Два зайца, три сосны

Глава 6

Черт побери, ну что за идиотская, прямо-таки анекдотическая ситуация, Матвей в темноте вылез из-под кровати и услышал, как взвыл мотор. Она гениально вышла из положения, эта Олеся. Но самое странное, что Арина купилась на этот трюк. Надо поскорее смываться отсюда.

Дверь открыл хозяин дома, где они жили.

— Матвей, что с тобой?

— Тсс! — он прижал палец к губам.

— Ты что, тонул?

— Нет, я чуть было не вознесся, но тут явилась Арина. Погоди, мне надо переодеться, — он быстро ввел приятеля в курс дела. Переодевшись, собрал мокрые вещи. — Можно это где-нибудь просушить?

— Нельзя, — покачал головой Миколас. — Арина же сразу поймет, что вы тонули вместе. Говоришь, твоя баба…

— Она не баба!

— О! Извини, дружище, твоя Дульсинея сказала, что видела тебя входящим в бар?

— Да.

— Есть одна мысль… Давай сюда вещи! Теперь бегом на кухню, там есть водка, пей и чтобы в зюзю! А с этими вещичками придется распрощаться.

— Да черт с ними!

— Снимай ботинки.

— С ними тоже надо попрощаться?

— Увы! За удовольствия надо платить.

— Так ничего же не было…

— За удовольствие кататься на лодке с посторонней женщиной! В зюзю, я сказал, в зюзю! Разговаривать с Ариной буду я! А ты имей в виду, что спьяну забрел на стройплощадку и упал в яму. А больше ты ничего не помнишь.

Матвей даже присвистнул.

— Думаешь, она поверит?

— Она очень захочет поверить. Пей, я кому говорю!

— Это проще всего.

Вернувшаяся вскоре Арина застала мертвецки пьяного мужа, голым спящего на ковре в их комнате в окружении вещей, безнадежно испакощенных какой-то строительной гадостью. Но она не поверила в эту историю. Матвей был не из тех мужчин, которые в пьяном виде забредают невесть куда, к тому же она хорошо знала Миколаса и его буйную режиссерскую фантазию. Но с другой стороны — не пойман, не вор.

* * *
Я проснулась утром и прислушалась к себе, не заболела ли я после вчерашнего купания в ледяной воде. Но то ли вода была недостаточно ледяная, то ли последующие события хорошо меня согрели, но я чувствовала себя вполне здоровой. Непонятно только, как ехать в Москву в одной босоножке? Придется что-то купить. И мобильника жалко. Там было столько телефонов забито, что восстанавливать придется долго и мучительно. Вот урок на будущее — все номера телефонов записывать и в книжку. В дверь постучали.

— Войдите.

— Олеська, ты почему на звонки не отвечаешь?

— Ой, Митя, я вчера утопила мобильник в озере, и одну босоножку…

— Как тебя угораздило?

— Я пошла вечером пройтись, мне позвонил Гошка, я с ним поговорила и еще не успела спрятать телефон в карман, как откуда ни возьмись появилась огромная собака, я испугалась, дернулась и уронила мобильник в воду, вскрикнула, собачища ко мне подбежала, я оступилась… Короче говоря, теперь мне нужно купить что-то на ноги.

— Купим, что за проблема. Тебе есть хотя бы в чем пойти позавтракать?

— Ну вот в этих шлепках…

— Даже завтракать в махровых шлепках довольно странно, а уж в Москву ехать и вовсе… А как ты до дому-то добралась?

— Босиком, как же еще?

— А собака?

— Прибежала какая-то девочка и увела ее.

— По-моему, ты раньше не боялась собак…

— Сама не знаю, что на меня нашло…

— Сама не знаю, что на меня нашло…

— Что ж ты меня не разбудила?

— А зачем?

— Ну я бы тебе посочувствовал… пожалел тебя…

— Я как-то не жду от тебя сочувствия.

Ах да, Миклашевич же чудовище. В таком разе пошли завтракать и пусть все обитатели пансиона смотрят на тебя с осуждением.

* * *
Вчерашняя история вдруг представилась мне настолько комичной, что я, пожалуй, не стану вставлять ее в свой роман, это уж чересчур! Вообще так бывает — что-то в жизни оказывается настолько ярким, смешным, выпуклым, что в книгу не вставишь, слишком уж все в ней чересчур. У меня, например, была одна знакомая, которая так говорила по-русски, что хоть стой, хоть падай, но я попробовала вставить одно из ее выражений в роман и поняла — не годится, никто не поверит, что человек может так говорить, будучи в здравом уме и твердой памяти. Например, про одну сильно располневшую даму она сказала: «Жопка — ее самая большая катастрофа на сегодняшний день»… Когда у нее был нарыв на пальце, она сообщила: «Я схватила гнойную ситуацию». Ну разве такое бывает? Хотя сейчас уже бывает все и я боюсь, что скоро подобные выражения станут нормой речи, но пока… А как вовремя появилась Арина! Ведь еще чуть-чуть… Слава Богу, зачем он мне нужен этот Аполлоныч? Аполлоныч… А у него хорошее тело, горячее, сухое, мужественное. Аполлоныч Бельведерский… Интересно, как он вышел из положения? Успел домой до возвращения супруги? А ведь увидав его мокрые шмотки, она обо всем догадается… Ну и пусть… Слава Богу, Миклашевич решил отказаться от этого проекта… Да и Арина тоже… То есть какой вывод можно сделать? Все к лучшему в этом лучшем из миров!

И я с наслаждением принялась за вкусный и обильный завтрак.

— Олеська, ты как будто приняла какое-то решение, — заметил Миклашевич, намазывая хлеб медом. — Надеюсь, в мою пользу?

— Ты о чем? — спросила я, в который уже раз поразившись его чуткости.

— О предложении руки и сердца.

— Этот вопрос даже не рассматривается.

— Ерунда. Итак, когда ты едешь к Гошке?

— А при чем здесь Гошка?

— Просто я поеду с тобой.

— За каким чертом?

— Ну надо же посвятить парня в наши планы.

— Миклашевич, ты болван? Какие планы? Мы думали сделать вместе этот проект, не выгорело. А больше ни о чем речи быть не может.

— Будет, во-первых, другой проект. А во-вторых…

— Нет, Митя, уже понятно, что твоя идея не хиляет!

— Что за чушь! Если бы этот Аполлоныч не положил на тебя глаз, все прекрасно прохиляло бы…

— Не надо врать, у меня еще нет маразма! Ты же сам невзлюбил эту Арину с первого взгляда, так при чем тут Аполлоныч?

— А кстати, безвкусная идея будучи Аполлоном назвать сына Матвеем, ты не находишь?

Я рассмеялась. Миклашевич в своем репертуаре! После завтрака мы поехали покупать мне обувку. Потом Миклашевич предложил покататься на лодке.

— Нет, Митя, это озеро стоило мне мобильника, босоножек и…

— Глупости, поехали, Олеська, помнишь, как мы раньше любили…

— Не хочу!

— Ну, дело твое, — на удивление легко согласился Миклашевич.

— Мить, а давай уже поедем в Вильнюс, лучше там погуляем…

— Ты от кого сбежать-то хочешь, деточка? — прищурился он.

Это «деточка» всегда безумно меня раздражало. Если бы он так называл только меня, я бы радовалась, но он так звал абсолютно всех, кто был рядом, независимо от возраста. И хотя здесь и сейчас он был чрезвычайно мил и обходителен, я вспомнила все, что мне довелось от него вытерпеть в свое время. Что я наделала, зачем опять впустила его в свою жизнь? Но ничего, еще не поздно все исправить.

Я мило улыбнулась ему и сказала спокойно, без вызова:

— Просто хочется побродить по Вильнюсу, я не так хорошо его знаю.

— Ну, допустим, — кивнул он.

И мы уехали.

* * *
В самолете я решала кроссворд, Миклашевич читал газету, но уже на подлете к Москве он сказал:

— Знаешь, поскольку мы вернулись раньше времени, то я предлагаю…

— Митя, я счастлива, что мы вернулись раньше времени и я сейчас еду домой и сажусь за работу, у меня накопилось много идей. И еще: впредь я никак ни в каких твоих проектах не участвую. Не желаю я иметь дело с капризными клиентами и клиентками. Я попробовала и больше не хочу, это мое последнее слово.

— Дело хозяйское, — пожал плечами он. — Не хочешь, так не хочешь. Но замуж-то за меня ты выйдешь!

Вопроса в его интонации не было, просто спокойное утверждение. Я рассмеялась.

— Митька, зачем тебе это нужно? Из-за того, что я теперь…

— Мне плевать, что ты теперь, просто я… устал, что ли. Захотелось, чтобы рядом был кто-то… свой, родной, близкий.

— Но почему именно я? По-моему, у тебя таких родных и близких чертова уйма.

— Знаешь, я когда вдруг понял, что хочу иметь семью, я перебрал в уме всех, как ты сказала, родных и близких… И знаешь, что получилось? Что кроме тебя никого и нет…

— А куда ж они все девались? Надя? Рузанна? Лялечка?

— Брось! Это все несерьезно. Ну о чем можно говорить с Лялечкой? Смешно. И вообще, Олеська, вспомни, как нам было хорошо вместе!

— Что-то не припомню, Митя. Тебе, может и было хорошо, а мне…

— Не ври! Вспомни, как я показывал тебе Париж, как мы путешествовали по Израилю, сколько мы хохотали… А помнишь как в Турции шили тебе кожаную куртку? — голос у него был грустный и во мне даже шевельнулся червячок жалости. — Знаешь, уже не хочется бегать по бабам, хочется к кому-то прилобуниться. Помнишь, так говорила наша уборщица Дуня? И что для меня всего важнее, мне перед тобой неохота хорохориться, притворяться молодым и неутомимым. Мне с тобой уютно…

— Господи, Миклашевич, что с тобой? Ты ж еще не старый!

— Факт, я еще вполне можно сказать молодой, но я хочу семью иметь, а ты…

А я, Митя, не хочу! Я живу одна сейчас, у меня есть сын, и больше мне ничего не нужно. Так что поскреби еще по сусекам, авось найдешь милую неглупую бабенку, которая будет счастлива спать с тобой и терпеть твой несносный характер. А я на эту роль не гожусь.

— Уж позволь мне самому решать, кто годится, а кто нет!

— Разумеется, решать будешь ты.

— Ну так я уже решил!

— Мить, меня кто-то недавно спросил из-за чего, собственно, мы с тобой расстались. И я ответила: из-за местоимения.

— Что ты имеешь в виду? — раздраженно спросил он.

— Ты же признаешь только одно местоимение: «я»! А мне это скучно.

Я видела, что он взбесился. Ну и пусть. Эта глава в моей жизни давно дописана и глупо было пытаться ее продолжить.

С этой минуты он держался со мной холодно и отчужденно. Ну и дурак.

* * *
Прошло больше недели. Я вполне успокоилась. Миклашевич больше не звонил. Я сидела и работала. Сценка с крушением лодки получилась, из нее вытекало множество забавных эпизодов, я не отказала себе в удовольствии описать Арину, припомнив и Леркину историю с курицей. А через два дня мне предстояло лететь к Гошке. Словом, жизнь вошла в колею.Люблю лето в Москве! Особенно в выходные. Народу мало, телефон звонит не так часто, дни длинные, можно спокойно работать. Я писала с удовольствием, сама потешаясь над тем, что произошло в романе благодаря перевернутой лодке. Не дай Бог, конечно, накликать это так же, как историю с лодкой и появлением Арины в самый волнующий момент. Должна признать, что вспоминая этот пресловутый момент, я всякий раз начинала дрожать… Его лицо, когда в окно заглянула луна, его горячее тело… Я была уверена, что жизнь еще предоставит нам возможность встретиться… Не исключено, что трезвый взгляд на него поможет избавиться от этого наваждения. Да какое там наваждение, просто неосуществленное желание, ничего больше. И боже упаси связаться с Ариной! А кстати, я сегодня видела по телевизору интервью с каким-то деятелем, который занимается микрочипами, и он рассказывал о том, как можно эффективно использовать чип в слежке за неверным мужем или женой. И я решила, что у меня в книге жена установит за мужем слежку, это здорово обострит ситуацию. Просто слежку, без микрочипа. А то я обязательно что-нибудь напутаю с техникой. Да-да, это хороший ход… Между прочим, первоначальную идею о том, что Марина спасает героя, я отбросила, я написала все так, как было на самом деле — с перевернувшейся лодкой, с потерянными босоножками и мобильником. И, разумеется, с появлением жены в самый неподходящий момент… Получилось забавно. А потом герой находит Марину и является к ней с новым мобильником и босоножками… И вот тут-то все и происходит… К тому же он окажется кинооператором и предложит Марину на роль подруги главной героини в снимающемся телесериале. Там режиссер его добрый приятель…

Мои пальцы так и летали по клавиатуре. Больше всего люблю такое свое состояние, когда кажется, что пишу не я, а только кончики пальцев, тогда все получается как нельзя лучше. А когда пишешь головой, все выходит тяжелее и натужнее…

Раздался звонок домофона. Кого это черт принес? Я побежала в переднюю, но домофон уже смолк, видимо, кто-то впустил пришельца в подъезд. А может кто-то просто по ошибке нажал не на ту кнопку. Я прислушалась. Явно ошибка, и слава богу. Я бегом вернулась к компьютеру. Но тут позвонили в дверь.

У нас на этаже шесть квартир и холл отгорожен железной дверью. Я вышла, глянула в глазок. Там кто-то стоял, похоже, мужчина, но лица не видно.

— Кто там?

— Олеся, откройте, это Матвей… Накликала!

— Кто? — испуганно переспросила я.

— Матвей Розен!

Я открыла дверь. Он стоял с каким-то пакетом в руках, без цветов, сразу отметила я. Лицо у него было крайне смущенное.

— Как вы меня нашли? — не придумала я ничего умнее.

— Легко! Вы позволите войти?

— Ну да… Заходите, хотя я не понимаю…

— Бросьте, все вы прекрасно понимаете. И я уверен, что вы меня ждали!

— Ни сном, ни духом! Но раз уж пришли…

Он вошел за мной в квартиру.

— Как у вас красиво… и неожиданно… Эти зеленые шкафы…

— Хотите чего-нибудь?

— Хочу!

— Чаю? Кофе?

— Нет, благодарю.

— Так может виски или коньяку?

— Нет, спасибо.

— Тогда чего вы хотите? — уже произнеся этот дурацкий вопрос, я поняла, чего он хочет.

— Надо объяснять?

— Наверное, воды, на улице довольно жарко.

— Нет, воды в наших отношениях и так было слишком много.

Вероятно, если бы он вошел и без всяких слов меня обнял, я бы не оттолкнула его. А сейчас он стоял посреди комнаты с пакетом в руках и намекал мне на то, что неплохо было бы переспать. Черт знает что! Я так не люблю.

— Садитесь, Матвей Аполлонович. Что вы так вцепились в ваш пакет?

— Ох, простите, я идиот! Это вам! Можно я сяду?

Он плюхнулся в кресло, достал платок и вытер лоб. Видно, полагал, что я брошусь ему на шею.

— Что это такое?

— Так сказать, возмещение ущерба… В пакете лежали две коробки.

— Что это?

— Телефон и босоножки…

Самое смешное, что босоножки оказались точно такие, как те… И телефон тоже. Все-таки я провидица.

— Примерьте, пожалуйста! Вам впору?

— Да, но как…

— Босоножка валялась на берегу, видно, кто-то выловил, а телефон у вас точно такой же как у Арины, я заметил… Ну и вот… С босоножками мне повезло. Я купил их в первом же магазине, в который заехал… Ну, я рад, что возместил… Слушайте, дайте немного виски…

— А вы не голодны? Могу вас покормить.

— Да нет, благодарю, я сыт…

Повисло неловкое молчание. Он, видимо, понял, что момент упущен. И растерялся. И я, помня, как волновалась при одной только мысли о нем, как-то вдруг остыла. А в романе у меня встреча получилась жаркой… Впрочем, мужчины в моих романах всегда лучше и решительнее, чем в жизни… И на кой ляд мне нужен второй мобильник, я ведь уже успела купить себе новый. Ничего, отдам Гошке, у него старый… А босоножкам я рада, я их любила, очень удобные… Молчание затягивалось.

— Матвей Аполлонович, а как вы тогда до дому добрались? — решила я кинуть ему удочку.

Он взглянул на меня с благодарностью и рассмеялся.

— Все кончилось благополучно. Но вы были просто героиней!

— Мне ничего другого не оставалось, — сказала я и поняла, что зря затронула эту тему. Он выпил виски и налил себе еще. Выпил опять залпом, как водку. Храбрости что ли набирается? А я хотела уже только одного — чтобы он ушел. Мне не нравилась его растерянность. — А вы случайно не за рулем?

— Да, за рулем…

— Но как же вы поедете?

— Ничего, не страшно. Хотя вообще-то… Если честно…

— Вы рассчитывали у меня остаться?

Он вдруг густо покраснел. Это мне показалось милым.

— Да, Олеся! — и он шагнул ко мне.

Я отступила на шаг.

— А что, вашей жены нет в Москве?

— Олеся, не надо так… Я понимаю, что выглядел тогда чудовищно глупо… Полез под кровать… Но вы же сами мне велели… Да и кто бы не растерялся на моем месте…

— Но я же вот не растерялась…

— Вам, насколько я понял, нечего было терять… — пробормотал он.

— А сейчас вашей жены нет, опасность вам не грозит, и можно… — Я вдруг жутко разозлилась. Нет, в моих книгах положительные герои так себя никогда не ведут! А зачем мне еще один отрицательный нужен? Хватит с меня и Миклашевича.

И тут в дверь позвонили. Слава Богу! Наверное, соседка, больше вроде некому.

— Извините, я открою! Я выскочила в холл.

— Кто там?

— Олеська, открой!

Господи, Миклашевич! Он стоял на площадке с огромным букетом таких сказочных роз, что я с сожалением подумала: я же послезавтра уезжаю!

Да, ситуация, как в оперетке!

— Олеська, я соскучился! И он полез обниматься.

— Мить, потише, там у меня… гость…

— Кто еще?

Мы вошли в квартиру. При виде друг друга оба позеленели.

— Какие люди! — скрипнул зубами Миклашевич.

— Я вас оставлю на несколько минут, надо поставить цветы… — и я спешно ретировалась на кухню. Надеюсь, они не подерутся. Да, как говорится, разом пусто, разом густо… И уж точно — без пол-литра не разберешься. Но зато сколько в последнее время адреналина поступает в кровь от этих пикантных ситуаций. Жаль только Арины нет в Москве, а то совсем было бы весело! Да, розы очень удобны для того, чтобы потянуть время — с ними столько возни… Однако я понимала четко — чем бы ни закончился сегодняшний вечер, чувства у обоих, наверняка, обострятся. Соперничество отличная подпитка! Ну и слава богу, пусть помучаются… А я несколько лет жила спокойно. Хватит, пора и поволноваться…

Я взяла цветы и пошла в комнату! Оба молча курили, и дым уже стоял коромыслом.

— Олеся, мне, пожалуй, пора! — сразу вскочил Аполлоныч.

В глазах Миклашевича читалось торжество. И плясали веселые черти.

— Ну что ж, не смею вас задерживать. Но может быть все-таки вызвать вам такси?

— Не беспокойтесь, я… Ни в одном глазу, смею вас уверить! — довольно злобно произнес барон Розен. — Всего хорошего! А виски у вас так себе…

— Я вас выпущу, — сказала я, хохоча про себя. Это замечание о виски было поистине великолепно! Обязательно вставлю его в роман.

— Желаю счастья! — буквально прошипел он, нажимая на кнопку лифта.

— Благодарю! Я вам тоже желаю… семейного счастья!

Он опять позеленел, но тут подошел лифт!

* * *
Теперь еще предстояла битва с Миклашевичем. С ним справиться будет посложнее! Когда я вошла в комнату, он двумя пальцами, даже с некоторой брезгливостью, держал новую босоножку. Он, конечно, все уже понял.

— Ага, значит мобильник и босоножки утопил этот хмырь? И решил возместить ущерб? Кстати, ты уже купила новый мобильник?

— А что, ты тоже мне решил возместить ущерб?

— Я? С какого перепуга? Я никого и ничего не топил.

— А зачем ты явился?

— Соскучился. Я понял, что мне без тебя плохо…

— Ох, не заливай.

— Нет, честно… Слушай, дай стакан, я глотну виски… Как тебе понравилось это хамское замечание, а? И вообще, что у тебя с ним?

— Ничего, но если б ты не явился, могло бы быть все.

— Этого не будет! — произнес он с бешенством. — Заруби это себе на носу!

— Митя, ты ничего не перепутал? Я тебе не жена.

— Пока не жена, скоро будешь. Кстати, я чего приехал… Мама приглашает тебя завтра к нам на обед.

— Да? С чего бы это?

— Хочет с тобой поближе познакомиться.

— Увы, я завтра не смогу, а послезавтра улетаю к Гошке. И я достаточно знакома с Амалией Адамовной. И вообще, Миклашевич, не подбивай под меня клинья. Бесполезно!

— Ерунда! Ты что, влюблена в этого барончика? Но там тебе ничего не светит, Арина пустит в ход все средства, но не отдаст свое сокровище. А я, как ни верти, хорошая партия.

— Совершенно согласна с тобой, ты хорошая партия, но не для меня! Мне муж даже в дурном сне не снится. Я устроила свою жизнь сама и никто мне не нужен!

— А любовь? Вы же, бабы, помешаны на любви.

— Любовь и брак не очень в наше время совмещаются. Мне, во всяком случае, не повезло. А тебя я любила на всю катушку, ну и чем это кончилось?

— А ничего не кончилось… Все только начинается, Олеська…

Он видимо решил пустить в ход последний и, надо заметить, самый сильный аргумент — подошел сзади, обнял и стал целовать в шею — прекрасно знал, что я на это реагирую…

* * *
Матвей Аполлонович был в ярости. Что за ерунда с этой бабой? Ну не вышло один раз, так успокойся… Нет, поперся к ней… А тут этот Миклашевич, черт бы его взял… любовь там что ли? Да что я в ней нашел? Ни кожи, ни рожи… Да, в ней есть некоторая пикантность, она обаятельна, явно умна, с хорошим чувством юмора, язык подвешен… Но не молода уже… с гонором… Да ну их, этих независимых баб, кому они на фиг нужны… А я тоже хорош… Виски у нее не лучшего качества, но воспитанные люди об этом молчат. Мне надо напиться. Поеду домой и напьюсь. Но это последнее дело — пить одному. Гришка! Позвоню-ка я Гришке! Такой хороший парень, этот Гриша… И женка у него славная, как ее, Лера, кажется. Бедняжка, ногу разбила об эту идиотскую Аринину курицу… Хорошо, что Арины нет дома… Я бы сейчас не смог слушать ее болтовню… Она как будто еще поглупела в последнее время. Он вытащил мобильник.

— Гриша? Привет, Роза!

Роза! Рад слышать, мы только вчера вечером вернулись из Хорватии. Знаешь, я сделал то, что ты просил, проверил все, там полный порядок, можешь не волноваться, твое дело правое. И по-моему, за это надо выпить, как считаешь?

— Гриша, дорогой ты мой, я как раз подумал, с кем бы мне сегодня выпить!

— Так приезжай ко мне.

— А может, махнем ко мне, Арины нет, она в Италии…

— Да нет, Лерка даже слышать про твою дачу не желает, а я ее одну не хочу бросать. Давай, давай, переночуешь у нас или такси закажешь… Нет проблем!

— Ладно, еду!

Гриша был именитым адвокатом и смог легко уладить одно его дело. Теперь Матвей Аполлонович, кроме всего прочего хотел, чтобы Гриша стал его постоянным юристом. И сейчас он решил с этого начать, а уж потом…

Предложение старого друга Гриша принял с большим удовольствием.

— Знаешь, иметь дело с проверенным человеком, более того, другом детства, куда приятнее, чем с этими нуворишами или полубандитами. Так что, Роза, выпить у нас тобой масса поводов. Лера, ласточка моя, сообрази нам что-нибудь… Ты есть хочешь, Матвей?

— Да, должен признаться, что здорово проголодался.

Очаровательная изящная Лера весело хлопотала на просторной кухне, хлопала холодильником, включала какие-то приборы, у нее все так и горело в руках. Гриша как завороженный следил за ней взглядом, ему безумно нравилось смотреть, как она хлопочет… Но тут его позвали к телефону. Звонок был деловой, он извинился и вышел из кухни.

— Матвей, а как ваш чудный песик поживает?

— Что ему делается.

— Он такой весельчак, я давно таких милых собак не встречала….

— Лера, скажите, вы слыхали о такой писательнице Миклашевской?

— Олесе Миклашевской? — уточнила на всякий случай Лера.

— Ну да.

— Конечно слыхала, а что? — насторожилась Лера. — Вы что ли ее читаете?

— Да нет, просто нам для ремонта дома в Литве рекомендовали архитектора Миклашевича…

— И что?

— А он приехал с дизайнером, женщиной, которая оказалась этой самой писательницей…

— Олеська приехала к вам с Миклашевичем?

— Вы с ней знакомы?

— Да она моя лучшая подруга, еще со школы! Но это для меня новость… И они будут у вас работать?Нет, у нас что-то не срослось… Арина не захотела Миклашевича… Он тоже повел себя странно, — Матвей уже пожалел, что завел этот разговор. Надо постараться держать язык за зубами. Если Лера ее задушевная подружка…

— Вы не беспокойтесь, Матвей, я никогда не передаю никаких разговоров, просто меня страшно огорчила новость, что Олеська опять с Миклашевичем.

— Что значит опять?

— Ну, там несколько лет назад была безумная любовь, а потом они расстались и, как говорится, разошлись как в море корабли. И потом зачем ей это нужно — Тут на кухню вернулся Гриша.

— Ну, как дела? Можно уже выпить?

— Садись. Я вам не помешаю? — кокетливо осведомилась Лера.

— Что ты, ласточка, как ты можешь помешать! Ну, Матвей, давай выпьем за нашу совместную работу!

Но тут его опять отвлек телефон.

— Кошмар, я уж готова разбить все телефоны, просто жизни нет! — пожаловалась Лера. — Матвей, а Олеся вам понравилась?

— Да я как-то не разобрался. Меня немножко удивило, с чего бы такая модная писательница решила заняться чем-то, так сказать, посторонним?

— А я убеждена, что это не она решила, а прохвост Миклашевич решил использовать ее имя.

— А он прохвост?

— Да, законченный прохвост, но мужик — обалдеть. Бабы от него дохнут… Но мне это совсем не нравится… Только Олеська пришла в себя, он опять тут как тут… С этим надо что-то делать!

— Что вы имеете в виду? Ее надо спасать от Миклашевича?

— Именно!

— А она хочет, чтобы ее спасали?

— Я вообще ничего уже не понимаю. Но мне кажется, что… Она вам нравится, да? — таинственным шепотом спросила Лера.

Он не успел ответить, как появился Гриша.

— Ну, дорогие мои…

* * *
Утром, покормив мужчин завтраком и выпроводив их из дома, Лера позвонила подруге. Сонный голос ответил:

— Алло!

— Привет, Олеська!

— Ой, Лерка! Вернулась! Ты мне так нужна… Хотя я не знаю, как получится, я завтра лечу к Гошке, сегодня надо еще заскочить к маме. Может, пообедаем вместе? Часа в три, а?

— А где?

— Недалеко от издательства есть милый ресторанчик. Может там?

— Давай! У меня интересные новости.

— У меня тоже, — вздохнула Олеся.

* * *
Какое счастье, что приехала Лерка! Ей я могу рассказать все! А мне это необходимо… И почему-то едва закрылась дверь за Миклашевичем, в памяти всплыли строки Лермонтова: «Кумир поверженный всё Бог!» Миклашевич был уже поверженным кумиром, а теперь… А что теперь? У меня нет иллюзий и это хорошо, но он вбил себе в башку, что женится на мне, а если он что-то вбил себе в башку… Хотя нет… Я ни за что не согласилась сегодня идти на обед к его маме и после всего случившегося он не стал настаивать. Видимо, окончательно уверовал в свою победу… Но я не дамся… Я завтра улечу, пробуду в Германии не меньше двух недель… Господи, как в свое время я мечтала выйти за него… А теперь…

Я закрыла глаза и вспомнила минувшую ночь. У него есть власть надо мной. Я просто старалась забыть об этом, и сумела, а он напомнил… Каким, даже помимо секса, он умеет быть очаровательным… Почему-то вспоминалось сейчас только хорошее. А вот Аполлоныч как-то поблек в моих глазах… Ох, надо же еще заскочить к маме, а я лежу и предаюсь праздным мыслям, впрочем, это нельзя назвать мыслями, разве что ощущениями…

* * *
Мама встретила меня обиженной миной. — Я уж думала, ты и не появишься.

— Прости, мам, я так замоталась!

— Кофе хочешь?

— Хочу, я даже позавтракать не успела, проспала безбожно.

— Знаешь, мне сегодня приснилась… твоя сестрица.

— Да? — растерялась я. Она никогда не говорит со мной о Юльке.

— Представь себе. Мне приснилось, что она в Москве… И я случайно встречаю ее на Центральном рынке…

— Но Центральный рынок давно закрыт.

— Олеся, ты совсем дура? Это же было во сне!

— Ох, да… Просто я ужасно не выспалась…

— И она там покупает у грузина красные гвоздики, очень много… Я спрашиваю, зачем тебе столько? А она отвечает: это на твою могилу…

— Господи, кошмар какой! Но это же ерунда… Разве ты веришь в сны?

— Она мне никогда не снилась за эти годы… Ни разу. Наверное, я скоро умру…

— Глупости, просто, видимо, тебя мучает совесть… Ты вспоминала ее, думала о ней?

— Знаешь, да… Какое-то время назад я наткнулась на ее детскую фотографию и стала думать… И мне почему-то казалось, что она где-то близко… А совесть меня совсем не мучает, с какой стати? Но она моя дочь… Хотелось бы просто узнать, что она жива и здорова… Больше мне ничего не нужно.

— А если бы ты вдруг встретилась с ней?

— Ты что-то о ней знаешь?

— Ничего. Откуда? — сказала я, и тут же мне стало совестно. — Знаешь, я пытаюсь ее найти…

— Но ты уже пыталась!

— Я решила еще попытаться, у меня появились знакомые в Италии…

— Почему в Италии? — насторожилась мать.

— Просто в Италии очень хорошо развита система поиска людей, — вывернулась я. — А если бы она вдруг нашлась, что бы ты сделала?

— Откуда я знаю? — пожала плечами мать. — Все, наверное, зависело бы от того, как она повела бы себя…

— То есть?

— Ну, если бы она раскаялась…

— Мама, но ведь она твоя дочь, твой первенец, и ты ее не видела столько лет… Неужели тебе нужно ее раскаяние? А кстати, в чем она должна перед тобой каяться? Ведь во всем виновата только ты!

— Ерунда, я ни в чем не виновата! Если бы не изменился строй, она еще была бы мне благодарна! Неужели ты не понимаешь, нас всех могли бы посадить…

— Не выдумывай, в те годы никого за это уже не сажали!

— Ты ничего не понимаешь! Все шло к тому! Опять начинали закручивать гайки и я, как мать, обязана была…

— Хватит, мама, я не могу этого больше слушать!

— Ну, разумеется, ты-то довольна всем, еще бы, при прежнем строе твои пустопорожние книжки никто не стал бы печатать! Я даже вообразить не могу… А, ладно… Ты собираешься где-то отдыхать?

— Да, я же еду к Гошке, а потом, осенью, может, на недельку смотаюсь в Турцию или в Грецию…

— А в своей стране ты уже все видела?

— Что? — не поняла я.

— В Советском Союзе столько прекрасных интереснейших мест…

— Мама, очнись, где ты видишь Советский Союз…

— Неважно, в России тоже…

— Кто бы спорил, но я хочу в Грецию, я там еще не была! И главное для меня — возможность выбора! Куда хочу, туда и еду и без всякой идеологической нагрузки!

— Вот-вот! Ты посмотри кругом, послушай, что говорят по телевизору!

— Бог с ним, мама, я завтра уезжаю. Что тебе привезти?

— Ничего, абсолютно ничего! В прошлый раз ты привезла мне куртку, но я не могу ее носить…— Почему? Она тебе очень идет, и по размеру вполне годится. Это очень хорошая, модная, дорогая куртка…

— Вот именно что дорогая…

— Не понимаю…

— По-твоему, я должна повсюду и всем демонстрировать твои материальные возможности?

— Мама, о чем ты говоришь? — закричала я. — Ты ничего никому не должна демонстрировать! Ты должна просто ее носить, потому что она легкая, теплая, удобная… И только!

— Я так не считаю!

— Ну все, ты меня достала! Я ухожу! Вот, оставляю тебе деньги…

— Хорошо, спасибо, — сухо ответила она. — И скажи Георгию, что иногда можно и позвонить!

Когда я вышла на лестницу, меня трясло. Ну что за невыносимый человек! Неужто я к старости тоже стану такой? Надеюсь, что нет, а вот Юлька наверняка. Правда, у нее нет детей… Но надо всегда помнить, что во мне есть и мамины гены…

— Ой, тетя Олеся! — окликнул меня девичий голос.

— Майка, привет!

Это была Гошкина подружка еще с детского сада Майка Громова.

— Тетя Олеся, а как там Гошка?

— Хорошо, вот завтра лечу к нему. Что-нибудь передать?

— Привет передайте, — она покраснела.

— Ты совсем уже взрослая стала, Майка. И хорошенькая, глаз не отвести! Как мама?

— Нормально.

— Ты, я гляжу, загорела…

— Мы в Египте были…

— Майка, по-моему, ты хочешь мне что-то сказать…

Она вспыхнула и потупила глаза.

— Что случилось, Майя?

— Тетя Олеся… Надежда Львовна запретила Гошке со мной дружить…

— То есть как? Почему?

— Она рассердилась, что Гошка пошел меня провожать после театра… А где тут провожать, до соседнего подъезда…

— И что?

— На другой день я пришла к Гошке геометрию делать. А Надежда Львовна сказала, чтобы ноги моей больше у них не было… — шмыгнула носом Майка. — А я что? Я ничего не сделала, мы с Гошкой даже не целовались ни разу. Она мне такого наговорила…

Я вскипела от злости.

— Ладно, Майка, не бери в голову! Я разберусь… А когда это было?

— Да в конце мая еще…

— А Гошка что? Подчинился бабке?

Нет, — смущенно проговорила девочка. И улыбнулась так обворожительно, что я подумала: дурак мой сын, что еще с тобой не целовался. — Он очень расстроился и сказал: ну, если нельзя у меня, будем встречаться во дворе. Или у тебя. Ой, тетя Олеся, вы ему не говорите, что я сказала вам, он не хотел, чтобы вы знали…

— Ладно, как-нибудь разберусь со всем этим, не беспокойся, Майка.

Я довезла ее до метро «Фрунзенская» и помчалась на встречу с Леркой.

— Ты чего такая бешеная? — сразу спросила Лерка.

— У матери была…

— А, понятно. Что-то конкретное или вообще?

— И вообще, и конкретное! Боюсь, придется мне Гошку у нее забрать.

— Как забрать? Куда?

— Ну к себе, куда ж еще…

— Но тогда надо Надежду Львовну поселить к тебе, а тебе с Гошкой…

— Лер, ты соображаешь, что говоришь? Ты себе представить можешь, что будет?

— А что такое? У тебя ж не квартира, а игрушка! Для одной пожилой женщины…

Нет, это исключено, она выпьет у меня столько крови… Она же всю жизнь провела там, там знакомые, соседи, привычка уже почти полувековая и три комнаты, а тут одна… Нет, видно придется пойти в кабалу к издателям, взять у них деньги, они предлагали… Продам мою квартиру и куплю двухкомнатную, другого выхода я не вижу. Но оставлять парня с ней… И ведь он ни разу мне не пожаловался… Я думала, у них все хорошо…

— Настоящим мужиком растет… — вздохнула Лерка.

— Правда, тут намечается другой выход, — усмехнулась я.

— Какой?

— А Миклашевич сделал мне предложение.

— Миклашевич? Какое?

— Ну, вообще-то за последнее время от него поступило несколько предложений, но я имею в виду предложение руки и сердца. У него, видишь ли, большой дом за городом, мальчику нужен мужчина в доме и вообще он устал от жизни и хочет ко мне прилобуниться.

— Чего?

— Так когда-то наша уборщица говорила.

— Олеська, ты серьезно?

— Ну, что касается предложения, то он действительно его сделал, только я-то не хочу…

— Олеська, с ним нельзя…

— Сама понимаю. Нет, видимо, придется покупать двушку. Опять ремонт, устройство, новая школа для Гошки. Но я сама виновата. Как я могла не понять? Слишком увлеклась — успех, рейтинги, интервью… Подумаешь, великая писательница, а сын страдает… Ну ничего, я успею все исправить, он хороший парень, я даже рада. Вдвоем нам будет хорошо!

— Только, не вздумай продать свою квартирку. Уж поднапрягись, а ее оставь.

— Зачем?

— А личная жизнь?

— Да ну ее к черту, эту личную жизнь. Знаешь, как сейчас квартиры подорожали? Моя личная жизнь столько не стоит, собственно говоря, она вообще гроша ломаного не стоит…

— Ты переспала с Миклашевичем? — напрямки спросила Лерка. — Можешь не отвечать, я и так знаю.

— Откуда ты знаешь?

— Олесь, ты думаешь я совсем дурочка? Как только ты с ним переспала, сразу утратила и спокойствие и оптимизм… Ты в последнее время была совсем другая… Мне даже Гришка как-то сказал — Олесе идет отсутствие Миклашевича, ну и успех, конечно…

— Господи, неужто все так заметно? — испугалась я.

— Гони-ка ты его в шею… Ой, Олеська, я чуть не забыла… Ты в курсе, что Роза в тебя втюрился?

— Да ну его… Как втюрился, так и растюрится. Слабак!

И я в красках расписала ей наше катание на лодке. Она долго хохотала.

— Да, бывает… Олеська, займись, уведи Розу от этой куроманки.

— Нет, она не куроманка, а куропатка. Ну знаешь, как метеопатка или психопатка.

— Ну, Олеська, ты даешь! Надо ему это сказать и я гарантирую — это будет яд замедленного действия. Он начнет смотреть на нее иронически и через несколько месяцев бросит на фиг… Олесь, а если б она не появилась тогда на озере… ты бы ему дала?

— Так я уже практически дала, только он взять не успел.

— А он все же порядочный, босоножки купил и мобилу… И вообще, он мне нравится… Олеська, уведи его!

— А Миклашевич все поломает! Он знаешь как взбеленился, когда его у меня увидел… И сразу просек, что Роза представляет для него опасность. Если Миклашевич чего-то хочет, он сметает все преграды. А я не умею по-настоящему ему противостоять.

— Олеська, ты поверила, что он тебя любит? Да ему просто обидно до чертиков, что он упустил такую успешную бабу, проморгал… Вот увидишь, он непременно захочет устроить громкую свадьбу с кучей народа… С журналюгами. Модный архитектор женится на знаменитой писательнице.

— Ну, для свадьбы еще надо, чтобы я согласилась.

— Боюсь, он тебя дожмет, а потом замучает… Не надо, Олеська!

— Нет, Лерка, я слишком хорошо его знаю и слишком дорожу своей свободой!

— Олеська, знаешь, мне кажется, вы с Розой были бы хорошей парой.

— Я не хочу быть парой, я лучше сама по себе…— Я не хочу быть парой, я лучше сама по себе…

— А как ты думаешь, если бы Роза не нарисовался, Миклашевич стал бы так активничать?

— Да, он уже явился ко мне с готовой программой. Я ему зачем-то нужна…

— Понятно зачем! Брэнд!

— Да ну, по-моему, все вокруг уже сбрэндили.

— А ты знаешь, что Роза в прошлом летчик?

— Да? Надо же… Мама, я летчика люблю!

— Олеська, уведи Розу!

Екатерина Вильмонт