Война и мир. гл. 2-2-20б

2-2-20б

Себя ругая за ту смелость,
Боясь внезапной встрече с ним,
Куда его вся храбрость делась,
Но богом был Ростов храним.

Мог арестован быть при встрече,
И тем мог быть и осрамлён,
Не мог он боле всем перечить,
Скорей убраться должен он.

Он пробирался вон из дома,
Чрез свиту, в блеске, всей толпы,
Знакомый голос в виде грома:
— А вы — пошто свои следы,

Здесь оставляете, во фраке, —
И задержал его рукой:
— Кого повергнете в атаке,
И с кем вступить желали в бой?

Он — бывший командир дивизии,
Кавалерийский генерал,
Он в свите твёрдые позиции,
В компаньи этой занимал,

Ростов был под его началом,
В особой милости тот слыл,
Он в этот праздник правит балом,
Влиянье на царя имел.

Последняя была надежда
Отдать письмо государю,
Он знал Денисова и прежде,
Храбрейшего в его полку.

Ростов поведал это дело,
Он покачал лишь головой:
— Поступок дерзкий, слишком смело,
Его мне жаль, мой дорогой!

Едва успел отдать прошенье,
Как государь покинул дом,
Вся свита, всё прошло в движенье,
Сам выход — будто грянул гром.

Заметив в свите генерала,
Царь подозвал его к себе,
И даже до начала «бала»
С ним разговор завёл в седле.

Прослушав просьбу генерала,
Он — громко, чтобы слышно всем,
Придать бы делу суть накала,
Остался глух, но — между тем;

Так рассудил он это дело:
— Нет, не могу я, генерал,
Оно войска уже задело,
Оно давно в них правит бал.

Наклоном головы согласье
Изобразил наш генерал,
Закончилось гусара счастье,
Так храбрый воин пострадал.

Ростов, увидеть государя,
Продвинулся ближе; к крыльцу,
Он испытал вновь чувство рая,
С ним встретившись лицом к лицу.

Прошло два года после встречи,
Но — те же милые черты,
Его лишали дара речи,
Восторг и чувства так остры.

Всё тот же взгляд и та походка,
Величье русского царя,
Его питали, как находка,
В душе вновь вспыхнула заря.

Красив и статен он в мундире
Преображенского полка,
Пожалуй, нет красивей в мире
Такого чудного царя.

В ботфортах и в лосинах белых,
С наполеоновской звездой,
В движеньях и в повадках смелых,
Смотрелся царь наш, как герой.