Феномен леди Макбет. Повесть. Путешествие по южном

Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Все те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет..
Пушкин, Евг. Онегин

Путешествие по южному Кавказу.

Феномен леди Макбет.

Повесть.

 Тридцатилетняя княгиня Вербицкая Ольга Антоновна рано овдовела. Два года назад в горах на охоте пропал её супруг, князь Вербицкий Андрей Иванович, поиски опытных местных охотников оказались безрезультатными, и она, не выдержав навалившегося на нее несчастья, уехала в Париж, надеясь,что в парижской суете забудет постигшее её горе, И теперь после двухлетнего отсутствия возвращалась из Парижа в свое родовое поместье на берегу озера Рица, которое было расположено в долине реки Бзыбь, у подножия горы Гагрского хребта. День начинал вечереть, долину уже окутывали вечерние сумерки Нюкты, и кучер, опасаясь наступления темноты, изо всех сил гнал резвых выносливых лошадей карабахской породы.

- Лексеич, - усталым голосом обратилась княгиня к кучеру, - вечереет, кажись, до темноты не успеем
– Успеем, Ваше сиятельство, не беспокойтесь, вот уже виден минарет, а за ним поворот и ваш замок, - еще громче понукая лошадей, спокойно ответил Лексеич. Услышав звон бубенцов тарантаса, садовник, он же сторож, немедленно доложил камергеру-фуфлыге, который до службы в поместье, фуфлыжничал, жил на чужой счет и бездельно шатался. Он, второпях надев на шею ключ на голубой ленте, особый знак важности среди слуг, шаркая по паркету лишенными сапогами, поторопился на первый этаж, чтоб первым встретить княгиню.

– С приездом, Ваше сиятельство, в родные пенаты, - кланяясь, прошамкал он. Княгиня ограничилась кивком головы и поднялась на второй этаж в гостиную, где отдыхала после гибели супруга, не заглядывая в спальную. – Я живу аскетической жизнью, а ведь мне тридцать лет, Андрея уже не вернешь, и в этом захолустье у меня никаких шансов, окрестности, как могила, говорил классик. Постоянная прислуга все к её приезду приготовила, она, приняв горячую ванну, надев голубое платье из муара, поднялась в гостиную, налив себе полный фужер мадеры, и маленькими глоточками начала пить. В дверь постучали, после дозволения вошла служанка Марина, с которой у нее были дружеские отношения.

– Ваше сиятельство желают ли поужинать, накрыть на стол в гостиной или в столовой? Есть записка, адресованная Вашему сиятельству от графа штабс-капитана Чекмезова Давида Сергеевича, местного мелика – горного князя, который живёт по соседству с престарелой матерью и неоднократно приезжал с надеждой просить у вас аудиенцию, но, увы, вас не было, - зажигая длинные свечи на персидских подсвечниках шандал, доложила служанка.

– Достаточно света, Марина, принеси записку штабс-капитана и ужин сюда, - с любопытством произнесла княгиня. У калитки нудно и громко зазвонил колокольчик, сторож Митрофан, подойдя вплотную к калитке, зычным голосом спросил: кого шайтан несёт в такой поздний час, Их сиятельство, недавно приехавшие, устали с дороги и никого не принимают.
– Доложите Их сиятельству, что штабс-капитан Чекмезов просит аудиенцию, - раздраженный упрямством сторожа, велел штабс-капитан.
- Ваше благородие, у княгини характер крутой, норовистый, начну без повода их беспокоить, могут меня вытурнут с работы, а у меня семья, - молвил сторож. Граф ничего не ответил, резко развернувшись, направился к своему особняку на берегу реки Бзыбь, которая, насыщенная талыми весенними водами, стремилась на встречу с быстроводной рекой Гега, чтоб вместе слиться с волнами Чёрного моря. Записка штабс-капитана была короткой, он настойчиво просил Их сиятельство принять его, признавался, что она, эта белокурая красавица с голубыми глазами ему нравилась, тем более теперича, когда она была свободна, а он в свои двадцать пять лет еще не влюблялся и после отставки продолжал жить  холостяцкой жизнью.

– Я собираюсь на охоту, Алим Иванович, - обращаясь к своему приказчику, грустно произнес штабс-капитан, - поживу несколько дней в охотничьем домике, должен из города приехать лекарь, пусть займется лечением матушки и обязательно дождется меня, уяснил?
– Уяснил, Ваше благородие, будет исполнено, - четко по-военному покорно ответил приказчик.
 
  Княгиня очень любила верховую езду на своем резвом норовистом жеребце, каждый день она ездила по берегу, объезжая долину, чтоб заодно проверить работу пастухов, табунщиков, крестьян, работающих на рисовых полях и виноградниках. Цветущая долина, запах цветов акаций, фруктовых деревьев одурманивали её, она подолгу сидя на берегу, с печалью смотрела на снежные вершины гор, гряду причудливых великанов, навсегда отнявших её возлюбленного, убив в ней пневму.
- Ни наследников, ни наследниц, на грани исчезновения старинный род столбовых дворян, непонятно, почему за долгие годы у нас никто не родился, ужели я сама не детородная или князь Андрей оказался бесплодным, а? Вот в чем трагедия и я в этом завидую Ниобе, - вслух размышляла княгиня, смотря на сильное течение, которое образовало пучину, смыв часть берега.- Может быть, это и есть моя доля по воле фатума или грех наших предков? Кому же оставить это несметное богатство, а? Вот и обозначилась для меня дилемма, и есть ли именно тот нужный выход из этого умозаключения? А что за штабс-капитан Чекмезов, мелик и к тому же горный князёк, ему тоже, наверняка, невыносимо скучно в этом захолустье, и вот ищет кралечку, чтоб потешиться с ней, хотя тут вдов хватает. Наверное, мы все здесь затворники в своих поместьях, как монахи, давшие обет не выходить из своей кельи, жить в затворе. И это его тоже утомляет и неужели ему не хочется вернуться в суетливую городскую жизнь? Гамлетизм и его наказания флейтой, как можно судить о человеке, не зная о его душевных, нравственных качествах, не говоря о его внутреннем мире, как утверждал философ Биант, а? По крайней мере, это поспешное суждение, и выводы просто несправедливы. Вернувшись в замок, ей не терпелось отправить записку штабс-капитану, что она готова принять его в любое удобное для него время. Какое-то таинственное чувство, природы, которого она не понимала, молнией прошлось по жилам, зажигая застывшую кровь, охватив её сердце, - наваждение какое то, - отдавая записку служанке Марине, подумала княгиня. Сообщение вернувшейся служанки, что штабс-капитан, по утверждению прислуги, был чем-то сильно огорчен и уехал в свой охотничий домик в горах, озадачило княгиню.

- Я на его письмо не ответила, видимо, гордость задела, тут на ум приходят грибоедовские слова: ишь, какие прихоти завелись, - недовольно вслух произнесла княгиня и стала фуфыриться, и в удрученном состоянии взяла потрепанную книгу Овидия, начала читать его «Скорбные элегии».
 
  Штабс-капитан Чекмезов, приехав в свой охотничий домик у подножия горы Арихуа, растопил камин - камелёк, а затем пристроил жеребца в хлеву, который был вплотную пристроен к домику, накрыв его войлочным покрывалом и задав овса, сел у камина. Налил полную чашу холодного коньяка и залпом выпил. Она меня просто проигнорировала, - с горечью подумал Давид, - княгиня все-таки, будто нечета нашему брату дикому горцу, так что ты, мил человек, знай, свой шесток, и пока светло, надо добыть дичи. Надев армейскую фуфайку и  малахай на голову, взяв двустволку с патронташем, спустился в ущелье. Весна окончательно вступила в свои права, всюду расцвели дикие фруктовые деревья, мимоза, дикий жасмин, благоухая. В ущелье, тихо журча, текла речушка, куда кабаниха с кабанятами пришли на водопой, и несколько кабанят под огромным дубом с хрустом поглощали прошлогодний желудь.  На водопой прилетали и каменные куропатки, которых местные называли кекликами. Отстрелив несколько куропаток на ужин, граф до темноты вернулся в домик, часть туш зарыл в снег и после ощипывания туши, выпотрошив, взял готовые деревянные вертела, насадил туши, чтоб приготовить себе ужин, для этого ему пришлось разжечь очаг, но его не покидала мысль о княгине, и он старался успокоить себя, вспоминая некрасовские слова: чего теперь хандрить-то, оплакивать потери? Что ему Гекуба и что он Гекубе, чтоб о ней рыдать, как говорил Гамлет. Да, у него была кралечка, красивая, образованная, которая работала гувернанткой в одной богатой семье в Тифлисе, где он служил в штабе до отставки. Любил ли он её, да, пожалуй, нет, иногда встречались у нее в доме, о своем будущем ни слова, даже тогда, когда он сообщил ей о своей отставке. Она только пожала плечами, значит, не любила, и он не особенно расстроился, утешая себя словами классика : была любовь без радостей, и разлука будет без печали, и в веселом настроении покинул Тифлис. Конечно, если не больная мать, урожденная графиня Серафима Ивановна, он, может быть, не вернулся бы в свое поместье и остался бы в Тифлисе, где непеременно нашлась бы та единственная, которую он искренно полюбил бы, обзавелся бы семьей, но, увы, неизлечимая болезнь матери вынудила его вернуться в родные пенаты, обрекая его в одиночество. Теперь он, стало быть, начал волочиться за этой высокомерной, кичливой княгиней.

- Приехал ли лекарь? – сходу спросил он встретившего его приказчика, отдавая туши кекликов служанке, - пусть кухарка приготовит жаркое для матушки,- и, не раздеваясь, направился в комнату графини Серафимы Ивановны.
Лекарь плотного телосложения, с клинообразной бородой с сединой, со следами перенесенной оспы на лице, увидев штабс-капитана, встал и беспомощно пожал плечами.

- Боюсь, что вам нужно проявить мужество и готовиться к худшему, - тихо прошамкал он, - она перенесла удар и отходит, я тут  бессилен, Мойры решили обрезать ее «нить жизни», примите мое соболезнование, - убирая стетоскоп в свой саквояж. Ужели всё?  - удручённо подумал Давид Сергеевич, - вот я остался совсем один.
 
Графиню Чекмезову Серафиму Ивановну хоронили в семейном склепе рядом с мужем, графом Чекмезовым, иеромонах, приглашенный приказчиком из городской церкви, дрожащими пальцами держа требник, тихим голосом произносил отходную. Граф Чекмезов, великан, сгорбившись, стоял у вырытой могилы, не произнося ни слова,  После коротких поминок немногочисленные гости разошлись, и тут Давида обуяло небывалое уныние, да что там уныние, страх, что он остался один.

Немедленно уехать отсюда, теперича меня тут ничто и никто не держит, -  как в лихорадке, стучало в голове. Он налил себе целый фужер коньяка и залпом выпил. Полегчало, и тут в дверь гостиной постучали, вошла служанка.

– У ворот ждёт приема княгиня Вербицкая, чтоб выразить свое соболезнование, это, по словам сторожа, - забирая пустую посуду со стола, глядя на его жалкий вид, тихо проговорила она.
– Замира, видишь, в каком удрученном состоянии я нахожусь, да и не нуждаюсь я в её утешениях. Она презрительно надменная особа, вишь ли, положение её обязывает, боюсь, как бы она не огорчила меня в такой прискорбный для меня час, - наливая в фужер коньяка из хрустального графина, чуть ли не с чувством раздражения, произнес штабс-капитан.

– Осмелюсь вам возразить, Ваше сиятельство, вам это общение необходимо, оно принесет облегчение, поверьте мне, и вам лучше спуститься вниз и самому лично принять её, а кто знает, может быть, это и есть то "колесо Фортуны", а? Боже мой, какая дерзость давать советы своему хозяину, едва сдерживая свое раздражение, подумал было граф. А ведь она права, мне следует пообщаться с ней, попробовать понять её. Конечно, может быть, всё это пустое, обман неопытной души, как говорил классик. Он, надев шелковую рубашку-безрукавку, спустился на крыльцо и направился к калитке, где в ожидании томилась княгиня Ольга Антоновна в платьице из голубого шанжана, с накинутой сверху черной узорчатой шалью, которая покрывала её худые плечи.

– Я слышала о постигшем вас горе, граф, и прошу принять мое соболезнование по поводу кончины вашей матушки, - тихим переливчатым голосом произнесла княгиня.
- Благодарю вас, Ваше сиятельство, проходите в дом, а то негоже держать вас у ворот, - с оттенком насмешки ответил штабс-капитан, открывая калитку. Княгиня почувствовала иронию, но отвечать не стала. Боже мой, какой он великан, не потомок ли Урана? а красивый, как Гимер из свиты Афродиты, аж дух захватывает, - смущенно подумала Ольга Антоновна. В гостиной, оставив её одну, граф вышел предупредить прислугу, чтобы приготовили кушанья и накрыли стол в гостиной, а княгиня в его отсутствии смотрела гравюры, иконы Ушакова, картины Брюллова «Последний день Помпеи», «Вирсавия», особенное впечатление произвела на нее инкрустация резного малахитового стола, выполненная в стиле интарсии, поверхность которого была отделана яшмой зеленного цвета. На стенах висели персидские ковры, которых украшала коллекция старинного холодного и огнестрельного оружия.

– Безукоризненное убранство, – начала было княгиня, когда штабс-капитан вошел, - служанка передала мне вашу записку, неужто, граф, в ваше сердце, как бы выразиться помягче, грибоедовский недуг вкрался в виде влечения ко мне, а?
- Щас неуместно об этом говорить, княгиня, и не время выпытывать тайну моей души, может, следует отложить ваши расспросы, пока не уляжется скорбь постигшего меня горя, а?- недовольно буркнул граф.
- Да, да, конечно, граф, - утвердительно кивнула головой Ольга Антоновна, садясь на турецкое канапе с высокой спинкой. Две служанки накрывали на стол: жареные цыплята с овощами, осетрина целиком жареная, икра чёрная, жареная шемая, коньяк, херес, мадера в хрустальных графинах.

– Вы были в Париже, княгиня, насколько мне известно, долгое время, а что же вынудило вас вновь вернуться в родные пенаты? - неожиданно спросил штабс-капитан, наливая ей херес, себе коньяк.
– Я и мои предки родились здесь, я ужасно скучала по снежным вершинам наших причудливых гор, - отпив глоток вина, неохотно ответила она, - да неугомонная парижская суета наскучила, как ни крути, все-таки дома лучше. А вы, Давид Сергеевич, расскажите о себе, почему вы до сих пор не женились, али женитьба была бы помехой службе, если не секрет. Сколько же вам лет?

– Мне двадцать пять лет, княгиня, в таком возрасте жениться, да еще находясь на службе, опрометчивое занятие, теперь после смерти матери остался совсем один, - печальным голосом ответил Давид Сергеевич.
После его резких  слов княгиня покраснела, понимая, что он пока не намерен жениться, а хотел приударить за ней и заниматься флиртом, тут, будто её подменили, получается, как у классика, всё пустое, это был обман неопытной души, но она желает влюблять его в себя, а не отпускать его, быть всегда рядом, если придется, как ворожея, ворожбой влезть в его сердце, также, как с Андреем, ведь, он тогда чуть не ускользнул от нее, и вдруг громко засмеялась.

– Я-то подумала, было, что у вас ко мне влечение, и это было бы справедливо, я вдова, красива, богата, вы мне нравитесь, почему бы не связать наши отношения «узами Гименея», а? у меня огромное хозяйство, а ему нужен хозяин, - продолжая свой гомерический смех, княгиня так нежданно начала откровенничать. Штабс-капитан понял её уловку и вспомнил гончаровские слова: «это уловка лукавых людей предлагать жертвы, которых не нужно», это игра, проверка, стремление разгадать мои мысли о ней, а что, можно и затеять такую игру, дамочка, только результат, может быть, плачевным, итак, я принимаю вызов.

– А почему бы нет, княгиня, я лично не вижу никаких препятствий, - слукавил Давид Сергеевич. Да, она права, - размышлял штабс-капитан, - куда делась та страсть, которой была охвачена его сердце, пройдя по жилам, зажигая вожделение? Нет, я сам нечаянно задул эту лучинку надежды, не дав ей разгореться, так? Че тебе нужно то, Давид Сергеевич, а? она красива, кажись, влюбилась в меня, али тебя неудержимо тянет к тем смазливым кокоткам в Тифлисе? Конечно, теперь ты после смерти матери остался один, свободен, а дальше- то что? нет, это мне взбудораживает сердце, которое подвластно чувствам, а разум, как всегда подсказывает противоположное, рассудок же молчит, где рождается здравый смысл, не торопится. Прав был уважаемый Достоевский: Разум - подлец! Оправдает что угодно.

– Я есть не хочу и выпить тоже, - вдруг проговорила княгиня, избавив Валиева от мучительных размышлений, - может, прогуляемся или посидим в беседке в саду, а то скоро день начнет вечереть, и я, граф, приглашаю вас в гости с ответным визитом, - вставая, произнесла княгиня. Они прогуливались по берегу быстроводной реки Бзыбь, вечерняя весенняя прохлада вынуждала княгиню еще сильнее прижаться к крепкому телу штабс-капитана, он с волнением ощущал тепло её плоти, возбуждаясь.
- Вы никогда не расстаетесь с чёрной шалью, это что, продолжение скорбного состояния или сохранение верности к пропавшему мужу? – вдруг спросил Давид Сергеевич, бережно беря её за тонкий стан, и сразу же почувствовал охватившую её дрожь.  Пусть  похоть зажигает её кровь, два года большой срок, ведь давно она не касалась мужской плоти, наверное, денно и нощно мечтает окунуться в море сладострастия, неги, - подумал штабс-капитан. Или метафора Гамлета:расчётливость, Гораций! С похорон на брачный стол пошёл пирог поминный?

– Что-то мне холодновато стало, - съеживаясь,  произнесла княгиня, - какой-то пронзительный ветер с реки просто насквозь продувает, что, я начинаю замерзать, вы, граф, не проводите меня до замка? Если желаете, мы могли бы откушать кофей из парижских запасов, - касаясь губами его лица, тихо прошептала княгиня. Прямо сейчас делай это, она же хочет, - промелькнула шальная мысль в голове штабс-капитана, и он, притянув её к себе, своими губами обхватил ее тонкие сочные губы умащенные помадою.
 
  Вечерело. Прохладный туман, опускаясь с гор на долину, смешиваясь с  мерзлыми испарениями, создавал сырость воздуха, покрывая дома, деревья, молодую весеннюю траву инеем, всё кругом начало индеветь, что без сомнения наносило порой непоправимый вред цветущим садам. На обоих хозяйствах в основном трудились местные крестьяне, которые начинали работу спозаранок, а завершали за полночь. Княгиня Ольга Антоновна отличалась от других работодателей своей жадностью и славилась скупердяйкой, благотворительностью не занималась, часто отказывала крестьянам из других ближайших сел в работе, чем заслужила прозвище – мизантропка. Об этом известно было и Давиду, поэтому после её отказа отвечать на его письма, он весьма усомнился в её щедрости относительно своих крестьян и вспомнил снова в то время самую ходовую поговорку среди состоятельных людей, мол, лучше жениться на убогой, чем волочиться за глупой богачкою. И тут сомнения одолели его, что вынудило ограничиться проводами до замка, он увидел в ней нечто вроде призрака, обман чувств, внушенное бесовское наваждение по суеверным представлениям, со злыми силами с целью соблазна, увлечь жертву, что-то дьявольское, сатанинское, о, злой ум и дары, которые обладают силой, как говорил Гамлет, что вызвало у него крайнее удивление, страх, и он, ссылаясь на неотложные дела, быстро покинул ее. Она напоминала одну из самых хитрых и амбициозных злодеек Шекспира-эффекта леди Макбет, стремиться как бы «смыть» с себя свое «бесстыдство», отмыться от «грязи», от совершенного «греха». – Вот я и влип, – торопясь в свой особняк, тревожно вслух произнёс штабс-капитан, - может быть, её муж князь Андрей вовсё не пропал, а стал жертвой её проделок, и меня ждёт тоже, её инфернальная душа с её муками, злая сила с целью соблазна, если не уехать отсюда. По другой дороге в сторону села Чехони шла молодая женщина, укутавшись в старую шаль, в дырявых ботах, и он немедля направился в её сторону через поле, почти догнав её.

– Куда путь держишь, молодуха, если не секрет, ведь скоро наступить  темень? – подойдя еще ближе, спросил штабс-капитан.
– В свое село, барин, а ходить в темноте мы привыкшие, ведь в горах очень быстро темнеет, - дивным переливчатым голосом, бойко ответила молодуха.
– И тебе не страшно одной? – не сдавался Давид.
– Нет, - покачав головой, ответила она.
– Тут недалече мое поместье, - рукой показал на свой особнячок штабс-капитан, - где ты можешь дождаться до утра, и тебе ничего не грозит. Отдохнешь, высушишь одежду, тебя покормят, а утречком айда в свое село. Она, внимательно посмотрев на него, тихо начала причитать, но граф услышал её слова: бойся данайцев, дары приносящих, и крайне был удивлен, откуда она знает эту древнюю пословицу. Он велел служанке Замире принять гостью, дать возможность ей переночевать, - а как тебя зовут-то, незнакомка? – вдруг спросил граф.

– Вероника - коротко ответила она.  Штабс-капитан поднялся на второй этаж, зашел в свой кабинет принялся за рисование, - хм, - усмехнулся он, - очень редкое имя, Вероника, а ведь она очень молодая, а я хотел бы посмотреть её поближе, в ней есть что-то притягательное, какое-то неведомое чувство влечёт к ней, вот странно, отчего бы это, а? Вишь, какое загадочное имя у этой таинственной незнакомки, тоже ворожея, что ли? али очередные «шуточки» фатума, который начал наваждать меня, склоняя вынудить уступить наважденьям, как бы, случайно предлагая наваждливую, соблазнительную призрачную особу, и я искушаюсь, а? В дверь кабинета постучали.

- Давид Сергеевич, вам ужин подавать сюда или откушаете в столовой? - тихо спросила служанка Замира.
– Я буду ужинать в столовой, щас завершу штрихи на рисунке и подойду, - не отрываясь от холста, ответил Давид Сергеевич. За столом сидела белокурая, с распушенными волосами до плеч, голубоглазая молодая особа в голубом ситцевом платьице, на ногах новые чувяки, наверное, служанки.
– Боже мой, какое чудное виденье, дай бог, оно не было мнимое, - она меня очаровала: я нашёл в ней все красоты, повторил бы снова Языков, вслух произнёс штабс-капитан, садясь напротив нее.

– Вот, другое дело, вам это платьице идет, а то, укутавшись в старую шаль, ты была похожа на пожилую особу, оказывается, под той изрядно поношенной шалью таилась неземная скрытая красота, что есть прекрасное, которое доставляет эстетическое и нравственное наслаждение, - улыбнувшись, произнес Давид Сергеевич, - а сколько тебе лет, Вероника? Училась ли ты и где? ты прекрасна, будто одна из  из муз Apollo c горы Геликон, а может, и гелиада, одна из сестёр лучезарного Фаэтона, а? Вероника смущенно молчала, но все-таки нашлась.
- Благодарствую, барин, что приютили, мне двадцать лет, а училась я в гимназии в Тифлисе, работала гувернанткой в семье одного мелика, но мать захворала, и я вынуждена была вернуться домой. Завтра спозаранок  покину ваши пенаты с чувством благодарности к вам и вашей служанке.
– Хочешь, Вероника, я сам на фаэтоне отвезу тебя домой и малость погощу  у тебя?- поднеся фарфоровую чашу с кофеем к губам, спросил Давид  Сергеевич.

– Да там, барин, захолустье, ни магазеев, ни ресторанов, несколько крестьянских домов, но из Тифлиса знатные люди часто приезжают на охоту и на рыбалку, у нас чистое горное озеро, которое образовалось от ниспадающего водопада, где водится шемая, кутум и прижились в пресной воде, - еще больше смущаясь, ответила Вероника.
– Наверное, кутум, еще её называют вырезуб, заходит в Куру, Араксу на нерест, и ваше озеро каким-то образом соединяется с этими реками, да, должно быть, хорошая рыбалка, я плохой рыбак, а охотиться люблю, - вставая, ответил штабс-капитан.

- Давид Сергеевич, а ужин? – хотела было крикнуть  вдогонку служанка, но он быстро вышел в коридор.- Вот это та самая чистота, простая душа - вдохновитель её чистых побуждений, желаний, в её душе теплится сокровенные чувства, одаренные разумом и волею, она будет преданной, душой и телом, если кого-то полюбит, совсем противоположна той княгине-фурии, - сидя в своем кабинете, размышлял Давид Сергеевич. Постучавшись, вошел приказчик Алим Иванович.

– Завтра с утра подготовить фаэтон с откидным верхом и загрузить его всевозможными продуктами, я уезжаю на несколько дней в село Чехони на охоту и заодно отвезу эту девицу, - не отрываясь от холста, приказал штабс-капитан.
– Будет исполнено, ваше благородие, не сумлевайтесь, - четко по-военному отчеканил приказчик.
 
  Княгиня Ольга Антоновна велела кучеру Лексеичу заложить щегольской экипажец для поездки к подруге, княжне Вороневской, которая даёт бал в честь именин кузины, а потом зашла в комнату служанки Эльвиры, которая ведала всеми тайнами дворца.

– Эльвира, меня не будет несколько дней, не забудь помыть и покормить князя Андрея, не дай бог, кто-то вынюхает сие поганое дело, ключи от замка и кандалов повесь на шею, прибери у него, особенно отхожее место и постели свежее сено, а то смрадом несет, - отдавая ей кожаный мешочек, набитый империалами, велела Ольга Антоновна.

Её супруг князь Андрей, вот уже два года, томился, как Самсон, в погребе, закованный в кандалы, это было наказание за то, что он ударился во флирт со служанкой, что привело в бешенство княгиню, и был таким изуверским образом наказан. Она сама к нему редко ходила, в основном им занималась служанка Эльвира и, несмотря на обещания князя озолотить её, оставалась непреклонной к его мольбам, мол, двум богам не служат. А другой служанке, Тамилле, строго- настрого было запрещено спускаться в погреб, и все продукты приносила сама Эльвира.

- Тамилла, спустись, пожалуйста, в погреб и принеси вино херес, коньяк, водку и шампанское, только запечатанные сургучом, княгиня уезжает, и мы могли бы кутнуть, пока её не будет, этой узурпаторши. Приедут два фатоватые фендрики, а мы, как фрейлины, девушки-дворянки Их сиятельства, кто знает, может, кто-то клюнет, а? - и она раскатисто засмеялась. Тамилла, взяв плетёнку, начала спускаться в погреб,

– Что-то она сегодня расщедрилась, пустив меня в погреб, - удивилась она, - а то, сама постоянно спускалась и всем передала запрет княжны. Часть подвала была перестроена, перегородка с замком была обита плотной тканью, и синдром Пандоры начал разжигать её любопытство. Она куском трубы начала срывать висячий замок с двери и отчетливо понимала, что за дверью таится нечто необычное, даже слышала лязг цепей. С трудом оторвав петлю от двери, она за углом при тусклом освещении свеч, на сене в кандалах увидел лежавшего князя Андрея, до крайности отощавшего, и ужаснулась, чтоб не вскрикнуть, зажала рот рукой.

- Князь Андрей, это вы? боже мой, кто вас здесь в кандалы-то заточил и как мне вас вытащить отсюда? – причитала Тамилла, плача. Князь Андрей попытался встать, но его тело не слушалось.
– Княгиня, за то, что я занимался флиртом с одной крестьянкой, которую она отравила, а меня, напоив маковым соком и морфином, с помощью служанки Эльвиры заточила в погребе, спаси меня, Тамилла, пожалуйста, ключи от кандалов висят на шее Эльвиры, - обессиленным голосом прошамкал князь.
– Ночью я приду за вами, напою  также Эльвиру, возьму ключ и освобожу вас, кому из конюхов можно доверять, чтоб вывезти вас отсюда? - смотря на его жалкий вид, спросила Тамилла.
– Конюху Феофану, он мне верен, а у княгини никакого родословия не имеется, всё блеф, но я любил её, вот теперь расплачиваюсь за свое легкомыслие, - прислонившись к стене, едва выдавил из себя князь. Она обратно прибила петлю с замком к двери, положив несколько бутылок вина и коньяка из личной коллекции князя в плетенку, поднялась наверх, где уже изрядно выпившая служанка Эльвира, флиртовала с двумя молодыми фендриками.

– Вот и Тамилла, - с пьяным недоброжелательным рыком объявила она.
– Эльвира, я щас подойду, а потом все выпьем на брудершафт - чуть отстранив её от себя, произнесла Тамилла и вышла в коридор. Она в комнате Эльвиры быстро нашла морфин, почерневшую массу сока - недозревшего плода мака, взяв с собой коробочку из-под леденцов.

– Прости Господи, только не усыпить бы её навсегда, я не греховодница, - причитая  и крестясь, шла она, по коридору, зажимая крепко коробочку в карманчике платьица.
– Садись с нами, кралечка, выпей, - прошамкал один из фендриков с рыжими усами, уже изрядно выпивший. Тамилла, налив в бокалы шампанское, повернувшись спиной к сидящим за столом, всё содержимое коробочки высыпала в бокал Эльвиры и, перекрестившись, с бокалами подошла к столу.

– Давай, подружка, выпьем на брудершафт, - заикаясь, едва произнесла Тамилла, подавая бокал с шампанским Эльвире. Прошло немного времени, Эльвиру начало подташнивать, и Тамилла помогла ей лечь на диван.

– Че вы уставились то, не видите, ей плохо? все уходим,  конец пиршеству, в следующий раз развлечемся, - провожая их, нервно закричала она. Проводив их, сняв с её шеи ключи от кандалов, она рванулась в конюшню, где конюх Феофан почивал на сеновале.

- Феофан, ты вмиг можешь разбогатеть, запрягай крытый княжеский шарабан и подъезжай в задний двор замка, прошу тебя, пожалуйста, не задавай никаких вопросов, - второпях выпалила она, открывая дверь черного хода, ведущую прямо в погреб.
– Вставайте, князь Андрей, щас Феофан на шарабане подъедет, и я вас отвезу к себе домой, - освобождая его из кандалов, скоротечно выпалила Тамилла.
- В гостиной за гравюрой Ушакова есть днище-тайник, там два саквояжа, надо бы их забрать, Тамилла, - ослабшим голосом прошамкал князь. Уже утром князь, прихватив с собой кандалы, большую сумму денег, приказал конюху, потерявшему дар речи от вида князя, немедля гнать шарабан в уезд. Полицмейстер, лично знавший князя Андрея, был потрясен его рассказом, смотря на его до крови натертые руки и ноги, постоянно чмокал языкам, выражая свое удивление, и приказал приставу срочно задержать княгиню и препроводить в каземат. Князь Андрей вернется в свой замок со служанкой Тамиллой и женится на ней.
Штабс-капитан Чекмезов влюбит в себя Веронику, некоторое время поживет в Тифлисе, а потом вернется в свое поместье и от служанки Замиры узнает о подробностях произошедших событий в замке княгини Вербицкой и поблагодарит судьбу, что не оказался в губительных сетях княгини. Да, это инфернальные муки, она была одержимой бурными страстями, демоническими, что есть инфернальная душа и следствия великого гнева женщины, как то говорил уважаемый Достоевский. Что ему Гекуба и что он Гекубе,чтоб о ней рыдать, повторил он метафору Гамлета и нервно засмеялся…
 
Сентябрь - октябрь - ноябрь. 2023г.    м.м.Б.