Голгофа

- На голгофу пойду, ваше высокородие, штабс - капитан Живоглоткин. Как сказал, так и сделаю, потому что пустых обещаний не даю.
- Иди на голгофу, Швыркин, иди. Я тебе в этом не препятствую. Я тебя благословляю, голубчик. Ты у нас кто? Подхорунжий или … как его… не помню. Подпрапорщик, что ли?
- Тарабрину отдайте портупею, в которой щеголяла его голая жена. Ей дали за этот вояж звание полковницы.
- Чего? Не понимаю, что за чушь ты городишь?
- Так она перед строем прошлась в одной портупее. На ней ничего больше не было и за это Тарабрину, её муженьку дали звание унтер – офицера. Он грезил стать офицером. И он им стал исключительно за счёт самоотверженности своей супруги. Сам – то Тарабрин хоть и был отпетым матершинником, но в смысле проявления инициативы жидковат. Не дано ему было быть в офицерах, а вот желал стать таковым исступлённо, можно сказать, до опупения грезил этим офицерством.
- Хватит вам, Швыркин, толочь ступу на одном месте, надоело право уже слышать про вашего подпрапорщика. Смените пластинку, - не смог сдержать раздражения Живоглоткин, и недолго думая схватил того за горло,  от чего Швыркин захрипел.
- За горло берёте, ваше высокородие, - прохрипел  фельдфебель, - за безупречную службу, которой отдал двадцать лет, можно сказать.
- Можно сказать? Это что значит, Швыркин? Это приблизительно, что ли? Не двадцать лет?
- Двенадцать лет, ваше высокоблагородие. Восемь лет это я прибавил. Прихвастнуть захотел, можно сказать.
- Утребин! – рявкнул Живоглоткин, - отведи Швыркина к вырытой накануне траншее и шлёпни в него из маузера, который я тебе сейчас дам. Шлёпни эту падлу, которая  вводит в заблуждение своё начальство.
- Слушаюсь, штабс – капитан. Ваш маузер, давайте мне. Всё будет сделано по высшему разряду.
Получив маузер, Утребин разрядил его в штабс – капитана, который упал на землю после первого же выстрела, как подкошенный.
- Как ты посмел, Утребин, стрелять в его высокоблагородие? – возмутился Швыркин, негодуя искренне, без всякой рисовки.
- Вот что из вас сделали эти благородия, они сделали из вас настоящих рабов, готовых отдавать самое ценное, что у них - жизнь за  то, чтобы этим благородиям проживать в комфорте и довольстве.