Вешняя осина под его окном

- - - - - - - {~~~}- - - - - - -
Тоненькая, совсем ещё молодая осина стоит сразу против окна дома, вымазанного глиной оливкового цвета и растрескавшейся. Здесь живёт Михаил Емельянович Ангорнев. В мире октябрь. Закатно-багровая осенняя листва осины сегодня колышима слабой прохладой ветра и от того напоминает многое и разное: то тлеющую в темноте головку спички, что ещё недавно освещала единственным светом невесть какие пустоты и мрак, то желтоватые, косматые волосы девушки, оказавшейся вдруг на улице в расцвет буйства стихии без головного убора, то пучок поздно-собранного, жухлого сена, поднятого на вилах. Ещё осина напоминает старика, с просмоленной, зеленовато-синей, цвета утреннего тумана, бородой, святого и живого, но им она видится только весной, во время цвета, во время движения к небу.
 Осина появилась во дворе Михаила Емельяновича немного лет назад и как-то однажды, когда одним утром, проходя мимо того двора, густобородый от старины своей и мудроты мельник Имануил остановился около его щербатой и посеревшей от частых летних дождей калитки.
- Михаил Емельяныч, дома ли вы? Коли да, так сделайте себе счастье: выйдите ко мне на мгновенье всего. На одно только мгновенье. Я для вас, Михаил Емельяныч, радости жменю принёс, совсем хорошей и нужной такой радости жменю. Выйдите ли, а? Спите, верно… - Как-то очень светло проголосил в то утро Имануил.
 Не получив ответа сразу, мельник решил убежать глазами в далёкие облака и тогда надолго загляделся их дивными очертаниями. Вернувшись на землю, старик во второй раз проголосил:
 - Михаил Емельяныч!
- Не спим, не спим!.. Громко сейчас, чтобы спать. Зачем ты кричишь так? Ай,.. что уже… А ну проходи во двор и не стой как бык чужой перед вратами отворёнными... Не впустишь тебя, так ты всю округу разбудишь петухом. Впустить надо. Проходи-проходи. – Наконец ответил Михаил Емельянович из открытого окна, украшенного резными ставенками старой работы, чуть не вываливаясь в него.
– Вот и встречай всех утренних проходимцев. – заключил Михаил Емельянович и хлопнул дверью.
 На улице играла со всей свой шумливостью и скоростью весна. Был конец апреля или начало мая. Вешний тёплый воздух опахал всё, и дыхание жизни сквозило отовсюду, чувствовалось во всём. Воскресный звон и запах был сладостен. У Михаила Емельяновича защекотало в горле и носу, он кашлянул.
- Принес Господь вам здоровья многого, Михаил Емельяныч! – Перекрестил Ангорнева грубыми и белыми от пшеничной пыли пальцами старик. – Михаил Емельяныч, я к вам заглянул случайно и не думал вовсе, что выйдет так. Не хотел я будить вас, Михаил Емельяныч. Не злитесь. Право, я не…
- Брось, старый! Брось тут же эти оговорки пустые! Что ты ко мне, как к господу какому обращаешься, щебечешь словно канарейка? Выкладывай, что нужно! Да не дрожи ты!.. Ты тоже человек.
- Ближние. Господь у Вас, Михаил Емельяныч. Я всего-то и пришёл, чтобы показать вам чудо, совсем хорошенькое такое чудо и маленькое-маленькое, подождите только, я вижу, что вам очень хочется увидеть чудо это, глаза у вас так и просветлели - редко.
 Старик изогнулся в горбатой своей спине, с бороздой промеж лопаток, не весть откуда и как им схваченной: или с младенчества полученной, или данной как призрак свидетельства ношения общечеловеческого бремени, завел за правое плечо руку, снял с него холщовую, с пришитой к ней холщовой же полоской, вроде лямки, суму и длинными, загрубевшими пальцами, долго стал развязывать тоненький на ней шнурок. Развязав, старик опустил в суму большие ладони и начал ворошить ими внутри её, скоро вынул оттуда почти невидимый росток, с приставшем на нём чёрным комком земли и тогда тихо сказал:
- Какое…
- Что ж это за чудо? – Спросил Михаил Емельянович и сильно желал получить ответ.
- Как же, Михаил Емельяныч? Вы что, совсем слепы стали? Вы молоды ведь ещё очень, живы невероятно, а видеть и не видите ничего… Деревце это. Осинка ранняя, лишь несколько дней назад свет увидавшая. Правда, что чудесная? Я её в поле нашёл, когда с мельницы возвращался, нашёл, да и решил, что плохо будет ей пропадать, ведь точно задавит трава разная чудо этакое. Я её руками поддел осторожно, за спину к себе уберёг и к вам понёс. Чудо всегда слабенькое вначале, Михаил Емельяныч. Уж то верно. Какое утро! – Щурясь в улыбке пропел старик.
- Осинка значит. Выходит, мне посадить её надобно? –Поинтересовался Ангорнев.
- Посадим уже сейчас, Михаил Емельяныч. Вижу, что приживётся она в вашем дворе как в родном своём поле, так и приживётся, только здесь её никто не удавит. Счастливо и долго проживёт она у вас. Только узнать нужно, где ей место будет.
 Старик обернулся вокруг себя, выбирая, где посадить деревце. Недолго постояв, он быстро, почти бегом, подошёл к окну дома и сказал:
- Здесь лучше всего ей будет, и вам будет лучше всего, если здесь она станет расти. Утром любым к окну подойдёте, а вас осинка приветствует тихим шепотком листьев и движением веточек вам радуется; она, как девушка, любимой вам станет. Да, здесь и посадим.
- Будет по-твоему, старик.
- Господь с вами, Михаил Емельяныч…
 И посадили тогда осину.
 Вот, уже спустя несколько лет, стоит она, упругая и молодая, против окна дома Михаила Емельяновича, доросла и даже переросла, и правда, что каждое утро приветствует его своим неслышным приветом. В ветер осина низко приклоняется к земле, будто молится, в дождь же всегда плачет. В снег осина молчит и скучает от мороза, ждёт весны.
Старый мельник Имануил давно не проходит мимо двора с осиной и давно никто не слышит о нём ни слуха. Будто и нет уже старика. И хлеба стало меньше в последний год. Будто Имануил и кормил всех. Только осина сегодня напоминает о жизни Имануила. И почему-то веришь в его жизнь. Ещё осина похожа на крест, но не на тот, что стоит, размноженный, на кладбище, а тот, что горит над золотом луковки.
- - - - - - - {~~~}- - - - - - -