Война и ми. гл. 3-2-3 и 3-1 4а

3-2-3

Михал Иваныч — архитектор,
Письмо доставить был предлог,
В постройках был он, как директор,
Без вызова войти он мог.

Застал он князя над прочтеньем
Им подготовленных бумаг,
«Ремарками» — в них под названьем,
Хранилось очень много благ.

По крайней мере, сам уверен,
Какой давался в них совет,
И потому он был намерен
Госу;дарю послать «привет».

Как все посмертные посланья,
Из опыта всех прошлых войн,
В какой-то мере притязанья,
На вклад в страну, и опыт свой.

В глазах стояли даже слёзы
О тех далёких временах,
Как избегали все курьёзы,
На деле, а не на словах.

Позвал он своего курьера,
Смоленск с заданьем посетить,
Алпатычу лишь только вера,
Ряд в нём товаров закупить.

Всё это в памятной записке,
Уже не в первый даже раз,
Чтоб не забыть бы с долей риска,
Обычный выполнить заказ.

Особо главное задание,
Бумаги с ним же отослать,
И губернатору заранее
Сии ремарки передать.

Курьера мучил наставленьем
Почти что битых два часа,
Потом с каким-то облегченьем,
Письмо попалось на глаза.

Он бережно, для сохранения,
Как будто дорогую кладь,
И в качестве уже «сражения»,
Сел губернатору писать.

Письмо закончив, было поздно,
Уже клонило и ко сну,
Где спать проблема встала грозно:
«Опять, наверно, не засну».

Места для сна всегда другие
Он выбирал их каждый раз,
Казалось, мысли в них иные,
Заснуть помогут прям сейчас.

В диванной выбрано то место,
За фортепьяно, где не спал,
Хотя и было слишком тесно,
Но он почувствовал — устал.

Хотя и новое то место,
Но снова не давался сон,
Мешались мысли словно тесто,
Опять был чем-то возбуждён.

Казалось, он забыл задвижки
Алпатычу их заказать,
Иль что-то даже там про книжки,
Какие надобно читать.

«Нет, всё не то, ах, да — в гостиной,
Письмо от сына, где Досталь,
С какой-то каждый раз повинной,
Вопросы сыпал мне сей «враль».

Ах, что-то там про Витебск,
Что город этот будто взят,
Смоленск — тот город наш, как «витязь»,
Не может быть, он просто — «свят».

— Эй, Тишка! Ну-ка, поживее
Письмо неси-ка мне бегом,
Прочту-ка сам его скорее,
Чтоб не казался мне Содом.

Прочтя письмо, неужто правда:
«Дождались, но какой позор,
Уже, возможно, даже завтра,
Француз и в мой заглянет двор?»

Прочтя письмо, уснуть пытался,
Но сон не шёл, закрыв глаза,
Воспоминаниям отдался,
И даже капнула слеза.

Дунай представился пред взором,
И лагерь, где он — генерал,
В расписанный шатёр узором,
Его Потёмкин сам позвал.

Он вспомнил, как императрица,
Дарила тёплые слова,
Как с Зубовым не мог смириться,
Имея в том свои права:

К руке её на катафалке,
Как для прощанья, подходить…
А что теперь — всё в этой свалке,
И можно ли всё упредить?

Вернуться мне бы в то же время,
Ах, как мне нужен весь покой…
Но что-то разболелось темя,
Неужто сгинет дом родной?!

3-2-4а

Именье князя Лысы(е) Горы,
(Считая в сторону Москвы),
К Смоленску находясь в просторах,
В верстах с десятков шесть пути.

Десаль, в письме узрев опасность,
Не оценённую больным,
Решился на свою «отважность»
И упредить всю безопасность,
Своим, но и путём другим.

Он обратился к кня;жне Марье,
Подать в губернию письмо,
Уведомить о состоянье,
Как отступление прошло.

Насколько велика опасность,
И что нам делать дома всем,
В вопросе сим не всё нам ясно,
Каких нам ждать ещё проблем?

Письмо Алпатычу вручили,
Ему строжайший дав наказ,
Причём, конечно, торопили,
Как никогда на этот раз.

Немедленно, как по прибытье,
Подать послание властям,
Как развиваются событья,
Коль плохо — возвратиться к нам.

Алпатыча все провожали
Как будто он и есть сам князь,
Его вся дворня уважала,
А он и был её, как часть.

Любуясь новым урожаем,
Бросая взгляд по сторонам,
В душе он жалостью снедаем,
Неужто — это всё врагам.

Вокруг поля с желтевшей рожью
И зеленью густым овсом,
Благодарил он щедрость божью,
За этот наш весь русский дом.

Его, однако, поразило:
Косили воины овёс,
На корм лошадкам бы хватило,
Хотя ещё он не дорос.

Когда роились в нём вопросы,
Всегда свою он помнил цель,
Всё, что мешало, все «торосы»,
Он словно пропускал «сквозь щель».

Его всей жизни интересы,
Уже под тридцать с лишним лет,
Не вызывали больше веса,
Чем князя весь авторитет.

В начале августа в Смоленске,
Уже Алпатыч — «весь в гостях»,
За Дне;пром, в Гаченском предместье,
Как дома — он на радостя;х.

И с каждой новою поездкой,
Желанный гость он в доме том,
У дворника с причиной веской,
Был опекаем там во всём.

Дружок, тот дворник, Ферапонтов,
Двенадцать лет тому назад,
В коммерческом «погрязнул фронте»,
Алпатыч внёс посильный вклад.

Купил у князя леса рощу,
И начал чем-то торговать,
Отныне он совсем не робщет,
Богатством стал он прирастать.

Имел он дом, мучную лавку,
А также постоялый двор,
Мужик — с коммерческою хваткой,
Не признавал войны позор.

— Добро пожаловать, рад гостю,
Народ — из города, ты — к нам,
Народ весь глуп, подавлен злостью
К французам, нашим всем врагам.

— Да, всё то бабьи только толки;
— Вот так и я сужу о том;
— Хотя и лезут словно волки,
Приказ есть — не отдать свой дом.

По три рубля с подводы просят,
Объятый паникой народ,
Готов на всё, нажил — всё бросить,
Найдя в побеге словно брод.

Алпатыч, сам напившись чаю,
Дав корма на ночь лошадям,
Лёг спать, весь отдых предвкушая,
Назло всем сплетням и врагам.

Всю ночь по улицам Смоленска,
Вдоль постоялого двора,
Шагов шум не стихал от треска,
Сапог солдатских до утра.

Весь день был занят лишь делами,
Он с губернатора нача;л,
Война слышна не за горами,
Ружейных выстрелов обвал.

К ним добавлялся гром орудий,
Казалось, жизнь вся — как всегда,
Но этот гром страх в людях будит,
Гром не звучал уже века.

У губернаторского дома
С утра толпился весь народ,
Той неизвестности истома
И страха, как от сплетен плод.

В толпе слышны с угрозой речи,
Врагу оставленных людей,
Им предстояло ждать лишь встречи,
Когда в Смоленск войдёт злодей.

Алтапыч, находясь в приёмной,
Уже он ждал там не один,
И в этой обстановке томной,
Он тоже стал душой раним.

Поспешно с чрева кабинета
В приёмную ворвался чин,
Дать ожидавшему ответа,
Был слишком важен господин.

Алтапыч уловил мгновенье,
Вручил ему те два письма,
С нетерпящим он выраженьем
И с важностью всего лица;

С докладом по военной форме
И голосом, как приказным,
Нарушив ожиданья нормы,
Решился быть уже связным.

— От генерал-аншефа князя,
Посланье срочно, жду ответ,
Что делать нам в «словесной грязи»,
Князь ждёт уже давно совет.

Ответ последовал мгновенно:
— Не знал я положенье дел,
Приказ был, но — недостоверный,
Очередной был наш пробел.

Вот, передай бумагу князю;
И он вручил ему приказ:
— В Москву езжайте в этой связи,
Такой совет мой в этот раз.

Но не успел закончить фразу,
Вбежал внезапно офицер,
И вопреки тому приказу,
Велел принять ряд срочных мер.

Алтапыч, поняв обстановку,
Вновь побежал он в свой «отель»,
Не стал вникать в головоломку,
Одна пред ним стояла цель.

Мельком взглянув он в суть приказа,
В пути на постоялый двор,
Мелькнула в нём такая фраза:
«Достойный здесь дадим отпор;

Двух армий наших, их слиянье,
Создаст надёжный в том заслон,
Внушит жидьцам всё пониманье
На весь «панический урон».

Но город был весь «на колёсах»,
И вместе с массой пеших сил…
Уже исчезли все вопросы,
Пропал уверенности пыл.

Поспешным шагом, чем обычно,
Вернулся к лошадям в сарай,
Но кучер спал там, как привычно,
Ему с лошадками был рай.

Велел закладывать повозку,
В обратный собираться путь;
А сам, лишившись словно лоска,
Прощаться в дом решил свернуть.

Семейная в разгаре драма
Предстала явью перед ним,
Не вызывающая срама,
Быт богом был всегда храним.

Жена хозяина рыдала,
Её он просто избивал,
Она ему всё утверждала,
Бежать, мол, надо, час настал.

— Все люди едут, полны скарба,
Ты нас с детьми хоть пожалей,
Француз придёт уже по правде,
Послушай знающих людей.

— Видать, собрался ты в дорогу,
А что — тот губернатор наш?
— Доверился, похоже, богу,
Он — ваш, барон всё тот, фон Аш!

Не знал он сам куда деваться,
И мне вручил он сей приказ,
Хотел им как бы оправдаться,
Лишь отвязаться бы от нас.

— Нам что, бросать всё, что нажито,
Уж за подводу — семь рублей,
Оно всё кровушкой полито,
И труд какой в том всех людей!

Вот мой сподвижник, Селиванов,
Проворен оказался «друг»,
Продал муку, набив карманы,
Используя всё тот испуг.

Попьём-ка мы с тобою чаю,
Пока — закладка лошадей,
Я вот уже что замечаю,
Что зря подняли всех людей.

Всё затихать как будто стало,
Должно быть наша в том взяла,
Мы как-то бьём их слишком мало,
Земля-то наша уж пошла.

Намедни сказывали Платов,
Десятки тысяч утопил,
Должна такая быть расплата,
Наш люд всегда их крепко бил.

И, не забыв собрать покупки,
Он заплатил и за постой,
«Мол, хватит здесь точить мне зубки,
Пора вернуться мне домой».