денацификация

https://youtПопытаюсь развить свой взгляд на вещи, которые происходили в моей жизни, и дать им сугубо личную оценку. Начать, по-видимому, нужно с самое себя, и дать   положительную или отрицательную оценку себе, и выложить все это на бумаге, - немного страшновато.   Начну с детства: плохо учился, не любил школу, недостаток знаний ощущаю и поныне. Возьми любую науку: астрономия, физика, химия и так во всем, включая литературу- масса не прочитанных книг по программе средней школы, ну, что можно взять с троечника. Вот и смотрю с завистью на поток красноречия журналистов, аналитиков, философов, короче, я из тех, кто поздно взялся за ум. Можно услышать сегодня от людей, успешно построивших свою карьеру, то, что троечники им постоянно мешают, и, когда они не сходятся во взглядах, с кем либо, то тот и есть “троечник”, который им мешает рулить, управлять в той, или иной сфере. Большими талантами от природы не обладая, никому не мешая, по молодости и мне хотелось порулить. Ну, и что в этом зазорного? В нормальном обществе это здоровое явление, когда на смену старикам приходит молодежь, переполненная мотивацией, желающая изменить мир в лучшую сторону. Кто-то скажет: “Ишь ты, пошел бы и порулил на станочке!” Было и это в моей жизни, и был доволен собою в том, что овладел технической специальностью, навыки которой сопровождали меня всю жизнь. Но хотелось деятельности более духовной, более возвышенной. “А на это я имел право?”- спрашиваю у того, кого всю жизнь особенно волнует еврейский вопрос, кстати, и я к этому вопросу не равнодушен, так уж получилось, что я с детства ощущал антисемитизм, он меня преследовал, я его узнавал по глазам. Как-то мама пришла перепуганная, какой-то парень привязался к ней в универмаге: “Я узнал тебя по глазам- ты еврейка!”- и она от него убегала. И сейчас этих парней встречаю в интернете, они слишком часто задают аналитикам один и тот же вопрос: “А, как долго будет существовать Израиль?”- А тот отвечает, приблизительно: “Вся надежда на Иран, он может покрыть всю эту страну ракетами.”  Пишу эти строки, когда, по мнению международных аналитиков, началась Третья мировая …Дадут ли нам, евреям жить на своей исторической земле? Так хотелось бы, чтобы был Бог, но увы, надо рассчитывать только на себя, Он всемогущ, разве что, в молитвах. А земля обетованная все привлекательнее, несмотря на войны. Для людей, у которых есть хоть какая-то зацепка в еврействе и, даже антисемитов, она почему-то притягивает. Через какое-то время приехавшие в Израиль адаптируются, а где демократия, там равенство в конфессиях, и не стесняясь, не таясь можно носить крестик любой величины. Недавно шел с пляжа, а впереди меня парень с обнаженным торсом, а на спине его татуировка- во всю спину орнаментальный православный крест. Правда в душевой они стараются не светиться с не обрезанными членами. В России я не мог скрыть своей брит-милы ни в армии, ни на заводе, и, однажды, какой-то рабочий пошутил, не было ли мне больно, когда ее делали, я промолчал, но, почему-то запомнилось, хотя это мелочь. Историю свою об этом ритуале я описал в “воспоминаниях”.   У человека в инстинкте, в подсознании заложено отмечать других не подобных себе, было бы странным, если бы мы были бы на одно лицо, - попробуй, отличи! Если у животных реакция при этом проявляется автоматически, то нам, людям, дано сознание для контроля над своими эмоциями. Мы не бросаемся на женщину, хотя инстинкт магнитом притягивает к ней, т.к. выработаны на протяжении тысячелетий нормы поведения, а кто нарушает их, оказываются в изоляции. В демократических государствах национализм пресекается на корню, но в странах тоталитарных режимов, таких, как СССР, где равные права, якобы, предоставлены были всем народам, иначе, как лицемерием не назовешь. Элитной нацией были русские, украинцы, а потом все остальные, правда и то, что для обучения в институтах для республик места были забронированы. А у кого нет республики, таких, как евреи, но есть страна, которая на карте мира обозначена была точкой под номером 33, и в сноске, в уголочке карты, названа Израилем, то есть, для страны Советов, вражеским государством, агрессором, а ты, то есть я, ассоциируешься в сознании антисемита, как чужак, и, если он еще и руководитель, то решит твою судьбу на всю оставшуюся жизнь. В 60-е годы подаю документы для прохождения экзаменов в Строгановское художественное высшее промышленное училище. Приемная комиссия учебного заведения выглядела следующим образом: длинный стол, с обеих сторон примерно по пять педагогов, во главе, с торца, ректор красивый седовласый, а напротив, через стол, женщина показывает мои работы, и я рядом, как претендент. Ректор, вдруг, заявляет, что я дезертир, скрывающийся от военкомата. За столом сидит педагог- еврей, который одобрил мои работы при предварительном просмотре, и он держит свою голову руками, что могло бы означать непринятия этой ситуации. На обвинение ректора я хочу подойти к нему, чтобы выяснить, что не в порядке с документами, но он не разрешает, я все же подошел, и он, показывая на военный билет, заявляет, что в нем не хватает печати. Потом, по приезду в свой город, в военкомате мне объяснили, что печать ставится, когда человек поступает в заведение. Ну, и как можно было противостоять этому злу, оскорблению. Позади у меня были три курса худ. училища, откуда меня призвали в армию. В вестибюле я обратил внимание на такого, как и я, это был парень с печальной физиономией и с работами после худ. училища и с той же участью по “не известной” причине не допущенного к экзаменам. После постигшей меня неудачи, решил пойти, это было рядом, и попытать счастья в поступлении в Суриковский худ. институт, и там повстречал того же еврея- неудачника. И педагог из приемной комиссии нам обоим объяснил, что нам не светит поступление, так как места здесь забронированы для братских республик, короче, приблизится к братству мне не было дано. Репатриировавшись в Израиль в 1990 году со своей семьей, попав в демократическое общество, я смог сравнить эту общественную систему с той, в которой прожил 46 лет. Демократия, это еще не значит, что здесь все честь по чести, нечисти и здесь навалом, но тут имеются независимые суды, и, когда меня обманывали, я обращался к адвокату и судился, отстаивая свои права. Здесь я мог бы судиться с ректором за оскорбление личности и за проявление национализма и, наверняка, выиграть поединок. В 60-годах, возможно, тенденция строить помехи евреям была спущена сверху, но для отдельного индивидуума, если он еще и на руководящей должности, это реализовать свою национальную неприязнь к нерусскому. Когда я работал на заводе, произошел следующий инцидент: в нашем цехе трудился армянин, женатый на русской девушке, он мне был всегда симпатичен, и трое работяг по пьяни избили его ни за что, им грозил срок. И они договорились с избитым на сумму в 3000 руб., в то время это были громадные деньги, можно было купить дом, квартиру, машину, только чтобы он забрал заявление из милиции. Откуда такие наличные у них, они ходили и скулили, обвиняя армянина в жадности, но деваться было некуда, кстати, забрать в Израиле обвинительное заявление невозможно. В СССР по закону ты вроде бы равный со всеми, но твою национальную принадлежность выдает фамилия и внешность, кому-то удавалось поменять в паспорте 5 графу, но не для всех это было приемлемо. В военный период некоторым, ради спасения жизни, удалось сменить фамилию. Некто, из дальних родственников, с которым я не был знаком, именно по этой причине перешел на фамилию своей жены, женщина спасла ему жизнь. И вот в мирное время его выпившим задержала милиция, кстати, в Израиле пьяных, если он не за рулем, не дебоширят, полиция никогда не задержит, и при допросе выяснилась его прежняя еврейская фамилия, а для журналистов это оказалось находкой, и в газете появилась саркастическая статья, как пьяница- еврей прикрывался русской фамилией, настоящий шпион. Работая на заводе, мне, как комсомольцу, приходилось иногда с небольшой группой дружинников помогать милиции, и, как выглядела эта помощь: ходили в центре города, гуляли, болтали часа два вместе с милиционером, а в конце дежурства блюститель порядка заявляет, что пора кого-то задержать, вроде негоже с пустыми руками возвращаться в участок. Ну, а трезвого всегда можно отличить от выпившего, к нему обращается милиционер, а тот с раздражением отвечает, ну, мол, что вы от меня хотите, так кто к кому привязался? У человека начинаются неприятности: задержание милицией, вытрезвитель, где могут хорошо избить, отобрать деньги, обязательно пошлют “свинью” на работу. Продажа алкоголя в СССР в бюджете страны занимала высокий процент, так что, выгода от продажи алкоголя и пьянство- сиамские близнецы, так кого надо было наказывать. В войне, которую развязал Путин, я на стороне Украины, но и украинцы не спешат расставаться с антисемитизмом, несмотря на мое сочувствие к ним. Есть такая театральная передача Дизель-шоу, так названия спектаклей на еврейскую тему звучат: “Жадный еврей”, или “Еврей женится”, ключевое слово “еврей”, которое, видимо, уже вызывает смех. Если бы были наименования постановок под названием: “Украинец- пьяница, или- дурак”, меня бы это не обижало, счел бы это проявлением интернационализма, а так обидно. В образах евреев ортодоксальные верующие с пейсами и обязательно в черном, наверное, их можно встретить в Умани, и, обязательно, они разговаривают с акцентом, который был у евреев 100 лет назад, когда мы только переключились на русский язык, выйдя из местечек, и вообще, с акцентом разговаривают люди, владеющие несколькими языками, так это достоинство, как с этого можно смеяться? Короче, все это стереотипные образы, которые гуляют в головах не у умных людей. В здоровом обществе по законам диалектики молодые приходят на смену старшего поколения, но верхушка пирамиды присосалась к благам, без кризиса не оторвешь, а вы, там внизу выживайте, как хотите. А в любом государстве? что не запрети- “голь на выдумки хитра!” Власть ограничит продажу алкоголя, а человеческий фактор отвечает изготовлением самогона, не даете заработать на жизнь, - а мы на халтуре подработаем. Партийная номенклатура, ради вольготной жизни, организовала подпольные цеха по всей стране, а Хрущев, когда решил эту вольность прикрыть, судил и расстрелял начальников цехов этих предприятий, более 100 человек, они оказались в основном евреями, а организаторы остались не запятнанными, ком. Партия и для преступников была надежной броней. Многое строилось на лжи: совесть воспринимает одно, а говорить надо обратное, если откровенно выскажешься, осудят. Не сразу осознал это я. В статье “Моя армия” я подробно описал, как подвергся вербовке и, как почувствовал, вовремя, что мне предстоит путь предательства, и удалось вырваться из этой среды, но и потом, долгие годы, я оставался под влиянием пережитого, даже не войдя в эту структуру. Стала привлекать политика, философия, то, чем занимался прежде- изобразительное искусство, стало скучным не интересным. Учеба не пошла, искусство требует полной душевной отдачи, и я пошел на завод, куда, как-то, где-то на 3-м курсе, пришел делать наброски для задания по композиции, которую, случайно, похвалил студент- еврей Ерик Гороховский, парень с несчастливой судьбой. Вначале взяли подсобником в цех по производству токарных патронов, - вывозил из цеха металлическую стружку из-под станков. Потом поставили меня к станкам по сверловке, откуда я попросился в ученики слесаря по ремонту оборудования, и вот эта работа мне понравилась – надо было соображать: найти причину поломки, разобрать узел или станок, заменить сработанную деталь и собрать, чтобы не остались лишние детали, и эти навыки пригодились в дальнейшей жизни, и я понял, - все, за что берешься, должно бить начато и закончено. Но передо мной стояла цель в дальнейшей карьере, стал активным комсомольцем, пытался делать то, что необходимо для создания собственного авторитета. Попытался поступить на факультет философии в МГУ, сдал все экзамены неплохо, но последний –немецкий, с текстом технического содержания- перевести не смог, как говорится- потерпел фиаско. Но и на заводе вступить в ком. Партию тоже не удалось, хотя это было проще простого, меня окружение к этому готовило. Пошла группа комсомольцев в поход, а я нравился девочке, симпатичной блондинке, которая дружила с комсоргом завода, полной девицей, совсем не привлекательной. К ночи поставили палатки, и эта смазливая девчонка захотела спать со мной, я понимал, если позволю себе интимность- будет знать весь завод и заставят жениться, так что, спать не спали, и любви не проявляли. В дальнейшем ребят очень интересовал вопрос, был ли у нас интим, на что я отвечал отрицательно, и что заставило комсорга завода, на основании моего неадекватного поведения, не дать мне характеристику для вступления в партию, это была своего рода месть за непоруганную честь подруги. Сейчас, в старости, смешно это вспоминать, зная, что произошло с той партией, и с той страной, где мы жили, но на том этапе я, вдруг, прозрел и понял: чтобы ты не делал- совесть должна оставаться чиста. Меня осенило, коль встал на путь борьбы, так борись, и я решил написать критическую статью в газету “Крымская правда”. Были на заводе проблемы, которые никак нельзя было разрешить по причине бюрократической лености администрации: открыли новую душевую в новом здании, после работы идешь купаться, так вместо воды идет пар, выполняешь работу по более высокому разряду, но разряд повысить проблема, третью проблему подзабыл, хотя вырезка из газеты сохранилась. Отнес в редакцию письмо и там, случайно, встретил журналиста, с которым пел в одном приличном хоре, его заметки обычно открывали газету, он сказал: “Оставь письмо, потом проверим!” Интересный эпизод произошел с этим человеком, о котором хотелось бы упомянуть. Как-то хор выступал на центральном крымском телевидение, это была запись для дальнейшей демонстрации. И в перерыве, во дворе телевидения, во время перекура, стали обсуждать актуальную проблему, и по сей день она актуальна, за день до этого по центральному телевещанию Союза была показана антисионистская пресс-конференция представителей культуры еврейской национальности, там также был генерал, который в Крыму, в Перевальном готовил из палестинцев террористов. Это событие взбудоражило всю страну, хочешь, не хочешь, а разговор сошел на эту тему, я слушал и молчал, видимо чувствуя свою выну, как еврей. Соловьев, так звали журналиста, он относился ко мне с уважением, напрямую спросил меня, какое мое отношение к этому событию, ну я и напрямую ответил: “Была бы у меня возможность поехать в Израиль, как в Москву, я бы и сейчас уехал!” – это, по-видимому, вызвало у товарищей шок, и разговор завершился. Через несколько лет мы в очередной раз встретились в центре города, и он, журналист, вторично заговорил эту тему, как я ныне отношусь к этой теме, я ответил, что есть семья, дети и не думаю уже об этом. Он это приветствовал и сказал, что его друг, известный поет- еврей, которого я знал в лицо и здоровался с ним, высказался об Израиле, что готов на него сбросить атомную бомбу, в дальнейшем я перестал с этим поэтом здороваться, но при мне, в 90х годах, он с семьей переехал в эту, “уничтоженную” им страну и умер здесь. Говорят: “Пути Господни- не исповедуемы!”- я бы сказал: “Пути человека им же не исповедуемы и каждому данно ошибаться!” Но должен вернуться к маленькой заметке, которую напечатали в газете, из редакции пришел на завод журналист, чтобы убедиться в правдивости мною написанного, и, через несколько месяцев, когда я шел на работу во вторую смену, столкнулся с рабочим и тот сообщил, вдруг, что все уже прочитали заметку, мне стало страшно, и не спроста. При встрече с парторгом завода, тот меня требовательно спросил: “Через кого напечатал?”- В вопросе явно подразумевалась сионистская организация, не менее, не более. Ответил: “Бросил письмо в почтовый ящик.” –“Мы опровергнем!” Засранец самовлюбленный, красивый, спортивный, в белой рубашечке, и, явно, довольный своим положением, я к нему несколько раз обращался по поводу душа, он, смеясь отшучивался. Директор завода упрекнул меня в том, что я, неблагодарный, за два года до заметки получил льготную туристическую путевку на Кавказ, [впечатления от поездки остались у меня по сей день, и, если бы меня это поощрение остановило, то, считал бы путевку- полученной взяткой.] У администрации завода не было аргументов для опровержения моей заметки, да и сейчас мне видеться, что я поступил честно. Прошли годы, я был женат и, как-то зашел к тестю на работу в центре города, а он в то время исполнял обязанности зам. директора фабрики Индпошива верхней одежды, его ателье были популярны, и к нему обращались влиятельные мира сего. У его кабинета стоял в ожидании приема тот, бывший парторг завода, и, увидев меня, он перепугался, у меня не было влияния на тестя, даже если бы и было, то было бы непорядочно помешать пошить костюм бывшему знакомому, хотя желание было. Было много обид, но встречал и порядочных людей, которые мне помогали. Проработав слесарем по ремонту тех.-оборудования на заводе, ради более высокого разряда, т.е. ради повышения зарплаты, перешел на другое предприятие также слесарем, через некоторое время предложили заняться снабжением, на должности инженера механических мастерских, это поначалу было привлекательно- вроде более повышенный статус, да и надоело ходить в замасленной робе. Новая работа вначале нравилась- деловые связи, в разъездах по доставке материалов, но и это наскучило. Пришел к выводу, что лучше быть плохим художником, чем хорошим рабочим, и решил вернуться в художественное училище и закончить его. Когда меня в начале четвертого курса забрали в армию, учеба в училище составляла 5 лет, а ныне меня приняли на последний 4 курс. И благодарен я должен был быть директору худ- училища- Капитоновой Валентине Павловне, знала она меня с детства, с худ-школы и не раз меня, даже, выручала в конфликтах, и такое случалось. Хочется быть благодарным людям, которых не коснулось чувство шовинизма. Закончив училище, я женился и надо было срочно зарабатывать, тесть и теща поначалу испугались, за зятя, который не находит подходящего места работы. Единственно хорошим местом для художников был Худ-фонд, это мастерские при Союзе художников, но там были определенные правила приема на работу, в первую очередь- надо было принимать участие в выставках, которых у меня еще не было. Здесь художник был свободен и не завысим, все строилось на проявленной им инициативе, начиная от поиска заказа, эскизов, и, даже, столярных материалов, такой системы в СССР, можно сказать, нигде не было и была еще возможность заработать в достатке. Здесь уже работали официально мои соученики с до армейского курса, но помочь, закрепиться мне никто желания не проявлял, да и как помочь, когда у художника нет административных прав, и все решается на художественных советах, начиная с приема на работу и до финансовой оценки. И приходиться отметить, что в искусстве один художник конкурент другому, и от природы вещей не уйти, каждый стремиться сверкнуть чем- либо и отличиться. Но у меня, и сам не знаю с чем связанно, всю жизнь, куда бы я не приходил в новый коллектив, всегда встречалось противостояние с чей- либо стороны, и надо было отстаивать свое достоинство- “Кто на новенького?” Брался за любую художественную работу, которые другие не хотели делать, и зарабатывал, и был благодарен судьбе. Но и здесь нашлись враги, которым я мешал, и уже висело объявление о моем увольнении с работы, но, и уволить было не просто- т.к. был не выполненный мною заказ, и кто-то его должен был завершить, а было некому, а там еще кто-либо мог подкинуть следующий заказ, даже директор комбината сказал мне: “Мы не хотим тебя уволить, но из Союза требуют!” И кто мне мешал? - Некий художник- Корноух, он в это время пытался устроить на комбинат своего племянника, с которым у меня в дальнейшем установились дружеские отношения и, делясь со мною, он рассказывал, что в голодные времена его мать работала на кухне, где шеф-поваром был еврей, и тот позволял ей брать продукты для детей, да и дядя его со временем ко мне привык и не мешал. Но на тот момент он на каждом художественном совете меня гробил, и здесь попытался его угомонить честный русский парень Толик Григорьев. Как-то он повстречался с этими двумя родственниками и Корноух стал внушать Анатолию, что надо помогать своим, а не чужим, на что, тот послал его на три буквы. И, как-то другой художник, женатый на еврейке, возмутился на художественном совете по поводу его, Корноуха, предвзятости ко мне. Проработал я здесь 20 лет, меня ценили и уважали, и был счастлив, занимаясь творчеством, так что: “нас бьют, а мы крепчаем!” В итоге моей бесконечной писанины хотелось бы подвести черту, здесь в Израиле тоже происходят конфликты- евреи со всех стран света отличаются друг от друга и внешне, и по менталитету и, если конфликтуют, могут вырваться слова: “русский, марокканец”, но это оскорбления типа- “хохол, кацап” и я никогда не видел, чтобы из-за этого дрались, но слово “жид” у меня всегда вызывало ярость, и я первым бросался в драку. Как-то товарищ- поляк, женатый на еврейке, сказал мне, что вы евреи зря оскорбляетесь на это, я промолчал, понятно, что в Польше это является названием нации, но в СССР это было унижением, которому не было прощения. И, вдруг, разразилась смертельная война между одним и тем же народом, кому-то это было необходимо, “мудрецы” стали выводить теории о разном происхождении, в Киеве снесли памятник Пушкину, похоже, что запретили разговаривать на русском языке, возможно это касается только журналистов. Политически есть связь между нашими войнами, но истоки у евреев чисто исторические, мы никогда не стремились к конфликтам, нас к этому вынуждали. Сказать, что нас никто, никогда не любил, так и это неверно, вижу, как много гоев нам сочувствует и понимают ситуацию верно, но не замечать не замечать ненависти других- невозможно. Кто-то ждет гибели нашего государства, но исторический процесс необратим, и Израиль будет здесь, на своей исторической земле, процветать столетия.              u.be/2FRAfe_Vrzc?si=GR4Nl-Ab3MWkAp6t