Война и мир. гл. 2-3-7б и 2-3-8

2-3-7б

Нам мало в тиши блюсти все свои тайны
И лишь проповедовать наши слова,
Нам надо вести настоящие войны,
Нам действовать нужно, как «рубят дрова».

Должны мы очистить людское сознанье
От всех предрассудков и ложных идей,
Принять на себя молодых воспитанье,
Связать себя узами с кругом людей.

Умнейшими в наше тяжёлое время,
И вместе, с умом суеверия снять,
Неверье и глупость — унять это бремя,
И преданных нам круг людей воссоздать.

Достичь эту цель можно лишь перевесом,
Делами хорошими над мишурой,
Когда добродетель своим мощным весом,
Задавит пороки, а их — целый рой.

Благим намереньям и их исполненью
Мешают весьма учрежденья страны,
Не можем идти путём ниспроверженья
Всех тех институтов — они все важны.

Так что же нам делать, изгнать силу силой?
Нет, мы далеки от такого пути,
Такая реформа останется хилой,
Она не поможет с пути нам сойти.

Пока в людях прочно засели пороки,
Не выйдет, изгнать силой этого зла,
И не переступят все злые пороги,
С какой бы той силой реформа ни шла.

Наш план всей работы, — я вновь повторяю:
— Растить добродетельных, твёрдых людей,
Не просто словами я с вами играю,
А в жизнь претворяющих наших идей.

Создать нам всевластный, свой образ правления,
Но, не разрушая гражданских всех уз,
И не нарушая страной управлению,
Достаточно нам своих, братских обуз.

Создать торжество добродетели людям
Над всеми пороками разных людей,
Мы твёрдо стоим и стоять дальше будем
На почве всех тех христианских идей.

Тогда, когда всё было словно во мраке,
Столетий прошедших имел я в виду,
Когда в моде у нас одни были маги,
Исправить деянья, загладить беду;

Достаточно было одних пропове;дий:
Как истины, новость внушала покой,
Народ жил в невежестве и в неведение,
Сегодня подход к людям нужен иной.

Нам нужно теперь, чтобы верущий каждый,
Кто чувством своим может сам управлять,
Нашёл в добродетели прелесть однажды,
И прелесть та в чувствах должна бы застрять.

Нельзя запретить у людей злые страсти,
Направить их — на благородную цель,
В пределах добра управлять сей напастью,
Тогда наше братство не сядет на мель.

Речь Пьера вселила волнение в ложе,
Большой новизны впечатления след,
В ней замыслы иллюминатства есть тоже,
И даже признали в ней некий и вред.

Посыпалось множество всех возражений,
И мастер Великий вступил с Пьером в спор,
Пьер не ожидал таких бурных сомнений,
И многие речь посчитали за вздор.

Пьер был удивлён разношёрстностью мнений,
Составились партии — против и за…
И были такие — за Пьера с решеньем,
Но с ограничением и измененьем,
Не мог Пьер закрыть на такое глаза.

Великий тот мастер, уже после споров,
Небрежно, с иронией дал Пьеру понять,
Не могут быть мысли его стать опорой,
И орден не может их в целом принять.

Пьер очень расстроен таким был ответом,
Не стал дожидаться собранья конца,
Домой он уехал с позорным «приветом»,
И не удостоился званья бойца.

2-3-8

Пьер после своей произнесенной речи,
Опять попал в плен своей прежней тоски,
Она угнетала, давила «на плечи»,
Вся вера в масонство распалась в куски.

Лежал на диване и не; выезжая,
«Неужто вернусь я на прежний свой путь?»
Он стал одинок, и не всё понимая,
И он в эти дни, всем делам не внимая,
Решил как бы вновь от всех дел отдохнуть,

А тут, как назло, ему словно на крыльях,
Влетело, как в душу, письмо от жены,
Она постоянно впадает в унынье,
И что они с Пьером, друг другу нужны.

Она умоляет его о свиданье,
И пишет о грусти по нём без конца,
Жалеет о гневе своём, в оправданье,
Желает достойной жены быть венца.

В письме она также его извещала:
Лечилась на водах там, за рубежом,
Вернётся в столицу, как и обещала,
И хочет опять жить с ним вместе, вдвоём.

А вслед за письмом в одиночество Пьера
Ворвался один из тех братьев, масон,
Завёл разговор — не достоин примера,
Прощать должен Пьер пока в братстве же он.

Что строгость к жене его — несправедлива,
Нарушил он заповедь — ордена брат,
Супруга его — в положенье тоскливом,
А он не раскрыл к ней души своей врат.

И в это же время и тёща просила,
Её посетить с обсужденьем всех дел,
Она умоляла, она возродила,
Как свой материнский для дочки пробел.

Пьер видел, что заговор общий плетётся,
Хотят его видеть все вместе с женой,
В его состояние что остаётся?
Ему — всё равно, но он выиграл бой.

Тоска чуть смягчила его состоянье,
Уже он не против для встречи с женой,
Учесть, всё же, надо её раская;нье,
Ведь он же — мужчина и «слишком живой».

Но время всё стерпит: «помедлю с ответом»,
И, не отвечая на письма «родных»,
Собрался в дорогу он тут же, как следом,
В Москву держит путь он, подальше от них.

Пьер ехал в Москву, чтоб понять заблужденье,
В чём он в своей речи тогда был не прав,
Там жил благодетель, которого мненье
Могло укротить бы его буйный нрав.

Он тот, кого встретил Пьер как бы случайно,
Когда Пьер покинул Москву и жену,
В Торжке ожидал лошадей он печально,
И свету всему объявил он войну.

С тех пор он назвал его «мой благодетель»,
Иосиф Лексеич — вот имя его,
Заставил его встать на путь «Добродетель»,
В масоны вступить ему, прежде всего.

Пьер вёл дневник, записал эту встречу.

Иосиф Лексеич — и беден, и болен,
Но жалоб не слышал никто, никогда,
Однако умом он и не обездолен,
Наукой он занят почти что всегда.

Меня расспросил об итогах поездки,
Что нового там, я у них почерпнул,
Насколько учения их столь уж вески,
И как поживает масонский их пул?

Я всё рассказал ему очень подробно,
Какой и о чём я здесь сделал доклад,
Но все их идеи для нас неудобны,
Я будто бы всыпал в учение яд.

Иосиф молчал, всё обдумал изрядно,
На всё изложил мне на это свой взгляд,
Сначала спросил меня, помню я ль явно,
Какою же целью наш орден объят?

Он сам же напомнил об этих трёх целях,
И главная ордена целью из них,
Исправить себя в своих мерзких стремленьях,
А также исправить и многих других.

А иллюминатство — ученье не чисто,
Работой общественной заражены,
Оно преисполнено гордости, вместо,
Работу свою проводить все должны.

И он потому осудил речи Пьера,
Помог ему вновь встать на правильный путь,
И стать самому для всех лучшим примером,
Себя как бы вновь в их работу вернуть.

„Петербург, ноябрь“.

Опять моя тёща в слезах умоляла,
Что Элен невинна, она уже здесь,
Она очень страстно без мужа страдала,
Пора, мол, кончать сей спектакль ваш весь.

Я знал, стоит только увидеть мне Элен,
Как вновь попаду к женской прелести плен,
И в том, этой встречей я больше уверен,
Жизнь требует вновь общих с нею нам стен.

Не должен отказывать я в её просьбе,
К тому ж благодетель напомнил мне в том,
Просящему должен простить его козни,
Тем боле — жена, и с ней — общий дом.

Пусть будет моё единение с нею
Иметь лишь одну, но, духовную цель,
Претензий и жалоб я к ней не имею,
Коль наша любовь с ней наткнулась на мель.

Прошу я забыть её нашу всю ссору,
Она пусть не знает, как мне тяжело,
Устроился в верхних покоях я в пору,
Я вновь начал жизнь, и мне так повезло.