Странная свадьба

В моей деревне люди не ругались матом. Они им разговаривали.

Иногда, впрочем, и бранились. Если были очень сердиты. Мать, например, могла начать инвективу в адрес маленькой девочки, разлившей компот, с междометия «мать твою ети», а далее после каждого слова вставлять ещё одно междометие, рифмующееся со словом «мать».

Матерились все, включая детвору. Один из соседей хвастался, что первым словом, которое произнесло его чадо, было слово «б’ять».

Не знаю почему, возможно в результате семейного воспитания, но у меня с ранних лет вызывали отвращение нецензурные языковые изыски. А когда я стал уже подрастать, изумляло, как это с помощью единственного, например, матерного междометия, мои земляки ухитрялись выражать широчайший спектр эмоций, от высшей степени восхищения до крайнего проявления гнева. В каком-нибудь другом языке для этого потребовалось бы слов двести, не иначе.

Значение четырёх главных матерных слов было универсальным, а коммуникативный потенциал - безграничным. Умело пользуясь уникальными интонационными возможностями русского языка, мои земляки ухитрялись заменять этими немудрящими словами почти всю существующую лексику.

И ещё мне было удивительно, как от четырёх матерных корней в России люди создают бессчётное количество производных для всех случаев жизни. Сейчас существуют многотомные словари этих дериватов, но в те времена их ещё не было.

Сам я ненормативной лексики тогда не только не употреблял, но даже испытывал чувство жгучего стыда, когда её использовали другие. Для меня всё было однозначно. Это плохие слова и нормальные люди ими пользоваться не должны. Не зря же за них забирают в милицию.

И ещё я слышал, что есть такая психическая болезнь, синдром Жиля де ля Туретта, когда человек вдруг помимо своей воли начинает импульсивно использовать циничную нецензурную брань, причём, безо всякого повода. Это явление называется в психиатрии «копролалия». То есть, материться психически здоровый человек вообще не должен. Никогда. А если матерится, значит, он псих.

Главный когнитивный диссонанс, связанный с употреблением неудобьсказуемого вокабуляра, я испытал лет в восемнадцать, когда, на правах дальнего родственника, впервые оказался на свадьбе в чужом селе. С этого шокирующего случая я и хочу начать свой рассказ о золотом фонде табуированных русских слов.))))

Село это располагалось километрах в ста на северо-запад от Москвы, и мне оно очень понравилось. В частности, тем, что люди там совсем не матерились. Я, идя со станции, заглянул в местный магазинчик и, к удивлению своему, не услышал привычных с детства «идиоматических выражений» даже от нетрезвых мужиков, не говоря уже про детей и женщин. А уж на самой-то свадьбе и подавно всё было чинно-благородно.

Село это производило совершенно буколическое впечатление. Как в но;совских «Усвятских шлемоносцах». Свадебный обряд проходил здесь так, как когда-то это делалось в старой Руси. Были там и поезжанье, и дружка с вышитым полотенцем через плечо, и величальные песни, и ряженые, и посыпание молодых зерном, и усаживание их на шубу. Ну, и возгласы «горько», разумеется. А началось всё с венчанья в церкви, которое в те атеистические времена вообще было редкостью.

Всё шло здорово, пока гости, посидев пару часиков за столом, после многочисленных поздравлений и тостов не перешли в просторную террасу, где предполагались танцы и всякие прочие свадебные развлечения.

Гармонист, заиграл какой-то частушечно-плясовой мотив, народ, встав в круг, начал приплясывать и притопывать. На середину выскочила девушка, и отбив каблуками дробь высоким голосом запела:

Не хотела я плясать,

Стояла, стеснялася.

А гармошка заиграла,

Я не удержалася...

Спев, она отбила ещё одну дробь и вернулась в круг. На её место выскочила другая девушка, потом третья, потом какой-то парень... Гости, сменяя друг друга, плясали и пели, почти выкрикивали, частушки, нередко под добродушный смех и аплодисменты публики.

Но – о, ужас! - что это были за частушки! Даже у себя в деревне я такого не слыхивал.

Да, у нас люди матерились безо всякого стеснения. Это было в порядке вещей. И матерные частушки тоже иногда пели. Но на свадьбе, рядом с невестой в белом платье, когда собралась вся родня, когда присутствует другая семья, с которой собираются породниться, когда совсем уж нельзя ударить в грязь лицом и показать свою «неинтеллигентность», никто «озорных» частушек петь не посмеет. А уж тем более, после посещения храма. Здесь же частушки были не просто «озорными», а настолько непристойными, что если бы я не слышал этого собственными ушами, ни за что не поверил бы, что такое можно петь на свадьбе. Некоторые из этих частушек врезались мне в память навсегда.

Наливает всем жених

Из своей бутылки.

Знать приспичило, еб*аться,

Выросла женилка!



Нынче мишка косолапый

Повстречался мне в лесу.

Подкрадуся к жениху я,

Его в губы засосу!

При этих словах исполнительница действительно подошла к жениху и поцеловала его взасос при полном одобрении присутствующих и невесты.

Чем дальше, тем частушки становились всё разнузданней.

Молотилка, молотилка,

Молотилка, стукалка.

Хоть на личко не красива,

Да пи*да как куколка!

Некоторые частушки намеренно оскорбляли невесту и её родню. У нас в деревне, если бы кто такое спел на свадьбе, то дело кончилось бы дракой, а то и поножовщиной.

Выдавали замуж целку

Мудаки-родители.

В эту целку влезет церква

И попы-вредители.



На горе стоит точило,

А на нем - две кожи.

Нинка – бл*дь, и Зинка – бл*дь,

И Маруська - тоже.

Марусей звали невесту, а Нинкой и Зинкой её сестёр. Имя жениха было Сергей. Невеста, вместо того, чтобы вцепиться обидчице в волосы, как бы подтверждая её обвинения вставала перед женихом, отбивала дробь, и запевала:

Ах, какая я была

Девка интересная.

Кому только ни давала,

Замуж вышла честная.



По*би меня, Серёжа

У меня пи*да хоро;ша.

Меня семеро е*ли

Нахвалиться не могли!



Жених, делал шаг вперёд и как бы отвечал новобрачной:



По Дубне плывёт лодчонка,

А моторка по Лоби

Привязалася девчонка

Отъ*би, да отъ*би!



Мы еб*ли все на свете,

Кроме шила и гвоздя.

Шило тонкое, прямое,

Гвоздь - вообще еб*ть нельзя.

Тут вдруг выскакивает старуха лет восьмидесяти, не меньше и, под смех присутствующих, поёт следующее:

Говорят, что я старуха,

Ничего подобного!

Техосмотр проходила,

Я на всё пригодная.

Особенно удивила меня частушка, которая была не только непристойной, но и имела очевидную антиклерикальную направленность. А ведь ещё утром все были в церкви, на обряде венчания:

Через лес идёт тропа

Девки вы*бли попа!

Не ходи, пузатый, бл*дь!

А то вы*бем опять!

Под занавес неизвестно откуда выскочил четырнадцатилетний пацан и выдал такой замечательный текст:

По пригорку ходит конь

Белые копыта.

Когда вырасту большой

На*бусь досыта.

Народ засмеялся. Пацану дали добродушный подзатыльник. Гармошка замолчала и публика снова потянулась к столу.

Дальше всё было нормально, как и должно было происходить на свадьбе. Опять тосты, поздравления, пожелания, песни, танцы и прочее. Всё благопристойно, задушевно и красиво. Мне даже показалось, что частушечная вакханалия мне приснилась, настолько она не вязалась со всем остальным. Но я заметил по выражению некоторых других гостей, таких же приезжих, как я, что они тоже шокированы.

Когда вечером мне удалось поговорить в саду с дядей жениха, я, по юношески бестактно, прямо спросил его о том, что это было? Не случилось ли кратковременное всеобщее помешательство? Или невеста и в самом деле вела разгульный образ жизни, а жених какой-то сексуальный маньяк? И как на свадьбе возможно столь бесстыдно материться, хотя бы и в частушках? Да ещё и при детях.

- Ты что, сума сошёл? – возмутился собеседник. – Маруся золотая девчонка. Работящая, скромная, верная. Пока Серёга в армии служил, ждала его, даже ни разу в клуб на танцы не сбегала.

- Так почему же тогда такое пели?

- Положено!

- Кем положено? Зачем? – обалдел я.

- Традиция такая. Или обряд. Все у нас так делают. …Понимаешь, как бы всё наоборот. Ну, типа, не сглазить. И от этой сегодняшней матерщины они в семейной жизни будут счастливей. И.. по этой части всё будет хорошо. И детишки здоровенькие родятся. И скотина приплод хороший будет давать. И на огороде всё будет расти. И денег будет достаточно. Чем больше на свадьбе матюкаются и смеются, тем лучше всё будет потом в новой семье.

- Магия что ли такая?

-Ну, уж я не знаю, магия – не магия, а только испокон веку так делают.

В те времена я не знал что такое психолингвистика, фольклористика и культурология. И не читал Бахтина. О Демюзиле даже не подозревал. И термина «ритуальное срамословие» не слышал. Поэтому описанный эпизод свадьбы долгое время оставался для меня загадкой. И только спустя много лет, закончив университет и аспирантуру, я занялся изучением вопроса о табуированной лексике. Оказалось, что это очень интересная тема.

Почему некоторые слова оказались запрещены?
Что непристойного в названиях гениталий?
Почему никто из русских людей, за исключением специалистов, не знает настоящего названия медведя? (Да и они не знают!)))
Почему слово «бл*дь», считается нецензурным, если оно не так давно употреблялось даже в Акафисте Богородице: «проповедницы богоноснии быша волсви …оставиша Ирода яко ****ива». Почему слова «общество», «гражданин» и «отечество» чуть было не стали непристойными?
Почему русские, немцы и испанцы ругаются совершенно разными категориями слов? Зачем вообще люди матерятся? Зачем табуируют слова?
Короче, много ещё на какие вопросы предстоит ответить культурологии.