в о д  (предлог) – внешнее, часто случайное событие, обстоятельство, дающее побудительный толчок для наступления последующих событий. «Повод» отличается от «причины». Поводом – могут быть самые разнообразные факты, никак не связанные с неизбежностью наступления именно тех событий, которые обязательно реализуются по конкретной, вполне определённой причине. Повод (в нашем случае – шутка) может вызвать то или иное существенное явление (т.е. результат: в нашем случае – убийство) лишь потому, что последнее подготовлено закономерным, предварительно-необходимым ходом развития. Но повод – как явление – фактически совершенно незначителен и… многовариантен: в нашем случае – шутка, а мог быть и враждебно-насмешливый взгляд, и демонстративное презрение, и поворот спиной, и плевок под ноги… – и т.д. и т.п. до бесконечности.  Повод – это всего лишь зацепка, толчок для заранее продуманного дальнейшего поведения, дабы добиться нужного результата по достижению желаемой цели; причём, зачастую для того, чтобы достижение задуманного результата выглядело органично и естественно в целях сокрытия истинной причины.

П р и ч и н а  –  есть именно то, без чего не было бы результата как следствия (или последствий). Взаимосвязь между «причиной» и «следствием» называется «причинной связью». Причина всегда конкретна и однозначна: как то: месть, сведение личных счётов, ликвидация свидетелей преступления как сокрытие доказательств виновности, корысть, продвижение по карьерной лестнице, присвоение наследства путём лишения других наследников этой возможности и пр. Конечно, существуют и благородные причины для достижения благородных целей, – но мы сейчас  …не о них.

А теперь – проследим, как и каким образом в деле об убийстве Лермонтова «повод» превратился в «причину». Ну, вообще-то, если быть точным, то повод не превратился, а был   –   в о п р е к и   и с т и н е   –   ложно представлен (объявлен) как причина. То есть можно – и нужно – сказать, что официально объявленная причина в данном случае является – лже-причиной, и произошла самая настоящая подмена понятий: «чёрное» объявлено «белым», а «белое» – «чёрным».

Отслеживаемый нами процесс по «превращению» повода в причину… – ну, конечно же, начался со сговора  участников преступления, нацеленных лишь на одно: как бы здесь «обойтись малой кровью». Ведь как только прогремел «роковой выстрел», и Михаил Лермонтов был убит… – все присутствующие стали перед ужасным фактом свершившегося и… непоправимого, за что неотвратимо придётся давать ответ. Всем. Допрашивать – будут всех, и что из этого в конечном счёте получится… наперёд – никто не знает. Дураков, как говорится, нет, – и «товарищи по несчастью» мгновенно сообразили, что обстоятельства убийства – следствию – преподносить необходимо не так, «как было», а так, «как нужно».

Думается, что обсуждением этого…  занялись, едва успев осознать, что же – только что – произошло. То есть беспомощный вопрос «что делать?..» неумолимо и грозно встал перед соучастниками свершившейся трагедии, – и обсуждение началось тут же: …лишь отошли чуть в сторонку от безжизненного тела Лермонтова.

Чтобы «выкрутиться» – надо извращать факты и передёргивать смыслы в свою пользу. Другими словами – предстоит практически поменяться местами с жертвой... Преступники часто так поступают. Жертва – ничего уже не скажет. Свидетелей – нет, никто эту ложь опровергнуть не сможет. А те, кто смог бы – будут молчать, как рыбы: у Столыпина-Монго и князя Сергея Трубецкого были причины помалкивать: Мишеля всё равно не вернуть, а жить-то надо… без лишних осложнений; их и так хватает… К тому же, – как это можно предположить, –  став перед фактом вне-дуэльного (преступного) и, скорее всего, неожиданного – как для Столыпина и Трубецкого, так и для Глебова убийства, – на что господа Столыпин и Трубецкой «в свидетели не подписывались»… – судя по всему, оба, следуя «кодексу дворянской чести», сразу же объявили «честной компании», что лгать – не будут, и для всех …лучше, если бы их тут «как бы и не было». Или, мол, нас здесь нет, или же – в суде будет правда, какая ни на есть. А вы уж, коли сами «заварили» эту кашу – сами, мол, и расхлёбывайте… Конечно, могло быть и несколько иначе: имеющий высшее юридическое образование секундант Николая Мартынова князь Васильчиков А.И. сообразил, что Столыпин и Трубецкой – тут явно лишние: без них – и проще, и спокойнее: как говорится, «и волки сыты, и овцы целы». И очень может быть, что Васильчиков сразу же повёл себя «как знающий «что делать», – и, взяв ответственность на себя как сын главного сановника при Императоре, сам предложил Столыпину и Трубецкому версию «полной непричастности» к произошедшему убийству.

Нам с Вами, дорогой Читатель, остаётся лишь констатировать, что оба – и Столыпин, и Трубецкой – отказались участвовать в этом деле, что называется, – в любом качестве: то есть: как давать показания против Мартынова, Васильчикова и Глебова, отягчая их участь, – так равно и с немалой выгодой для себя: с исключением своей-собственной какой бы то ни было причастности к убийству Михаила Лермонтова (…что, безусловно, никак не могло «украсить» их положение в обществе; а заодно, – и это самое главное, – избавит от обвинений со стороны бабушки поэта Арсеньевой Елизаветы Алексеевны). Разумеется, они дали при этом – твёрдое «слово чести»: молчать всегда и везде – во все времена, а также нигде и никогда, – ни словом, ни намёком, – не выходить за рамки, установленные следствием… Ничем другим – объяснить их таинственное исчезновение из поля зрения Следственной Комиссии – не представляется возможным. Не имеет других объяснений также и последующее упорное их молчание: не только письменное, но и устное, – где бы то ни было, – на эту тему вообще, не говоря уже об истинных обстоятельствах убийства… Ещё раз. Ни «исчезновение», ни «молчание» князя Сергея Васильевича Трубецкого и  Алексея Аркадьевича Столыпина (Монго), – при их здравии и внешнем благополучии, –ничем другим объяснить не представляется возможным. И – более того, думается, что их личное участие на следствии, – в любом качестве: хоть очевидцами «случайного» бытового убийства, а хоть и в качестве секундантов Лермонтова, т.е. в качестве сообвиняемых, – «кое-кому наверху» было очень даже нежелательно… по многим причинам, в том числе и потому, что Государю простить без последствий этих двоих наравне с Васильчиковым и Глебовым (?..) – уж слишком много будет «прощённых»: общество… «не поймёт», да – к тому же – эти господа не раз уже были замечены в «неблаговидных» поступках: и наказывались, и прощались уже: …не однажды. А за «незаконную дуэль» – …ежели «прощать» без каких-либо последствий, – то «прощать» нужно  в с е х,  раз уж «Лермонтов виноват сам». (Разумеется, в отношении «единственного» убийцы Мартынова – «расклад» особый). С другой стороны: чем меньше в деле участников – тем проще «свести концы с концами» и легче направить судебный процесс в нужное русло. …И следствие – под «чутким руководством» и надзором жандармского подполковника Кушинникова, добросовестно и старательно выполнявшего указания вышестоящего начальства, – тщательно сокрыло лермонтовских секундантов несостоявшейся дуэли «Т.» и «С.», – «которых имена не должны быть упомянуты ни в каком случае», как это следует из мартыновской подспудной записки, написанной рукой Глебова под диктовку Васильчикова…

Но… чтобы выйти «сухими из воды», необходимо, прежде всего, «помочь следствию»: определить в «инициаторы» самого же убиенного: сам, дескать, «нарывался» – сам и «нарвался»; чего «хотел» – то и «получил». А мы, мол, причём?

А особенно «ни при чём» – так это Васильчиков с Глебовым. Смотрите, как лихо они «отнекивались»: при так называемой «ссоре» в доме Верзилиных – они не присутствовали; по дороге «из гостей» – ничего не слышали и не видели; ранее – никаких насмешек в адрес Мартынова со стороны Лермонтова не слыхивали; и, естественно, ничего… ни подтвердить, ни опровергнуть не могут; и про «обиды» мартыновские – знать не знают. А вот просто их попросили быть секундантами, – они «по дружбе» и согласились... Ну, конечно, «мирили их», Лермонтова с Мартыновым,  – да ничего не вышло… с примирением-то… А вовремя не сообщили «кому следует» – так исключительно потому, что «слово дали никому не рассказывать»… Так и хочется воскликнуть: ишь-ты, какие «порядочные»!..

Пользуясь современной терминологией, «дорожная карта» превращения жертвы в главные виновники – такова.

Чтобы «обвиноватить» самого, ими же убиенного Михаила Лермонтова, – его шутку и незначительную размолвку Мартынова с поэтом, последовавшую после этого, – необходимо было трансформировать в «ссору». Ссору же, – самоё по себе, – ввиду очевидной ничтожности имеющегося повода, – надлежало представить как что-то несносное, непереносимое, неоднократно повторявшееся на протяжении длительного времени, переросшее во вражду и, естественно, логично приведшее к вызову на дуэль. А Мартынов, хоть (по его же выражению в суде) и «вызвал первый», да только потому, что Лермонтов сам сказал… вроде того: «ну же, давай: вызови меня». Стало быть, и дуэль якобы «фактически» предложил сам Лермонтов. Ну, а уж ему-то, Лермонтову, как говорится, «не привыкать»: ведь именно за дуэль он и сослан!.. Кто – кого «вызвал» – вопрос не праздный, ибо по закону того времени, запрещающего дуэли, это являлось отягчающим вину обстоятельством. Вот поэтому даже здесь Лермонтов «должен был» быть виноватым. Да. И «помириться» с Лермонтовым он никак не мог, так как на самом деле-то… по факту – это сам Лермонтов и сделал вызов. А ему, Мартынову, по законам чести осталось только лишь «держать удар», и по-ми-риииться (?..) – он …ну никак не мог. Да, секунданты ему «предлагали», но он – отказался: ведь не он же сделал вызов, не он же «хотел дуэли»! И, если бы он выразил желание помириться, то это выглядело бы… как трусость. Видите, какая лицемерная игра словами…

Дальше – вопросами «в чём причина» и «кто виноват» – занимается предварительное и судебное следствие, и в приговоре краски сгустили, придав такого «весу», что некоторым и сегодня становится искренне жаль «бедного» Мартынова, – якобы унижаемого изо дня в день злобно-хохочущим Лермонтовым с непереносимыми «насмешками» над личностью Николая Соломоновича. Да кто ж «такое» стерпит!?. Так, что… Лермонтова – осталось только «демонизировать», чем  старательно и занялись участники процесса.

17 июля, – в день похорон Лермонтова, – Следственная Комиссия под контролем находящегося при следствии Корпуса жандармов Господина подполковника и Кавалера Кушинникова направила 9-ть письменных вопросов находящемуся под арестом Мартынову, в том числе и вопрос о причине дуэли. Вопрос под № 6 сформулирован следствием не просто «странно», но и с практическим содержанием ответа: «Какая причина была поводом к этой дуэли; не происходило ли между Вами и покойным ЛермАнтовым ссоры или вражды, с какого времени оная возникла?»

Во-первых. «Причина» не может быть «поводом». Во-вторых. Следствие, как мы видим, сразу же «повод» называет «причиной», передёргивая фактическую динамику и, следовательно, смысл произошедшего. То есть – как бы – расценивая «шутку» как «повод» и не отрицая её ничтожности, следствие, дескать, допытывается до глубинной сути: до «настоящей причины» дуэли. При этом даёт Мартынову смысловую формулировку «правильного» ответа о якобы ранее происходивших между сторонами неоднократных «ссорах» и – возникшей со временем – «вражды». Чтобы наводящий вопрос был Мартыновым понят буквально и безошибочно, вопрос «о причине» следствием далее конкретизируется: Мартынова буквально «тычут носом»: с какого времени оная (вражда) возникла?

…Временем для письменных ответов на письменные вопросы следствия – обвиняемого Мартынова (как и Васильчикова с Глебовым) не ограничивали: думай-соображай, советуйся, пиши правильно. Советчиков – хватало…

Мартынов и написал:
                «С самого приезда своего в Пятигорск Лермантов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счёт, одним словом, всё, чем только можно досадить человеку, не касаясь до его чести. Я показывал ему, как умел, что не намерен служить мишенью для его ума, но он делал [вид], как будто не замечает, как я принимаю его шутки. Недели три тому назад, во время его болезни, я говорил с ним об этом откровенно; просил его перестать, и хотя он не обещал мне ничего, отшучиваясь и предлагая мне, в свою очередь, смеяться над ним, но действительно перестал на несколько дней. Потом взялся опять за прежнее. На вечере в одном частном доме за два дня до дуэли он вызвал меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. Я решился положить этому конец. При выходе из этого дома я удержал его за руку, чтобы он шёл рядом со мной; остальные все уже были впереди. Тут я сказал ему, что я прежде просил его прекратить эти несносные для меня шутки, но что теперь предупреждаю, что если он ещё раз вздумает выбрать меня предметом для своей остроты, то я заставлю его перестать. Он не давал мне кончить и повторял несколько раз сряду: – что ему тон моей проповеди не нравится; что я не могу запретить ему говорить про меня то, что он хочет, и в довершенье сказал мне: «Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я от дуэлей никогда не отказываюсь, следовательно, ты никого этим не испугаешь». В это время мы подошли к его дому. Я сказал ему, что в таком случае пришлю к нему своего секунданта – и возвратился к себе. Раздеваясь, я велел человеку попросить ко мне Глебова, когда он прийдёт домой. Через четверть часа вошёл ко мне в комнату Глебов, я объяснил ему, в чём дело, просил его быть моим секундантом и по получении от него согласия сказал ему, чтобы он на другой же день с рассветом отправился к Лермантову. Глебов попробовал было меня уговаривать, но я решительно объявил ему, что он из слов самого же Лермантова увидит, что, в сущности, не я вызываю, но меня вызывают, – и что потому мне невозможно сделать первый шаг к примирению».

В суде Мартынов сослался на эти свои письменные показания, и нового – устного – рассказа от него не потребовали: а то вдруг… как-чего лишнего ляпнет (?!.).

Какое-такое тяжкое оскорбление чести и достоинства личности Мартынова требовалось «смыть кровью», – тем более, что сам Мартынов в письменных показаниях утверждает, что Лермонтов чинил ему свои «насмешки», «не касаясь до чести»? Суду пришлось сильно постараться, чтобы из ничего на пустом месте отыскать «причину» для «дуэли» и изложить на бумаге так, чтобы это было вполне убедительно. Причина была необходима весьма серьёзная, и оскорбление, нанесённое Мартынову – по крайней мере, объяснимое и внятное.

Поскольку нас интересует, прежде всего, действительная причина убийства Лермонтова, вытекающая из того – кому, зачем и почему это было нужно, мы должны для начала подвергнуть анализу официальную «причину» свершившегося убийства, объявленную властями русской общественности: если коротко и в двух словах – это «сам виноват». А теперь – вот как это выглядело фактически.

Обратимся к официальным документам и частично, – но внимательно, – изучим приговор военного суда города Пятигорска, называемого по правилам царского российского судопроизводства 19-го века – Сентенцией (от лат.  м н е н и е:  чувствую – узнаю – высказываюсь). Тексты этого и следующего за ним документа даются в дошедшей до нас редакции (со всеми, на наш взгляд, имеющимися ошибками), – и это поможет нам проникнуться духом того времени…


[л. 130– 132]                СЕНТЕНЦИЯ

     По Указу Его Императорского Величества, комиссия военнаго суда, учреждённая при Городе Пятигорске, слушав выписку из дела с оной составленную над подсудимыми: отставным Гребенского Казачьяго полка Майором Мартыновым, Лейб Гвардии Коннаго полка Карнетом Глебовым и Титулярным Советником Князем Васильчиковым, по-коей находит их виновными: Первого Майора Мартынова, за дуэль происшедшую сего 1841-го Года июня 15-го числа у подошвы Горы Машухи в разстоянии 4-х верст от Города Пятигорска, с Поручиком Лермантовым, которого на месте убил собственно за неоднократныя оскорбительныя шутки, от которых он его завсегда удерживал, но он не переставал, вторыя Карнет Глебов и Титулярный Советник Васильчиков, как находились при этом деле Секундантами об сказанной дуэли, не дали знать здешнему начальству и делали свои распоряжения к дуэли, размеряли место где должна быть дуэль, подлежат как самим делом доказывается все трое наказанию. Именно: Свода военных постановлений части 5, Книги 1-й, Статей 392-й, 393-й и 398-й, Лишению чинов и прав состояния, о чём им в комиссии объявят (и объявлено).

…(Далее следует описание самого места дуэли и выводы из медицинского Свидетельства от 17-го июля 1841 года, – с чем мы подробно знакомились в Книге первой «Убит не на дуэли».)…

…Сей приговор как выше значится в присутствии сей комиссии подсудимым объявлен; но не чиня по ним никакого исполнения представить оный обще с делом на высшую конфирмацию, вышеупомянутыя подсудимые находятся все неарестованными, на свободе.
     Заключена Кавказской области в Городе Пятигорске сентября 30 дня 1841 Года.
                Прапорщик Ариневский
                Прапорщик Подопригора
                Подпоручик Фёдоров 1-й
                Штабс-капитан Свищёв
                Штабс-капитан Вавилов
                Асессор – Капитан Равич-Барановский
                Презус – подполковник Монаенко
                Аудитор 13 класса Шаталов.
                __________________________________________


Следующий документ:

[л. 167–172]                Извлечение из «Военно-суднаго дела 3-го Генваря 1842 г.»
                об отставном Майоре Мартынове, Корнете Л. Гв. Коннаго полка Глебове и
                чиновнике 2-го Отделения Собственной Его Императорского Величества
                Канцелярии Титулярном Советнике Князе Васильчикове.
                Дело сие начато:
Следствием – 16 Июля
Судом – 27 Сентября 1841
Кончено –  30-го
В Аудиториатский департамент поступило – 24 Декабря

Подсудимые со времени происшествия до учреждения суда, с 15-го Июля по 25-е Сентября содержались под арестом, а после того находятся на свободе.
               
                «По суду оказалось: …за два дня до дуэли, на вечере у Генеральши Верзилиной, привязываясь к каждому слову его Мартынова и показывая на каждом шагу явное желание досадить, вывел его из терпения. … При производстве следствия и суда, в отношении обстоятельств самой дуэли, Майор Мартынов, Корнет Глебов и Титулярный Советник Князь Васильчиков, показали согласно вышеизложенному, а о причинах дуэли объясняет только один Мартынов; показаний же других лиц, которыя бы подтверждали или опровергали объяснения его по делу нет: ибо когда и при ком Лермантов говорил Мартынову колкости, не открыто. – Верзилина, в доме коей Лермантов, как показывает Мартынов, вывел его насмешками из терпения, под присягою отозвалась, что она о произшедшем между ними неудовольствии не слыхала. Корнет Глебов и Князь Васильчиков, которые были тогда у Верзилиной, отвечали так же. Они как при этом случае, так и прежде того никогда неприятностей между Лермантовым и Мартыновым не замечали, а только слышали от Мартынова, что причиною дуэли были насмешки на счёт его со стороны Лермантова. …»

Генерал Аудитор  Ноинский
За Начальника Отделения, Столоначальник  Травницкий».


Итак, что мы имеем в сухом остатке.

Цитируем: «…о причинах дуэли объясняет только один Мартынов; показаний же других лиц, которыя бы подтверждали или опровергали объяснения его по делу нет: ибо когда и при ком Лермантов говорил Мартынову колкости, не открыто». Однако же, дорогой мой Читатель, повторим ещё раз: «по суду оказалось: …за два дня до дуэли, на вечере у Генеральши Верзилиной, привязываясь к каждому слову его, Мартынова, и показывая на каждом шагу явное желание досадить», Лермонтов вывел Мартынова «из терпения». То есть – этот факт – суд считает установленным и имеющим для правосудия существенное значение, и этот факт… суд закладывает в строку приговора как истину, установленную в суде. Получается, что причина известна суду только со слов одного лишь Мартынова, являющегося субъектом преступления, то есть преступником, стремящимся облегчить свою участь, которому и солгать не «во грех»; более того: который действительно лжёт, – и суд об этом знает. Но вот… – «плохое» поведение Лермонтова… да: «факт», причём, факт – опять же со слов того же Мартынова. Вот Вам и получается «сам виноват». Чего же больше? Так и произошла подмена понятий. Так ничтожная размолвка, искусственно раздутая до «ссоры» – выдана за причину дуэли и, соответственно, за причину убийства великого поэта и патриота, отважного офицера – поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Юрьевича Лермонтова, имеющего «…патент о пожаловании 6 декабря 1839 г. в чин поручика гвардии».

Вы, дорогой мой Читатель, будучи в нетерпении узнать итог нашего расследования, вправе спросить: но что же именно явилось – причиной?.. Мы с Вами эту причину обязательно «вскроем», – только чуть позже: наберитесь терпения… Пожалуйста.


Продолжение:
Часть 7. Линия отношений «Мартынов – Лермонтов»
http://stihi.ru/2023/12/02/3397

Вернуться:
Часть 5. Эмилия Александровна Шан-Гирей и её «Воспоминание о Лермонтове» - http://stihi.ru/2023/12/01/642