Война и мир гл. 4-4-10а и 4-4-10б

 
4-4-10а

Пленение Наполеона
Не покидало русский ум,
Придумать лучшего препона:
Река — надежда царских дум.

Березина — мечта элиты,
Единый отступленья путь,
Где войск скопленье недобитых…
Дать им возможность утонуть.

Надежда вся для их спасения —
Один лишь через реку мост,
Но рок над ними невезения,
Жесток и в то же время — прост:

Мост основательно разрушен,
Создав для бегства им тупик,
Весь ход кампании нарушен,
Настал, казалось бы, тот миг…

Другие средства переправы:
Паромы, лодки и плоты,
Конец собой являли славы
Наполеоновской мечты.

Река явилась той преградой,
Элиты русской всей мечта,
И, как итог, ей всей наградой,
Которую она ждала.

Их окружить и уничтожить,
А Самого Его взять в плен,
Но их не стоило тревожить,
Они не армия, а — тлен.

Уже здесь ранее писалось,
Они все тают на глазах,
А нам лишь только оставалось,
Брать в плен — оставшихся в слезах.

Причём и нам вся та погоня,
Давалась лишь с большим трудом,
Погоня, бегство, как агония,
Катились планы все на слом.

Считалось, что при переправе,
Всех больше было их потерь,
Но в том историки не правы,
При Красном был добит сам зверь.

Но переправа доказала,
Всю ложность планов от царя,
Один главком ещё сначала,
Их отвергал совсем не зря.

Толпа (не армия) французов,
Как раненый, кровавый зверь,
Освобождалась от обузы,
От множества своих потерь.

Обозы, пушки, снаряженье,
Бросалось всё на их пути,
Ни о каком ином сраженье,
И речи не могло идти.

Их скорость бега нарастала,
За ними надо успевать,
Та скорость даже нас «достала»,
Нельзя же было нам отстать.

А «на дворе» и снег, и холод,
Снабжение — что тот же хвост,
Он, как отрублен; впавши в голод,
Толкал всё войско «на погост».

И наших армий положенье,
Всё также дурно, как у них,
Вдобавок, ко всему плененье,
Хотя — нисколько не родных.

Начальство встало пред проблемой:
Кого сначала им кормить,
С извечной той же русской темой:
Во что же пленных нам одеть!

Самим всего-то не хватает,
Зачем же пленных брать тогда?
Число людей всё убывает,
У всех — и вовсе неспроста.

Конечно, скудные запасы,
Одежды, пищи и тепла,
Как для войны боеприпасы,
Своим положены «дотла».

Самим поскольку не хватало,
Не стало пленным чем помочь,
Число же пленных возрастало,
И всё никак не убывала
«Им беспросветная вся ночь».

Спасенье бегством — лишь надежда
Толкала всех бежать вперёд,
Им жизнь важна, «всего лишь», прежде,
А плен — как ненадёжный «брод».

Чем дольше длилось всё их бегство,
Тем жальче был их весь состав,
Река была особым бедствием,
В пути препятствием им став.

Столичные мы знаем планы,
И их случившийся обвал:
Поймать французов всех в капканы,
На деле — не возобладал.

Тем больше разгорались страсти,
По обвинению лишь в том,
Что не хватило высшей власти,
Загнать их в реку, и потом…

И обвиняющих друг друга,
Всех высших в армии чинов,
Главкома «с медленным недугом»:
«Не одевать врагу оков».

Усиливалось недовольство,
Презрение к нему порой,
Причём почтительного свойства,
Не мог «он дать ответный бой».

Серьёзно с ним не обсуждали,
Его стратегию войны,
С печалью всё же исполняли,
А за спиной негодовали,
Навешивая груз вины.

Все высшие чины в столице,
И первый даже государь,
С ним не желали согласиться,
Считая, что главком — безда;рь.

Они его не понимали,
С ним бесполезно говорить,
Его ответам не внимали,
Он будет всё одно твердить:

Солдат голодный и раздетый,
Идти в Европу — просто стыд,
Солдат быть должен весь одетый
И непременно свеж и сыт.

Нельзя идти нам заграницу
С толпой оборванных бродяг,
Нам, русским, вовсе и не к ли;цу,
Нести в лохмотьях русский стяг.

4-4-10б

Всё для главкома — очевидно,
К тому же — на дворе зима,
Ему всё видно и обидно:
Вокруг него — вся кутерьма.

В верхах его считали глупым,
Что стар и отслужил своё,
Как полководец — даже трупом,
Он — не главком, уже тряпьё.

В верхах такие настроенья,
И сплетни в собственных штабах,
Предел к нему неуваженья,
Разброд в оценке и в чинах.

Кутузов все стерпел невзгоды:
Непониманье всё понять,
Терпел и в штабе непогоду,
Пришлось ему начштаба снять.

Начштаба, Бенигсен, тот самый,
Кто доносил государю,
И был его противник главный,
В стратегии вести войну;

Не вытерпев всю мразь доносов,
В письме к начштаба сообщил:
«Со штабом целый ряд вопросов,
Я, как главком, их осудил;

По случаю больных припадков,
Я отстраняю вас от дел,
Я не могу терпеть повадки,
Творить в войсках сей беспредел.

Извольте ехать вы в Калугу,
И ждать дальнейшую судьбу,
А дать вам большую услугу
На сей момент я не могу».

Вслед за отсылкой Бенигсена,
Прибыл князь царский, Константин,
Он прибыл, вроде как на смену,
Над армией, как господин.

Он вёл себя с главкомом строже,
Он был посланник от царя,
Что царь им недоволен тоже,
Считая, что совсем не зря.

Князь был обижен на главкома,
Он был советник у царя,
С войны начала он, как дома,
Своё показывал всем «Я».

При назначении главкома
Из армии был удалён,
И потому его истома:
Цель — пошатнуть главкома трон.

Царь обвинял во всём главкома,
За недостаточный успех,
Что армия вся впала в кому,
И не было иных помех;

Поймать, пленить Наполеона,
Французов уничтожить всех,
Была достаточная зона,
Чтоб над врагом вершить потех.

Кутузов понял — при;шло время,
Что он не нужен, как главком,
Он перенёс войны всё бремя,
Он довершил врага разгром.

Ему лишь одному понятно,
Что наша армия слабей,
Он от сражений многократно,
Убегал, как от зверей.

За время всех тех отступлений,
Он укреплял войска как мог,
Бородино, как цель стремлений,
Сражения всех сил — итог.

У нас солдат погибло больше,
Чем у французов раза в два,
Но стойкостью в сраженьях дольше
Превосходили их сполна.

Мы не бежали, отступали,
Не стало сил, чтоб наступать,
И потому Москву отдали,
Врагу в ней смерть найти и ждать.

Бородино считал победой,
Он сохранил у нас костяк;
Французам — обернулось бе;дой:
Вошли, как на своих костях.

Расчёт главкома оправдался,
Приказам вопреки царя,
Наполеон в ней надорвался,
Сам понял, что залез ОН зря.

Предвиденье как полководства:
Лишь пребывание в стране,
Покажет слабость руководства,
С Россией в начатой войне.

Не стал искать главком сражений,
Погода, время и зима:
Итог Кутузова решений:
Распалась армия врага.

В победе выиграл он время,
Пополнить силы наших войск,
Он будто бы вскочил, как в стремя,
Как у свечей расплавил воск.

От всех интриг, переживаний,
А он уже и был в годах,
Терпеть не мог он оправданий:
У всех победа на глазах.

Французы сами гибнут в бегстве,
Берёг он русского бойца,
В душе винил элиту «в детстве»,
И их без жалости сердца.

Он в ноябре уж прибыл в Вильно,
Ему знаком сей городок,
В нём сохранилось всё обильно,
Туда же шёл и войск поток.

Два раза за свою он службу,
Был губернатором в Вильне,
С друзьями в нём завёл он дружбу,
Он как бы был в другой стране.

В богатой уцелевшей Вильне
Нашёл он старых всех друзей,
Он как бы отошёл от жизни,
Той, длившейся так много дней.

Он отвернулся от военных
И государственных забот,
От этих всех французов, пленных,
Он словно спрятался в свой дзот.