подборка для турнира поэтов, четвертьфинал

завершить гештальт

-1-

вечно мы кого-то ищем:
ты – меня, а я – себя.
сквозняки меж нами рыщут,
двери памяти скрипят.
приготовлю дичь на ужин –
съешь её и будешь рад.
нам с тобою, враже-друже,
не вернуться в китеж-град
взявшись за руки. душонка –
неваляшка у меня,
после бури, после шока,
всё качается, звеня.
скалы, омуты милее,
чем уютный камелёк
и растёт сквозь лорелею
вездесущее быльё.

-2-

боже, когда я проснусь и вылечу чёртов сад,
где вили гнездо из пледа пернатые чудеса,
где в липовом цвете медвяно жужжала жизнь,
а души-деревья молились-тянулись ввысь?!
сгорели бесплодные. корнями вросли в тоску –
шипящую, чернозёмную, до сведения скул.
небо – всё дальше, тише... забытый творцами хит.
осталось борщи сочинять да стихи варить.

-3-

вымалчивать стихи. смотреть, как паутину
плетёт седой паук среди сухих дубков.
шаляпина найти на кладбище пластинок.
с прошедшим разговор вести поверх голов
о важных пустяках. вымачивать бруснику.
настроить, наконец, фальшивящий рояль.
а после (вопреки сомнениям и тику),
зарезав тишину, свой завершить гештальт.


письмо в рай

А. К.

-1-

"...что даты! только бы тире
продлилось долее, чем лето," –
любил говаривать мой деда,
хранивший кофе в кобуре.

приговорённым снегирям
не выжить в зимах революций,
но ветки вспугнуто качнутся...
народу – мир, а нам – сто грамм.

от новой хвори просто слечь.
увы, нет совести печальней:
мы – иероглифы молчанья,
но обречённые на речь.

-2-

я помню что
ты выбил на плите
лет этак сто назад.
я знаю сколько
у тебя смертей,
кисетов и наград.

малейший взрыв
в бедовой голове
мне сызмальства знаком.
легко плывёт
по синей дымке вен
наш негасимый дом.

твоя ли кровь,
что я нещадно лью –
коровки на траве,
в которой пишет
сказки кот баюн,
прядут букашки свет?!

твоя ли боль
белеет в волосах,
где птицы гнёзда вьют?!
ты так давно,
дедуля, не писал
в мой зимний неуют.


отец и сын

город вороном бился в сетях дождя
40 дней да 40 ночей
и смотрело с горы на него дитя,
элохим повторял: ничей...

но когда речка навь захватила власть,
увлекая к себе домой,
разыгрался малыш, завязал ей пасть,
прошептав: не отдам, град – мой,

мой, до самого грешного из людей,
ибо боль из меня растёт.
я пойду, побегу по воде-беде,
превращая убийцу в лёд.

но внутри у меня снегопада нет.
извини, дорогой отец,
я увидел над городом горний свет
распоследнего из сердец.


биться в твоё стекло

господи, помоги
сирой твоей букашке.
сердце послушно ляжет
в люльку святой руки.
господи, боже мой,
дальше – одни туманы.
сонная рань поранит
комнатной пустотой.
господи, не серчай,
что обращаюсь редко.
там, за стеной, соседка
мужу готовит чай.
а за другой стеной –
топотом детских ножек
счастье минуты множит.
да старики кино
смотрят вдвоём, ворча,
на пестроту рекламы.
ластится жизни пламень
к яблочным душам чад.
господи, тяжело
всуе спасаться верой
и стрекозой-химерой
биться в твоё стекло.


слово и слова

-1-

каждый его распинал: "уходи",
думая "не уйдёт".
все оправданья "один, един…"
бьются о книжный лёд
рыбами, что разучились петь,
но продолжают жить,
чтобы заполнить собой пробел
на сковородке лжи.

-2-

свобода смотрит на воробушка
и шепчет ласково: "орёл".
живи-живи, моя хворобушка,
пока трамвайчик не пришёл.
пока рассвет наточит ножики,
питайся светом фонарей.
люби-люби, моя хорошая,
кого-нибудь погорячей.

-3-

что может быть нежней пчелы,
саднящей в горле?!
гори, гори звезда полынь
слепцам на горе.

вода давно уже горька,
а пьют не морщась.
моя река, твоя река –
кому-то помощь.

моя трава, твоя трава –
кому-то правда.
уходит в землю караван
по шатким датам.

но вот затренькает трамвай
в страстную среду
и пассажирами слова
в туман уедут.

-4-

он говорил: "встань и иди".
я вставала, шла.
он окрестил: "ты – без рифмы стих".
я верила, что бела.
он убеждал: "ты – можешь".
и я, словно мул, могла.
он что-то кричал из ложи,
наверно, "люби, гала!".
другие рукоплескали,
он прятал обрубки крыл.
я стала немою сталью,
а он говорил, говорил...

-5-

лохматые твари выходят из леса,
бредут по горячей траве.
бессонные бесы готовы зарезать
любого в моей голове,
кто бьётся в тоске о стеклянные стены,
кто хочет со мной говорить.
я этих зверей задушу непременно,
как только умрёт алфавит.


ягодное инобытие

в мире стеклянной банки
время созревших вишен.
солнечные вакханки
стали друг другу ближе,
сахарным соком пышут,
веря своим истокам.
в доме с железной крышей
нет ни дверей, ни окон.
ягодная изнанка –
память – жива... до срока.
вечер. открою банку
и... поиграю в бога.