Май, мам...

Гроза за дальним яром.
Пряный  май.
Меланжевые яблони. Черешня,
как гоголь-моголь, – пенна, белоснежна.
Акаций озорная бахрома
сострочена из бабочек. Орешник,
разросшийся без спроса вдоль стены
саманного расхристанного дома,
и горбиком – лежалая солома
на месте, где когда-то был денник.
Трилистники взошедших земляник
и стрелками пробившиеся хосты,
овсянок недопрятанные гнезда
и бойкий обжигающий родник.
 
Всё вроде, как обычно. Тишина.
Янтарная цветущая весна.
И выжившие в сырости поленья.
Резное небо . Голубиный взмах.
И девочка -- бежит бельё снимать --
с зелёнкой на ободранных коленях…
И голос бабушки: «Катюха, егоза,
беги скорее, вон идёт гроза!»
 
А я молчу.
А я любуюсь, мам,
невозмутимой молодостью мальв
и стойкостью неведомой колючки.
Ты где-то там, в перине облаков,
игристых, как парное молоко,
а в горле у меня соленый ком:
как на тебя твоя похожа внучка…
 
И домовой – тревожно – по пятам,
пасёт меня – непрошенную гостью.
В углу шуршат  столетние колосья –
семейный оберег от зла и злости –
ты слышишь, мам?
 
Над ближним яром сгорбленный сарай
с пустой глазницей на убогой крыше.
Я сквозь неё смотрю, как небо дышит,
как на грозу надулся  шишел-мышел,
и точно знаю – здесь дорога в рай.