Война и мир. гл. 2-3-1

2-3-3

На день другой, простившись с графом,
И не дождавшись даже дам,
Считал поездку словно штрафом,
Хотя и с целью, по делам.

Уже было; начало лета,
Как возвращаясь он домой,
«Неужто жизнь моя вся спета», —
Так думал князь теперь порой.

Опять в берёзовую рощу
Он въехал на пути домой,
Ему о том же дуб тот ропщет,
Но дуб доволен сам собой.

Он вновь ожил от зимней спячки,
Покрывшись зеленью листвы,
Вот так и я — тот неудачник,
«Мог снова наводить мосты».

Нет, жизнь не кончена впустую,
Всего мне тридцать только лет,
Не поздно на;чать и другую,
В противовес всех прежних бед.

Мне надо, чтобы все всё знали,
Что есть хорошего во мне,
Меня б при жизни уважали,
Не только там — в моём гнезде.

Андрей принял уже решенье,
Под осень ехать в Петербург,
Уже сменил своё он мненье,
Оно далось ему не вдруг.

А после долгих размышлений,
О смысле жизни всей во(о)бще,
Всё прошлое «ославить мщеньем»,
В нём вновь проснувшейся мечте:

Разумных доводов к поездке,
И даже, может быть, служить,
Причины в том были; столь вески,
Корил себя, как мог забыть.

Ведь он работал над уставом
Российской армии тех лет,
Ошибок в нём, в большом и малом,
Стране приносит много бед.

Отныне он как бы проснулся,
Как раньше мог не понимать,
Что он, как в пропасть окунулся,
Решил всю жизнь свою он спать.

Он понял, славу, как Сперанский,
Иным возможно взять путём,
А не какой-то там рязанский,
В своих именьях новый дом.

Он как бы передумал мысли
Своих несчастных прошлых лет,
Они, как ком на нём повисли,
И стать причиной новых бед.

Причиной перемены мнений:
И встреча с Пьером этих дней,
И дуб в различном всём виденье,
Наташин вид и счастье в ней.

И с женской красотой, любовью,
«Ведь я же молод и богат,
Познал я жизнь своею кровью,
Не нужен мне мой прежний яд».

2-3-4

Когда князь Андрей летом прибыл в столицу,
В ней славы Сперанского был апогей,
Уже стало время Россией дивиться,
Законов свод принятых действует в ней.

Не только два новых готовы указа,
Отмене извечных придворных чинов,
Но целая серия новых, как база,
Для в целом страны и её всех основ.

Как вся Конституция для государства,
Сменить существующий, прежний закон,
Судебный, финансовый строй, как оправа,
Административный порядок — канон.

С такими мечтами наш царь-император
Вступал в либеральный на новый престол,
Считался в стране он, как Пётр-новатор,
Способный избавить страну от всех зол.

Создал комитет он спасения строя,
Так в шутку он сам называл этот круг,
Круг светлых умов от российского горя,
Чтоб стал этот строй как бы каждому друг.
 
Хотел передать государю князь лично
Записку, в ней — новый военный устав,
На выходе царь с невниманьем, тактично,
Как будто на то не имел князь и прав;

Смотрелось всё как-то не очень прилично,
Он не задержал на нём даже свой взгляд;
«Наверно, я выгляжу не симпатично,
Мой вид излучает какой-нибудь яд».

«Не властны в симпатиях мы к разным людям», —
Не смог напрямую записку отдать;
«Другие пути, но искать, всё же, будем» —
Сказал сам себе он: «Не буду страдать!»

Нашёл, всё же, выход из положения,
Записку Кутузову он передал,
Отца старый друг из его уважения,
К себе на приём его срочно позвал.

Хвалил за работу, за всё понимание
Назревших проблем по веденью войны,
Придал он записке большое вниманье,
Признал, что все доводы очень важны.

Чрез несколько дней он был вызван к министру,
Был граф Аракчеев министром войны,
Надежда мелькнула так быстро, как искра,
А значит, записки кому-то важны.

Приём у министра являл всю картину,
Всегда унижения вызванных лиц,
Кто был поважнее, сидел с важной миной,
Не падать лицом и характером ниц.

На лицах неважных видна лишь стыдливость,
В душе ожиданья, всегда просто страх,
И их нездоровая даже пытливость:
Кто вышел с приёма — итоги в делах.

Один офицер уже вышел пред князем,
Схватившись за голову, с дрожью во всём;
Андрей сидел долго и он в этой связи,
Просил адъютанта напомнить о нём.

Настала, в конец, очерёдность Андрея,
Вошёл князь в опрятный его кабинет:
— У вас что за просьба? — не глядя, наглея,
Он с ходу подал свой Андрею привет.

— Сиятельство Ваше, я здесь не проситель,
Записку мою вам прислал государь!
— Читал я её, неплохой вы мыслитель,
Однако, она неприемлена, жаль!

Слова только первые сказаны с чувством,
Какой-то особенной, «злой доброты»,
Не глядя в лицо, он и тоном столь грустным,
Ворчливо-презрительным, но так искусным:
— Всё служит и годно до некой поры.

Вы в деле военном другие законы,
И нам предлагаете новый устав;
Но много законов у нас ещё годны,
Зачем их лишать исполнительных прав?

Все нынче горазды до новых законов,
Писать — оно легче, чем их исполнять!
Не только в военном — о них много звона,
Всей жизни законы хотят поменять!

— Я прибыл узнать у сиятельства  вашего,
Какой полагаете дать дальше ход?
— Но, что же касается мнения нашего,
Над ней предстоит ещё много работ.

Направил её в комитет по уставу,
И мною представлено быть членом в нём,
Но, лишь без оплаты, нет в этом и права,
И будьте всегда в интересе своём.