Ида

.Часть первая.

Здесь у Дуная Тиберий вспомнил Тибр:
Всё ж он иначе волной своей течёт.
Вмиг зазвучал в душе гимн сотни лир;
Ширь Родины — как мать к сердцу зовёт.
Солдат уставший — он, проигранной войны;
В спину доверию воткнули подло меч.
Когда тебя бьёт идущий рядом со спины —
То в битве той, знай, суждено всем лечь.
И даже те, в коих кипел битвы пожар;
Кои в руках держали мечи свои умело —
Тут умерли и с ними — Квинтилий Вар;
Небо, скажи, судьба ли этого хотела?
— Дунай, мой дом, знай, где-то далеко;
Спасусь ли я — один из выживших солдат?
Луна таращит взгляд с небес чужого века;
С ней ночь и звёзды на путника глядят.
Остался позади Тревтобургский лес —
В нём тысячи не встретят уж родных.
Сочтите павших вы, звёздочки с небес;
Они навек уснули в краях этих чужих.

В полдня пути селенье одно есть;
Три дома ветхих, знай, в нём было всего.
Приют желал найти Тиберий себе здесь;
Луна, скажи, ждёт ль добрый час его?
Он подошёл к порогу и сознанье потерял;
Открыл глаза свои уже он на кровати.
Он снова вновь чуть без сознания не пал —
Увидев пред собой девицу в платье.
Дева — как ангел та была красива;
Её очами — "Синь небес" в душу смотрела.
Ей сама слава крикнула бы: Viva! —
К другим бы после взор ни обратила.
— Запомни, римлянин: имя тебе: Отто!
Как заклинанье дева спешно повторяла.
— Здесь могут мстить только лишь за то —
Что римлянина я на ночлег приняла.
— Как твоё имя? — новоиспеченный Отто
Взяв за руку; девице прошептал.
Их глаза встретились, не требуя ответа:
Миг поцелуем их уста короновал.
Сняла поспешно дева с себя платье;
Шёлк тела своего его рукам отдав.
— Скажи, что есть дороже счастья?
— Смотри, как поцелуй сильней стыда и прав.

Как дочь зари была она прекрасна:
Власы её — в цвет поля, в коем созрела рожь.
Кожа её — румяна; веснушками она —
Напоминала праздничный едва румяный корж.
Уста её щебечут в тиши ночи невнятно;
Обрывки слов — ни внять, ни перевесть.
В этом стремленье тайном — безвозвратно —
Потеряна навек ею её девичья честь.
Тиберий страстно уста красавицы целует;
Он от войны стремится убежать в любовь.
Восторгу краткому память уступает —
На время красота стесняет боль и кровь.
Вблизи и ближе; едины — как одно —
Они сплелись — как берег и цунами.
Образовав — что редко в свете рождено:
Мифическое существо с двумя сердцами.
То существо экстазов ищет дверь;
То существо: скользит, летит, парит;
То существо достигнет рая и теперь —
Когда тело его насквозь восторг пронзит.
Вот снова двое в комнате, вновь врозь —
Их лица не утратили ещё восторженного вида.
Вскоре в девице стыд вновь прочертит ось;
Как звать эту девицу? Знайте: Ида!

Два дня иль три, судьба дала им, знай:
Знать нечто — что счастьем зовут.
Но всё же Тибр прекрасней — чем Дунай;
Тиберий — "Отто" вряд ли счастлив будет тут.
Конечно красота Иды безмерна —
В ней дышат жаром: молодость и страсть.
И в поздний час — когда Луна бледна —
Ида легко затмит любого чувства власть.
Как перл упавший в грешный мир с высот —
Ида прекрасна, в ней цветёт любовь!
Вокруг ж мир грешный; горек его плод:
Война, убийство, трупы, трупы, кровь!
Ида прекрасна... От прекрасного ль бегут?
Пусть Идой сердце исцелит раны свои.
Здесь: тихо, мирно; хорошо тут.
Здесь шепчут ночи: Поцелуй и обними.
Какой б прогноз не строил б человек —
На счастья в днях — с тысячами крыл.
Коварный случай совершив набег —
В день заберёт всё то, что ты любил.
Брат Иды Ганц вернулся в отчий дом;
С победой в битве, местных мест герой.
За смелость он награждён: ножом;
О том — и шрам на его лике, озорной.

.Часть вторая.

Мне жаль тебя, о! друг мой — Фидо;
Мой самый верный детства друг.
Таких — как ты, судьбе хранить бы надо;
Но жаль попал в тебя стрелою лук.
Не видел неба ты в миг последний;
Зрачок сокрылся твой и пеленою глаз —
Искал ты, верно, неземных видений —
Тех, что сокрыты в сущности у нас.
Вокруг звучали: ужасы и смерти;
Вокруг жизнь умножала трупом труп.
Как ты сумел, не знаю, обрести —
В последний миг в устах улыбку губ?
Прости меня, о! друг, не погребён —
Остался ты в лесу чужом лежать.
Надеюсь ты увидишь, друг мой, сон —
В котором мать тебя сможет обнять.
Каким ты был доверчивым, о! Фидо.
Твоё доверье было ценней — чем клад.
Редки — как ты; таких бы больше надо;
Жаль больше тех: кто трус, кто лжец, кто гад!
Прости меня, доверчивый, о! Фидо.
И вспомни Тибр, вспомни славный Рим.
Там Родина — сердец наших отрада;
Там мне ты был всегда другом моим!

Детьми играли мы у Тибра, помню:
Светило Солнце над нами так светло —
Даря свой свет плывущему вдаль дню;
Тогда не знали мы: что существует зло!
Ту радость чистую зачем и почему
Мы безвозвратно отдали судьбе?
Неужто, простота, чужда ты так уму —
Что мы спешим найти сложнее путь себе?
Как юность в нас окрепла — воззвал бык!
С щитов свирепо на наш мир глядя.
И бросив детство — каждый из нас привык:
Что больше он на свете этом ни дитя.
Я помню: тысячи в рядах стоят;
И Августа приветствуют: копья, мечи, щиты!
И гордость проницает от ума до пят —
Тело восторгом: один из них — сам ты!
Как будто сам Юпитер обратился в легион:
Число нас — тысячи. Европу жаждет бык!
Сказал я к Фидо: Это явь иль сон —
Что так силён наш могущественный рык?
Я помню эту мощь; Юпитера мечты —
Ожить сумели в нас, переполняя Рим.
Скажи мне, Фидо: помнишь ль это ты? —
Но не ответит Фидо, уж смерть знакома с ним.

Тот талисман, что мать ему дала —
Его доверчивого, увы, не сохранил.
Смерть нас нежданно в лесу догнала;
Враг близкий меч свой обнажил...
Я понял после народов других нрав:
У каждого из них свой зов к свободе.
Число своих божеств, богов и прав;
Им светит свой Юпитер в небосводе!
Но нам, о! Фидо, от этого не легче;
Пусть о тебе восплачет ветра струна.
Остался я один, увы, дружище;
Знай, Фидо: для меня окончена война!
Теперь я устремлюсь к иным значеньям —
В объятьях девы позабуду лики Марса.
Как будто не был я знаком с сраженьем —
Я уподоблюсь миру праведного старца.
Взгляну на Иду: красота её —
Сердце моё покоем мирным наполняет.
В ней видеться мне: лучшее моё;
То лучшее — что обо мне ещё не знает.
Жажду узнать себя другого — мирным;
Тем, кого счастья и любовь полнят!
Коль я остался в лесу том живым;
То видно боги меня пока щадят...

— Пойдите в лес, да принесите дров!
Сказала Ида, Отто (Тиберия приобняв).
От дум очнулся Тиберий — как от снов;
Слова девицы — за приказ приняв.
И вместе с Ганцем в лес уж поспешил;
Каков он, мир к бывшему врагу?
Он — лук готовый, что стрелы заострил;
Расслабить он не в силах уже руку.
Набрали дров, решили отдохнуть;
От дерзкой юности Ганц начал разговор:
Каким он был героем, как сладко убивать —
Особенно: вблизи, в борьбе, в упор!
Убив же; взять и всё добро забрать.
— Вот талисман, вот этот, например;
Я с трупа одного себе забрал.
В нём надписью чужой: "Мemini me semper";
Некто защиты у богов себе искал.
Но тщетно. Тута вам — ни там;
Здесь наша всё: трава, листва, весь лес!
Здесь каждый — зверь сильнейший прям!
Равно сильны: дочь, сын и их отец!
Ужасной болью Тиберия пронзил —
Миг злополучный: это Фидо талисман!
Его наш Фидо на шее в днях носил;
Тот талисман ему был матушкою дан.

.Часть третья.

Увы, горька воля судьбы во днях;
Строит она для нас жестокие пути.
Как будто некто живущий в небесах —
Гармонию некую в том жаждет обрести.
То разглядит лишь космический предел:
Глубь, жажду этих отмщений.
Мир обрести в себе недавно он хотел —
Теперь же мщенья жаждет наш Тиберий.
В его воспоминаниях: ревёт свирепо бык.
Ярость его кипит: Отомсти! Убей!
Как одержимый, коих страшен лик —
Ты, внутрь его, страшна — ямы черней.
Гнев выместил все чувства во груди;
Ум мыслью лишь одною заострён:
"Тиберий, за друга, за Фидо отомсти!
Иначе покой ему не обрести.".
Стал меткою проклятий — талисман;
Обрёл он силы; стонет, шепчет.
Поблек мир, мир пеленой сокрыл туман;
Час чёрный уже доброго не хочет.
Тиберий с хвороста верёвку отвязал —
Как леопард накинулся на Ганца.
И его шею петлей злой обнял;
Ганц в ужасе хрипит... померкло Солнце.

Победы ль это миг? Чтобы сказал Фидо? —
Улыбка демона пылает на устах.
В руках Тиберия блестит уже награда —
Злой талисман судьбы отныне то в веках.
Ганц мёртвый бледен; у его тела —
Тиберий наклонился низко и молчал.
Теперь — когда остыл в нём поток зла:
О горе Иды он — бедняга рассуждал:
— Что я наделал? Решил брата сестру;
Злом отплатил ей за её добро ко мне.
Подобно демону: страшно злую меру —
Принёс в её судьбу; мы ж не на войне.
Что ж красота её меня не примирила —
С народом этим. Я здесь — что сорняк!
Любовь меня зря теплела, расстила;
Я — враг им был! Я есть им ныне враг!
Увы, иначе, знай, не мог я поступить;
Так скажет гордость, так скажет моя честь.
Мука огромна эта, ей можно утопить —
Слезами мир подлунный весь — что есть.
Что обретает отомстивший? Пустоту!
Теряя всё число текущих чувств.
И тут, у трупа; весь в бреду, в поту —
Что есть Тиберий? Он от ныне пуст.

— Где Ганц? — с тревогой Ида вопрошает —
К бледно идущему к ней Отто одному.
Сердце её уже беду подозревает;
Тревога в сердце нагнетает тьму...
В руках "Отто" — Тиберия блистает талисман;
Кровь стынет в Иде, но ждёт она ответ.
Как незнакомый: ни себе, ни ей, ни нам;
Тиберий отвечает: Ганца больше нет!
С слезами на глазах помчалась Ида в лес;
Босая, сквозь кусты, да по камням.
Вот труп Ганца лежит; его уж дух исчез;
Он больше не погладит сестрёнку по власам.
Он больше не бросит к ней — родной —
Взор синий свой, с очей родных своих.
Он больше никогда не назовёт её: Сестрой;
Он слов не скажет больше никаких...
Упала Ида на грудь его — обняв;
В его родство рыдает всей своей душой.
Горе в мгновенье может душу пропитав —
Ничтожным сделать мир этот большой.
— Дыши, О! Ганц, дыши! Ну что же ты?
— Сестрёнку не оставь во днях одну.
— Кто шею обмотал твою? Что это за путы?
— Давай-ка, братец, я с шеи их сниму.

— Эту верёвку Отто я дала.
— Так это он тебя? — сказала Ида, побледнев.
Душу её крепко раскаянья обняло;
Слезами новыми ей слёзы утерев.
Цвет жизни выцвел в Иде; как Луна бледна —
Она направила свои шаги к Дунаю.
— Слёзы её отрёт ль навсегда волна?
— Утешит ли её Дунай? Не знаю.
Утопла Ида. Её красы уж в мире нет!
Её добро угасло, встретив зло однажды.
Коль за добро добром всегда платил сей свет —
Мир тот, что есть — был б лучше уже в дважды!

Автор сего — Данте де Анри

*На картине эпизод сражения в Тевтобургском Лесу*