Глава 9

Вся преступная жизнь — это стилистика скрытого сюжета, беда в том, что рано или поздно всё становится явным. Вор в законе должен быть справедлив до беспощадности, но честен. Справедливость высшая цель ВорА, сочетаться она должна с «понятиями». С высшим законом, омытым кровью терпигорцев, несчастных заключённых, которые шли на корм монстру под названием Гулаг. Закон этот соблюдает порядок в лагере. Изменить воровскому закону нельзя, если ты его принял, это крещение. Наказание за это одно, смерть. Как говорят сербы «смрти нема», то есть её нет. Смерть — это свет.

У мастера каратэ нельзя учиться, если он не прошёл как Ояма трёхлетнее горное отшельничество, ритрит. С таки можно обменяться мнениями. Плюс должен быть мастер линии передачи, которая поддерживает традицию, и который руководил отшельничеством своего ученика. Победа в бою тоже ничего не доказывает, она может быть случайной. Лучший ой не начатый, а мастер неизвестный. Безымянные мастера убили много «брюсов ли». Особенно старик, от любого твоего удара уйдёт, ты от его нет. Сила тоже не даёт преимуществ, мастера кодируют. Бьют по точкам. Кто спит с известной женщиной, тот молчит, так же и в карате. Тренируйся, чтобы никто не видел! Кто знает, тот не говорит, кто говорит, не знает.

Собираясь в гости в свою последнюю ночь, Боцман надел голубую рубашку, расшитую фиолетовыми васильками, вид не совсем пацанский, зато красиво, Он повертел крепкой шеей в тугом воротнике:
 
- Фу, как тесно! Отожрался на общаковом… - Затем натянул узкие итальянские полусапожки с кинжалами по бокам для шика, «Пачотти», 450 $.  Рубашку заправил в джинсы, джинсы в сапоги, подпоясался узким шнурком чёрного цвета с серебряной пряжкой «версаче», застегнул на последнее отверстие, намечается живот. Ну да не беда, улыбнулся, первый парень на деревне, характер у Боцмана был простой.
 
Наступила полночь, все в доме легли спать. Охранник рассказывал, он видел, как к воротам подъехал защитного цвета «хаммер» с запасным колесом. Автомобиль приехал со стороны Арбата и, ловко развернувшись, замер возле подъезда, Боцман жил в Доме на набережной, свой балкон, зимний сад. Купил квартиру у отставного адмирала.
 
Охранник запомнил, что шофёром была женщина в светло-коричневом кашемировом приталенном костюме с отложным воротником, руки в длинных перчатках, так он всё описал. Из автомобиля вышла неизвестная для охранника дама. На вопрос «к кому?» ответила:
 
- К Боцману, – и добавила, что парадный вход открывать не надо, пройдёт «по чёрной». По всему было видно, что она очень хорошо знала расположение дома, бывала тут и раньше. Чёрная лестница и была чёрной, ни единой лампочки. Не то, чтобы Боцман жалел денег на освещение, тут иногда душили по приказу Боцмана, в

том числе и некоторых жильцов, музыка громкая, в лифт первыми, сначала он предлагал им сыграть с ним партию в шахматы.

- Вы проиграли! – Удавка.
 
Наташа ощупью, часто светя фонариком, поднималась все выше и выше на третий этаж, еврейский, не слишком высоко и не слишком низко, из-под ног с фырканьем выскочила гулящая кошка… Вот и нужная дверь! Убийца ещё раз чиркнула зажигалкой. Кто-то в истории человечества вынужден стирать грязное чужое белье.
 
Ровно в десять Ляпа вкатил «навигатор» на условленное место внутрь двора маленького бандитского дворца, затормозив возле входа в подвал, в который Наташа должна будет привезти сегодня Боцмана. Киллер, Боксёр и Сергей встретили его радостным смехом:
 
– Наконец-то! А то мы тут просто извелись! – Они были как дети, убью человека, и мне ничего не будет.
 
Из верхней гостиной все спустились через тамбур по витой лестнице. За несколько дней турки превратили низы особняка в сказочное зрелище. Ляпа был просто потрясён, не узнавая прежнего захламлённого зала, качалку, каким он был совсем недавно. Помещение разделялось сводами как бы на две комнаты. Неподалёку находилась дверь, ведущая на двор. (Через неё будут выносить тело.)
 
По стенам висели портьеры из китайского шёлка, каменные плиты с досками для набивания кулаков для разбивания твёрдых предметов «тамашивари», мастер это тот, кто или бьёт, или стукается, полы устилали драгоценные шкуры и ковры.
 
Старинная, удивительной выделки алая парча покрывала стол цветом совсем как халат на мрачном китайце на фото на обложке в книге «Цигун восемь кусков парчи», вокруг которого сдвинулись черные кресла с высокими спинками. На шифоньере красовалась дивная чаша из человеческой кости, череп, Наташа привезла её из Тибета, она пела. Продавец рассказывал, великие маги и мистики ей пользовались и обожали её.
 
Привлекал к себе внимание чёрный сейф из воронёной стали с массой ящичков. Над этим несгораемым шкафом, трагически и скорбно возвышалась взятая в рамку знаменитая фотография святой девы Мэрилин, иконы русских арестантов по фамилии Монро, стекло рамы целиком из горного хрусталя, оправа с тончайшей чеканкой по серебру работы итальянского мастера XVII века.
 
– Располагайтесь, пацаны, – радушно предложил киллер, и все без церемоний, запросто расселись вокруг стола, на котором уже вскипал на электрической плитке чайник. Рядом в чашках был свежезаваренный чифирь. Кругом расставили вазы с пирожными «картошечка» и любимыми лакомствами Боцмана, нуга с орехами, пастила, зефир, помадка.

Старинные фонари из Прибалтики с цветными стёклами освещали комнаты сверху. Тяжёлые чёрные штофные занавеси были опущены. Казалось, что все сидящие тут наглухо отгорожены от мира. И, что бы ни произошло здесь сегодня этой ночью, будет похоронено за толщей этих стен. (Так и будет.) Официант посмотрел на наручные часы киллера, «патек филипп», 45000$.
 
– Не пора ли всё отравить, уже время… - Ляпа сказал, ещё успеется, предложил:
 
– Пока не отравлено, давайте, братва, выпьем по рюмочке и закусим этими очаровательными картохами, накатим? - В камине с треском разгорались дрова. Дымоход был забит, Шах сходил в архитектурное управление, раздобыл дореволюционный план дома, починил. Сам при этом чуть не задохнулся.
 
Рюмки были из тяжёлого, как свинец, богемского хрусталя, отняли в Праге у чеченцев. В бутылках марсала, херес, мадера, французское полусладкое, стоило денег. Наташа сказала, что Боцман будет ждать его с чёрной лестницы, чтобы обмануть охранников, следящих за парадным входом, афишировать поездку в логово врага он не хотел. Киллер спросил её по мобильному, спокоен ли клиент.
 
– Как удав. Нет причин. Мы с ним целуемся, как с братом, верит, что ещё произведёт меня в любовницы.
 
– Ты его не спрашивала – в какие?
 
– Это безразлично… - Мёртвые не потеют.

Поэт со скрипом натянул тонкие резиновые перчатки, растёр в порошок кристаллы крысиного яда «Лвндмарка», бартерный товар по 300 юаней за кило у сбежавших из Таркова через азербайджанцев на рынке в Москве, в блатном мире «лекарство», упаковки по 0,4кг, содержит специальную формулу CHAD. Предназначен для уничтожения подкустовых крыс-кемперов и мелких грызунов на заводах. (Он так и не узнал, что его убило.)

«Картошечки» были двух сортов – со сливочным и шоколадным кремом, вскрывая ножом их красивые сочные тушки, Сергей щедро и густо насыщал внутренности пирожных страшным грузом. Он улыбался, процедура эта была лаокоон, на границе живописи и поэзии.

– Достаточно? – усомнился Ляпа.

– Одна такая конфета, – ответил Арутюнов, – способна в считанные мгновения убить всю нашу банду. - Закончив возню с ядами, он бросил перчатки в камин. Растворенное «лекарство» решили наливать в бокалы перед самым приездом Боцмана, чтобы не улетучился свет. Боксёр сказал:

– Два бокала оставьте чистыми для меня. Хочу потом бухнуть. - Киллер задал ему естественный вопрос:

– Не попутаешь? - Украинец со значением ответил Шаху:

– Братан, со мною этого никогда не случится, верно? Впросак? - Киллер облачился в кимоно.

– Я думаю, – сказал он, – минут через двадцать.  Не забудьте «В Афганистане». - Ляпа отметил время: 00.35. Все покинули подвальное помещение, собрались в гостиной бельэтажа, профессор уже копался в дисках, отыскивая «Чёрный тюльпан», пусть боцманская душа воспарит напоследок. Без четверти час сообщники снова спустились в подвал и аккуратно наполнили ядом бокалы. Ляпа, раскурив по-босяцки сигару, щёлкнул зажигалкой «данхилл», 500 $, 00:45.

– Итак, «картошечки отравлены», Наташа знает, в каких бокалах яд. - Ляпа сказал – выдержат ли у Наташки нервы?

– Она жена офицера.  - Наташа тихо, но внятно постучала.

– Кто там? – послышался голос.

– Это я… открой. - Громыхнули запоры, она крепко обняла Боцмана и радостно поцеловала в губы. Боцман, вроде шутя, сказал ей:

– Мастачка ты пососать…  - С византийским коварством Наташа ещё раз горячо облобызала свою жертву с языком и сказала, машина подана. Все, кто видел её в тот день, хорошо запомнили, что глаза бывшей жены полковника были окантованы страшною синевой. Наташу, когда он прошла в комнаты, стало колотить, зубы невольно отбили дробь - первое убийство… - и Боцман, заметив, что с мадам не все в порядке, предложил ей колумбийский кокаин:

– Хочешь?

– Ну, давай. Насыпь.

– Чичас. Как рукой все сымет. Хороший кокс…

Комичность этой сцены очевидна! Жертва недрогнувшей рукой подносит успокоительную микстуру своему палачу, чтобы тот не волновался перед актом возмездия. Наташа жадно втянула с небольшого зеркального столика через свёрнутую «сотку», 100 $ белоснежную густую дорожку. Немного освоилась, подала Боцману барсетку, стукнул пистолет, покинули квартиру тем же черным, минуя кухню, где их проводили все замечавшие глаза дежурного у двери. Под мышкой у него была облегчённая кобура из красной кожи, наружу торчала ручка, бандитская контрразведка. На лестнице Боцман вцепился в руку Наташи.

– Дай-кось я тебя сам поведу… Темно-то как! Во, где убивать людей хорошо. Не хошь ли, я тя угроблю?

– Что за глупые шутки! – возмутилась Наташа.

– Ха-ха-ха… Осторожней. Здесь ступенька…

Кокаин подействовал, и далее, до какой-то определённой черты – за чертой?.. - Сидоренко сохраняла воистину спартанское спокойствие. Она завела с кнопки двигатель, велела пассажиру плотно захлопнуть дверцы кабины, машина полувоенная, и автомобиль поплыл между небом и землёй вдоль улицы, остальные авто были мелкие с высоты кабины, подмигивая редким прохожим жёлтыми совиными глазами противотуманок, прицепленных к усиленному бамперу… Боцман устроился поудобнее и начал:

– Золото-то покажешь?

– Покажу.

- А писю? Свою?

- От тебя зависит. Поцелуешь?

-  Конечно! А ты не боишься? — с бесовской вежливостью спросил Боцман, хихикнув, и больно пихнул Наташу в бок. Окунутся туда с головой, лежать и не двигаться, вот была его мечта. Сквирт! – Сама ведь знаешь, какие слухи-то обо мне ходят… Синего убил… Мой грех – люблю кислое. - Здесь же, в машине, он признался:

– А ко мне тут Розовый недавно заезжал с каким-то чёрным. Говорит, убить меня кто-то хочет. Но этот номер у них не пройдёт. Я ему так и сказал – руки коротки! У меня вон какие соколы. (Жириновского.) - Шах посмотрел в окно и сказал:

– Едут. Ставь. - Сергей поставил диск в музыкальный центр «BeoSound»» компании «Bang & Olufsen», штаб-квартира в Дании, качество звука повысило мировой престиж страны. Отфильтрованный по частотам с помощью примочки DOLBY голос певца поплыл в комнате, «в Афганистане, в…».

- Когда в оазисах Джелалабада… - Шах не мог простить Горбачёву Баку, полковник Афганистан, Рейган взял Бейрут. На дворе хлопнула дверца автомобиля, послышался топот ног Боцмана, отряхивающих с модных итальянских ботинок невидимую пыль, и голос:

– Куда идти-то?

– Вот сюда, – мелодично ответила Сидоренко. Сергей наверху под столом продел пальцы в дырки кастета. Афганский, бронзовый, ХIХй век, подарил Шах. Не одного на тот свет отправил. Музыка и голоса сразу привлекли внимание Боцмана.

– Никак гости у тебя? Натусь? Мы же договорились?

– Только адвокат. Бумаги смотрит.

Боцман с любопытством ребёнка, убью, и мне ничего, обошёл помещение, разглядывая убранство, сейф с бумагами особенно заинтересовал его. Он, как дитя, забавлялся тем, что там есть многочисленные ящички. У него самого такого ещё не было. Ничего, отожмёт вместе с домом. Потянулся, снял сверху череп, примерил к своей голове, мал, поставил обратно. Наташа придвинула пирожные, взялась за бутылку.

– Хорошее французское из моих коллекций… попробуй.

– Не, – сказал Боцман, – У меня ещё опосля вчерашнего гудит все. Давеча уже похмелял себя с Крыма… Не буду! - Шах твёрдо решил, что он ни при каких обстоятельствах живым отсюда не выйдет.

– Пирожные вот… угощайся.

– А, - сказал Боцман - ну их… Сладкие? Что я, не маленький. - Делать нечего. Надо заводить беседу.

– Так зачем тебе звонил Синий? – Наташа была в шикарной одежде. Бардовое вечернее платье.

– Всё об этом… будто меня умертвить хотят. – Боцман вдруг треснул кулаком по столу, так что рюмки вздрогнули, поблёскивая глазами, заговорил напористо: – Муж твой куда-то поехал договориться с кем-то мою судьбу решить! А что я ему сделал? Ничего со мной не случится! Нет таких душманов которых бы я боялся. Уж сколько раз хотели меня продырявить, но Аллах всегда разрушал их козни. Погибнет тот, кто руку на меня вздымет! - Сергею от этих слов стало не по себе, но поэт успокоился, когда Боцман вполне ровным голосом попросил внизу дать ему чаю. Самаркандского, зелёного. Наташа поднялась, сказала невозмутимо:

– Будет и чай. Я на минутку… - Она пошла наверх, где маялись заговорщики.

– Что делать? Эта скотина ото всего отказывается. Вина не хочет! От пирожных воротится.

– А как его настроение?

– Неважное, – с заминкой сказала бывшая жена. – Похоже, о чём-то догадывается… намекает! - Сергей горячо заговорил:

– Наташа, не оставляй его одного. А вдруг он решит подняться?

– Весёлое дело, – буркнул Ляпа, – если он здесь увидит меня с волыной и его с кастетом!

– Надо без шума, – добавил киллер. Он спокойно сидел на ковре на пятках в позе медитации, смотрел вниз на кончик носа, секрет самообладания заключается в проглатывании слюны. – Наташа спустилась вниз к Боцману.

– Чаю подожди. Все-таки давай выпьем… - Боцман согласился: «А! Налей». Хлопнула пробка, и этот звук был услышан наверху.

- Пьют, – шепнул Сергей, – теперь ждать осталось недолго... - Но Наташа по причине, которая ей и само была непонятной, наполнила вином те бокалы, в которых не было яда. Боцман с удовольствием выпил.

– А вон мадерца, – узрел он. – Плесни-ка мадерцы. Португальская? Нахер Лиссабон, рыбаки. - Наташа, чтобы исправить свою ошибку, хотела налить мадеру в бокал с ядом, но Боцман неожиданно заартачился:

– Лей в эту, из которой я уже пил.

– Так ведь нельзя мешать?

– Лей, говорю! Чоты понимаешь?! - Наташа доказала, что нервы у неё крепкие. Одно неверное движение, и бокал, из которого пил Боцман, упал и разбился. (Посуда бьётся к счастью.)

– Ну вот, – заворчал Боцман, – хуже ишака…Что у тебя в руках, мухи порются? -Мадеру с крысиным ядом он пил с особенным удовольствием, причмокивая, похваливал, не откачали бы даже в Боткинской. Потом сказал:

– Чож это адвокат не идёт? Я ждать не привык. Даже Шифман меня ждать не заставлял. – (Шифман!)

– Погоди. Придёт.

– Налей ещё, – протянул Боцман бокал. С неохотой съел пирожное с ядом. Понравилось, потянулся за вторым. Наташа внутренне напряглась, готовая увидеть перед собой труп. Но Боцман жевал, жевал… Ел и ел! Он спокойно доедал восьмую «картошечку», всего он мог их сожрать пятнадцать. И, поднося руку к горлу, массировал его. На кисти был якорь.

– Что с тобою? – спросила Наташа в надежде.

– Да так… першит что-то. - Боцман преспокойно расхаживал по комнате. Тогда она взяла второй бокал с ядом, наполнила его вином и протянул Боцману. Тот выпил его с тем же результатом… Внезапно его лицо исказилось мрачной яростью. Ни разу она не видел его таким страшным. Он вперил в неё взгляд, полный сатанинской злобы… Между ними, как будто шла безмолвная, таинственная и беспощадная борьба подобно той в Кабуле между ним и Сидоренко.

– Чаю подавать? – спросила Наташа.

– Давай. Жажда началась… мучает… -Увидев на тахте гитару, он попросил её спеть. Ей нелегко было петь в такую минуту, однако она взял гитару и запела:

Кто любил меня, жить не старится,
Кто растил меня, в ноги кланяться,
А друзьям моим уважения,
А ментам ко мне снисхождения,

– Ничего не понимаю, при чём здесь шансон? – сказал поэт. У него был абсолютный слух. Шансон он не любил, Оксана и так замучила его шансоном.

– Я тоже, – поддержал Ляпа, – не могу уяснить, шотам тваридзэ? Если Боцман мёртв, то она с ума, распевать песни. А если жив, тогда хуле… - Ничего не поделаешь – надо сидеть и ждать. Часы отмечали половину третьего. Наташа уже стала бояться, что заговорщики, не выдержав напряжения, ворвутся в подвал. Она поднялась наверх.

Отец с того света кричал:

- Беги, Боцман! – Но сын его не слышал.

– Что-нибудь одно, или наш клиент действительно святой или… Будь проклят этот азер, продавший нам «лекарство» этих беженцев! Яд беспомощен. Юрка выпил и сожрал все. Но только рыгает…Нужно решать скорее, скотина выражает крайнее нетерпение, отчего не приходит адвокат, достал! - Ляпа сказал с каким-то даже облегчением:

– Видать, не судьба! Отпустим с миром… Будем искать случая расправиться с ним в ином месте. – Воры часто так говорят.

– Тогда зачем же вся эта комедия? – вспылил поэт. Он учил английский, оторвали, fuck it.

– Отпустить? – забушевал Боксёр. – Ни в коем случае! Если животное загнали на бойню, надо выпускать кровь… Так по-украински! Второй раз удачно не заманишь… зверь хитрый. Живым он отсюда выйти не должен! – Матадор, Мадрид.

– И как быть? – растерянно спросила Наташа.

– Я размозжу ему череп… - сказал Сергей. Боксёру вручили любимую рыбацкую финку Синего.

– Будешь этим.

– Благодарю.

Ляпа прокрутил барабан револьвера, Наташа сунула в карман «браунинг». Поэт с кастетом возглавлял процессию убийц, которую замыкал Боксёр, торжественно несущий перед собой нож… Внизу громко рыгал Боцман. Они гуськом осторожно двинулись к лестнице и уже спустились было по ступенькам, когда Наташа задержала это шествие, сказав:

– Пацаны, для этого хватит и одного человека… - Она вернулась в подвал. Боцман тяжело дышал.

– Как самочувствие? – любезно осведомилась хозяйка.

– Жжёт чото… - Яд все-таки подействовал! Наташа недоумевала, как великий гангстер мог не заметить браунинг в её руке, заложенной за спину. Она сказала:

– Адвокат сейчас спустится… - Обдумывала, куда целить.

– А ты ещё не смотрел Мэрилин Монро? Картину?

– Какую?

– А вот эту… – показала ему Наташа. Боцман встал, охотно уставился на стену. Выстрел!

Конец девятой главы