Слабой рысью на западный фронт

Слабой рысью на западный фронт
Глава восемнадцатая повести ПЕРЕКРЁСТКИ


Абдулкерим выехал чуть свет из селения и направился в самый центр военных действий – город Луцк. Он не торопился. Под ним лошадь иногда переходила на рысь, но в основном продвигалась мерным шагом. С первыми лучами Солнца над лесными полянами, а лес тянулся слева, висели жаворонки и пели свою вечную песню о жизни. Казалось что лошади жаворонков хорошо понимают. При виде на окраинах дороги кусты зеленеющей сочной травы, они останавливались, чтоб пощипать явного лошадиного лакомства. Абдулкерим не мешал им. Спокойно сидел в седле, или сходил, чтоб размять ноги. Таким образом они притирались друг к другу. – Лошадь и наездник. Он считал, что ездок раньше должен понять норов лошади, чтобы потом лошадь догадывалась о желании ездока.
Когда Солнце уже было в зените, они проехали не больше двадцати километров. Абдулкерим остановился у большой лесной поляны, возле маленького ручейка, снял седло и пожитки с другой лошади и решил развести костёр, чтоб нагреть воду к чаю. Лошадей он на всякий случай стреножил. И начал собирать хворост для костра.
В это время вдали показалась арба запряжённая двумя лошадьми. Абдулкерим не стал пока разводить костёр, а решил дождаться ездока на арбе. Арба поравнялась с ожидающим Абдулкеримом и остановилась. Погонщик, мужчина лет за шестьдесят, снял серую суконную шляпу и поприветствовал Абдулкерима на ломаном украинском языке. Абдулкерим ответил тоже почти на украинском. Он уже его немного выучил.
– А зачем ты стреножил лошадей? – Пусть бы вольно паслись! – Предложил подъехавший мужчина.
– Ещё не притёрлись. Я первый день с ними.
– Так - так! – Украл, что ли? – Ну молодец!.. Хотя не похоже.
– Да нет … мне дали в аренду взамен на кабардинского жеребца. Его я тоже оставил в аренду.
– Так - так! А ты с Кабарды, значит … слыхал я. Далеко где-то она … не в наших краях. Там кызыл растёт … говорят ...
– Да, далеко … А ты что кызыл любишь? – Кислый он …
– Баба однажды кисель варила … вкусный был …
– Если в киселе – то вкусный … согласен ...
– И давно едешь из таких далёких краёв? Дело наверно какое - то есть?
– И дело есть … и на войну еду. Ты слыхал наверно, что идёт война?
– Как же не слыхать?! Здесь Русаков было хоть пруд пруди! Все туда, на Луцк прут! – Луцк – то он Российский нынче.
– А как же! – Российский!
– Но тех бедняг, что я видел – командиры гнали! А ты, я вижу, сам прёшь! Хотя, мне кажется, ты тоже из тех кто погоняет, а не наоборот. Отстал что ли?.. Или в дезертирах гуляешь?.. Что тоже не похоже … дезертиры из Луцка бегут… а ты на Луцк?!
– И много бегут дезертиров?
– Да нет, у нас – не очень … но есть. И у меня ночевали.
– И ты не выдал их властям?
– Чудной ты черкес! Наши власти приветствуют русских дезертиров. Кому выдавать? Да и не вурдалак я, чтоб людей гнобить. А ты, я вижу, костёр собрался разжечь.
– Да, чаёк попить. Присоединишься?
– Это хорошо … чаёк … Почему же не присоединиться? Вместе попьём. Я тоже распрягу лошадей. Пусть скотина попасётся.
– Пусть пасётся ...
– У меня в торбе и сливяночка есть … вкусная, но крепкая зараза. И кольцо колбаски в макитре … и ещё кое что … всё своё ...
– Хорошо же ты обеспечил себе дорогу. Наверно из далека?.. О, и две овчарки с тобой. Я только заметил. За арбой прятались. Зачем собачек таскаешь?
– Волки! У вас там тоже, я слыхал, волки есть?.. В горах .
– Да есть. – Ответил Абдулкерим. Потом не громко свистнул и ударил себя слегка рукой по коленке, глядя на овчарок. Одна из овчарок встала, подняла голову вверх, понюхала воздух, медленно подошла к Абдулкериму и легла у его ног. Он её нежно погладил по холке. Овчарка лизнула ему руку.
– Ты глянь! Волшебник … что ли?
– Нет, не волшебник … божья тварь нуждается в ласке. Ты ж, наверно, их не ласкаешь? Как тебя дед зовут? – Скажи, коль мы уже решили пить чай вместе. – Вторая овчарка тоже вяло подошла к Абдулкериму и легла рядом с первой.
– Чудеса, да и только! Они ж никого к себе не подпускают! А тут гляди! – Зовут меня дед Грыцько … значит Гриша по российскому. А по нашему венгерскому – значит будет Гергей.
– Везёт мне на Грыцьков, возле Львова друг Грыцько, я лошадей ему оставил … заберу если жив буду …
Дед Грцько взял дело костра в свои руки и скоро в котелке закипела вода. Разложили пожитки, каждый свои и получилась поляна на зависть. Хоть дед Грыцько одет был в домотканые из грубой шерсти портки и холщовой, видавшей виды, рубашке, но по продуктам, что возил с собой для личного употребления – бедность не наблюдалась. На тёплой земле полулёжа трапезничали и вели беседу. Дед Грыцько отхлёбывал из фляги сливянку, Абдулкерим отказался употреблять спиртное – ну и ладно. По мере отхлёбывания сливянки дед Грыцько делался разговорчивей, и, то ли брехал, то ли выдавал свои секреты. Было такое впечатление, что в обычной жизни разговаривать ему не с кем, и он был рад подвернувшимся ушам. Обед за разговорами затянулся и Солнце уже касалось верхушек леса. Как-то оба синхронно решили, что нужно возле ручья переночевать, и только завтра утром продолжить путь.
– Может продашь одну собачку? – спросил горец Абдулкерим.
– Я бы даже подарил, но ты едешь на войну – значит себе и собачке на погибель. Что касается тебя – это твоё дело! Но ты тварь мыслящаяся – поступаешь как хочешь, а собачка подневольная – вместе с тобой, по твоей воле и погибнет! Нет! Жалко мне собачку!
– А меня, значит, не жалко?!
– А что тебя жалеть, если ты дурак?! Всё живое жить хочет и жить должно! Ладно ты себя там будешь подставлять под пули – ну и чёрт с тобой! Но ты же идёшь убивать других, а это уже не Божий промысел! Это ты уже бандит с большой дороги, только бандитизм твой узаконенный, в этом случае, таким же бандитским начальством … или государством – если так удобнее!
– Где ты, дед, такой предательской грамоте научился?! Я вот давал присягу своему Великому Терскому Войску и одновременно Российскому государству … и я обязан …
– Вот, вот! – ты подписал договор не с Богом, а с … не хочу на ночь называть его имя, и ... кровью расписался. … Я тебя понимаю! Вот иди, согласно своей клятве и умирай! Но ты ж, не Божья твоя Душа, других не убивай!
– Что мне ждать когда меня убьют? Ты, дед, говори, да толк держи …
– Так не ходи туда!
– Как не ходить?! – У меня присяга! – Хочешь, чтоб я дезертиром стал?
– Да ничего я не хочу! Мы просто разговариваем … а ты делай как знаешь … по своему разумению. Мне тебя не жалко. – Абдулкерим вынул расчёску и причесал усы, а потом сказал –
– Разговор какой то у нас, дед … ну совсем не в лад с моим понятием … о жизни.
– Дети то у тебя есть?
– Да вот … точно не знаю … еду выяснять …
– Так, так! Да ты ещё и того … Беглец от своего потомства … значит?!
– Да не «того», дед! – Обстоятельства! Но по слухам ребёнок должен у меня быть. Вот и ищу человека который знает … а он на фронте …
– А … вот оно что! Ну торопись …
Помолчали. Каждый думал о своём. Надвигались сумерки. Лес окутался тёмно-синей кисеёй, и постепенно теряя краски – чернел. Ветер утих и наступила тишь. Запах от трав и цветов, не улетая с ветром, концентрировался, щекотал приятно ноздри и слегка дурманил. Спать не хотелось. После долгого молчания заговорил первый дед.
– А хочешь я тебе расскажу то ли волынскую быль, то ли сказку.
– Рассказывай, дед – растеребил ты мне душу. Знаю, что ты не прав, а возразить не могу.
Вдруг вдали раздалось ржание лошадей. Через минут пять чуть ближе со стороны Луцка. Дед сказал –
– Бережёного Бог бережёт – вынул из арбы дробовик, и добавил – там больше ничего нет. Давай отойдём от дороги в полоныну … к лошадям ...
Арба на фоне вечернего неба хорошо просматривалась. Минут через пятнадцать подъехали две лошади. На каждой – один был в седле, другой сидел на крупе лошади. В одного за спиной явно просматривалась винтовка. Всадники остановились у арбы. Из крупа обоих лошадей сошли мужчины и подошли к арбе.
– Да она пустая! – Крикнул один – но упряжь есть! Вот она!
– Вот и хорошо! – сказал сидевший ещё в седле всадник – запряжём своих лошадей в арбу, так будет удобней! –
Но в это время заржала лошадь деда Грыцька, услышав лошадиное родство новых товарок.
– Да здесь мы не одни! – Крикнул второй, что был с карабином и соскочил с лошади, опасаясь быть хорошей мишенью на фоне неба. Он продолжал кричать – эй, человек, отдаёшь две лошади за право жить и мы тебя не тронем, –  и зацокал затвором винтовки, как бы загоняя в патронник патрон. – Ему ответил Абдулкерим –
– А ты мне дай ответочку на мой вопрос, чтоб я знал с кем имею дело! Пока ты у меня на мушке! – И Абдулкерим нажал на гашетку своего карабина. Прогремел выстрел, и над головами гостей просвистела пуля. – Они все легли на землю.
– Ты не петушись! – крикнул кто то –  Выходи на светлое место и посмотрим чей прицел точнее! Нас всё таки четверо, а ты один … и может этот патрон у тебя последний! – Дед Грыцько крикнул по польски –
– Отрымай, пся крэв! – И тоже нажал на гашетку. Раздался почти пушечный выстрел и дробь простучала по арбе, а непопавшая – пропела свою песню, улетая дальше.
– Ого! Да у вас там сборная! Мужики – мир! Мы уходим! Мы и так ели унесли ноги из самого пекла! Не хватало, чтоб здесь отдали свои души!
– А где самое пекло?! – Покажи дорогу – нам туда. – прокричал Абдулкерим.
– А ты, землячок, кажись из Кавказа!? – С нами тоже есть кавказец – может договоритесь?!
– Договариваться нам не о чём! Вы, я так полагаю, дезертиры! – В штаны наложили и как зайцы бегите из поля брани! Кабарда таких презирает!
– Вот и езжай на своё поле брани и с сухими штанами отдавай шайтану душу! – я своё получил! – Раздался голос с кавказским акцентом. Первый голос добавил –
– Мужики, мы уезжаем! Простите за беспокойство! – Кто-то из них свистнул и подбежали лошади. Через десять минут стук копыт растворился в ночи.
Дед Грыцько сказал: –
– Вот такие, братишка, дела! – Они прут от туда – а ты прёшь туда! Настоящая Вавилонская неразбериха! Нет – чтоб все в одном направлении! А то – одни от туда, а другие туда! – Съехал мир с катушек! – Абдулкерим промолчал, но подумал: «А может ты и прав, дед Грыцько!», а через некоторое время напомнил –
– Ты что-то хотел рассказать, дед … всё равно после таких событий не уснёшь.
– Да хотел про Волынь побрехать … Оно ж Волынь – это значит вольница! Вольные люди у нас! Говорят, что изначала, до десятого века – здесь жили Дулебы. А жители назывались Дулебами, от имени князя Дулебы. Ещё много чего брешут – как проверить?
Потом Волынь была древне русским государством аж до одиннадцатого века. Но та и теперешняя – разная Русь. Потом Волынское княжество. Потом Галицко-Волынское княжество! И пошло – поехало! – Великое княжество Литовское, опять Волынское княжество, потом Великое княжество Литовское, опять Волынское княжество, до пятнадцатого века, опять Великое княжество Литовское, за ним речь Посполитая, потом Гетманщина, опять речь Посполитая до восемнадцатого века, и с 1973 года, по сегодняшний день мы под, так называемым, покровительством Российских двух-главых орлов! – Так скажи – кто я такой?! Какому Богу, или царю должен служить?! Откуда мои корни?! Где похоронены мои предки?! Так за кого мои сыновья должны воевать? – Кого они убивать должны? – Тех, на кого кто-то пальцем покажет! Так?!
Вот мы с бабой, да и все вместе – два сына и одна дочь, решили, что ни за кого они воевать не должны, и убивать никого им не нужно! Пусть живут люди – не убитые моими сыновьями! Сейчас оба моих сына на Кипре … Они должны только Господу Богу и отцу с матерью! А своему государю – нынешнему русскому царю, я плачу налоги и поставляю баранину. По самым бросовым ценам – только ему! Вот! Я отдаю мясо из своих баранов, но … мясо из моих сыновей – я отдавать не хочу!
Я не знаю как попала Волынь под протекторат России, и я не знаю чья Волынь будет через два года. Может немецкой. И если мои сыновья будут убивать немцев, то они будут Иудами в перспективе! Не так ли?!
– Не знаю дед! Своей грамотой ты меня запутал! Умом ты, как будто и прав, но душой я твою правоту принять не могу! Сердце что-то другое подсказывает!
– Ну открой своё сердце деду. – Давай потолкуем …
– Надеюсь, ты не хочешь склонить меня к дезертирству?
– Да Бог с тобой! Ты мужчина в полном здравии! Твори что хочешь! Потом я слыхал, что кабардинцам лишь бы воевать! Хоть с кем! Народ, где мужчины уже рождаются с кинжалом на поясе! – Или я не прав?
– Да, что-то такое есть! Но врагов своих мы не жалуем!
– О! – Врагов своих! А ты подскажи деду, что такое враг?! Может это нарочитость к слову друг? И нужно ли такое слово?.. И ещё скажи, есть ли, и были ли враги у вашего кабардинского народа?
– Ты хитрый дед! Вид у тебя простецкий, а больно грамотный! К чему ты ведёшь, под что подкладку мастеришь подложить меня так умело?
– Моя дочь читает вслух Лермонтова, а я слушаю. Честный мужик был Лермонтов, не боялся своего правительства, чтоб резать правду матку!
– И что же твоя дочь там нашла … в его буковках?
– А то что Российская империя и несколько её царей многих побеждали в своих войнах, а с Черкессией воевали сто один год! Не покорялся гордый народ твой, пока его не истребили, пока Черкесия не стала маленькой.
– Вот ты куда гнёшь! – ответил Абдулкерим и задумался. Долго молчал, а потом сказал – Да знаю я про это … рассказывала прабабушка … да и дед тоже … Но времена меняются. Теперь мы российская Черкессия … в одиночку нам не выстоять. Было бы глупо убивать, ничего не знающего русского Ивана, за то что его прапрадед топтал черкесские земли! Разве я не прав?
– В том-то и дело, что ты прав! А едешь убивать какого то бедняка Ганса, который вообще не знает про твою Черкессию … и про Россию тоже. Ему силой вложили в руки ружьё … ты убьёшь его, а у него может трое маленьких детей и жена больная. Как быть, есаул?! Не знаешь, или знаешь? Да всё ты знаешь!.. Ты офицер ... Но тебе, да и нам всем сказали, что есть слово и понятие – враг! А врагов не жалеют … и детей их тоже!
– Ну и разговор у нас, дед Грыцько! Не выматывай мою душу. Расскажи ещё чего нибудь о себе.
– Хорошо, поведаю о себе, у меня крааль и наверно пол тысячи овец! Продаю мясо, шерсть, и шкуры на добрые шубы. Мой прапрадед батрачил, но не пропивал, а складывал денежку к денежке. И к шестидесяти годам у него был собственный загон из пятидесяти овец. Потом дед, потом отец, а сейчас вот я. Мы покупали земли и расширялись. Сейчас у меня работают четыре семьи. Можно сказать – тоже батрачат. Но только одна семья, как мой прапрадед, откладывает денежку к денежке – у неё хорошее будущее. Остальные работники тоже хорошие, но всё пропивают. А это значит что и их дети будут батраками, может даже у моих сыновей. Сыновья  вернутся, когда уйдут грозовые тучи и распогодится.
Ладно, пора спать. Я предлагаю по очереди. А завтра я приглашу тебя заехать ко мне. Это по пути к твоей бойне.
– Кажется не уснуть мне после нашей беседы. Возмущается душа моя – кричит, что ты, дед, не прав, а возразить нечем!
– Ладно, есть вечная пословица: «утро вечера мудреней»! Переспим, позавтракаем чем Бог послал, а по пути ты и расскажешь мне где я не прав … Может и пойму …
Из-за леса выглянул огромный месяц и сделал громаду леса ещё темней, ещё загадочней и не предсказуемой. Поляна чуть осветилась и сплошь покрылась бликами и тенями. Подала голос какая-то птица, ей издалека ответила вторая и после поляна как ожила! Миллионы цикад запели на разные голоса, то затихая, то трубя во всю свою мощность музыкальные рулады на самом изысканном инструменте, что создала  природа. В лесу завыли голодные волки и их вой тоже влился в общий ночной оркестр и чарующий, и подымающий волосы дыбом! Собаки деда Грыцька не стали молчать – тоже подали свой голос, предупреждая об осторожности волчьих намерений. Лошади, на всякий случай скучились. В них заговорил заложенный инстинкт, настраивающий на опасный поединок с волками. – Скучившись, они легко отобьются копытами. Волки не стали рисковать и их удаляющийся вой подал сигнал всему живому, что они ушли искать свою удачу в другом месте. Притихшие цикады вновь запели бесконечную вечную песню. Как не боролись со сном наши герои – Абдулкерим и дед Грыцько, но,  под охраной верных собак, положив под головы своё ружьё и карабин оба уснули. Да сохрани, всемогущий Бог, их безмятежный сон …