Выжившие. Плоть

Месяц или два я уже сидел в своей темнице на привязи, как собака. Но пленником я стал своей жажды, а не жалкой цепи, что была на моей шее. Я не глуп, я смог бы сломать её и сбежать отсюда, но не делал этого: желание людской плоти было выше всего, даже инстинкта самосохранения.

Хозяин не приносил мне ничего уже довольно долгое время, заставляя метаться по подвалу, звеня цепью.
Но и это длилось недолго: я изнывал от голода и уже просто лежал около стены, пытаясь не шевелиться и, главное, не думать...
У вас бывали такие моменты, что голод казался просто невыносимым? А желудок сжимался при мыслях о еде? Именно это я сейчас и чувствую. Мне кажется, что все жизненные силы покинули моё тело и единственное на что я способен – медленно умирать в этом подвале и ждать момента, пока я получу очередную дозу. Я бы даже смог сравнить с себя игрушкой, для которой нужна батарейка, а в данном случае батарейка – человек или просто пища...

Я открыл глаза и посмотрел на дверь. По ту сторону послышался шум: тяжёлые тихие шаги и чьё-то сбивчивые дыхание. Девушка. Нежный аромат которой уже защекотал мне нос, а желудок стал требовать утоления голода.
Хозяин открыл дверь, весьма громковато, оповещая о своём присутствии, вернее об их присутствии. Как будто я тебя не слышал, старый пень!.. Он втащил девчонку, которая рьяно возмущалась и пыталась закричать. Вероятно, она не понимает того, куда попала. Если бы я мог, наверное, даже проявил каплю сострадания и съел её не сразу, а через тридцать минут.
Хозяин закрыл дверь и подошёл ко мне, закрывая девушке рот. Она казалось мне смутно знакомой, но я не мог вспомнить, да и не хотел. Я похоронил Русика, а теперь я... Не знаю, кто я. Возможно, просто я, а возможно у меня есть другое какое-то название. Как знать.

- Смотри, что я тебе принёс, сынок! – Хозяин повернул девушку вокруг своей оси, показывая мне её. Похоже, в его словах был какой-то скрытый смысл, которого я не уловил. – Неужели не узнаёшь? – я покачал головой, с упоением вдыхая аромат страха, какой уже захватил девушку в свои холодные объятия и предвкушал будущую расправу.

Да, вся эта кровь сделала меня поистине жестоким. Я любил ломать этих людишек в прямом и переносном смысле. Может быть, перед тем, как убить я их унижал, показывая на то, какие они неудачники были при жизни и те были сломлены, а я доволен, но это было крайне редко, потому что я по жизни был нетерпелив и в данном случае хотел быстрее утолить голод. Зверски, но мне нравится. Слышать, как ломаются кости, как они вскрикивают от боли, воют или что они там делают, когда больно? Не имеет значение. Я люблю улыбаться, когда те смотрит на меня со страхом в глазах. Ммм... это так приятно.
Каждый раз чувствовать, что от тебя зависит: умрёт он\она или нет.

- Как же так? – со странной ухмылкой спросил Он. – Это же девочка, которая тебя искала, представляешь? Я нашел её, когда она расклеивала твоё фото по городу, и подумал, что тебе понравится. Ты ведь всё равно голоден, так что сойдёт для тебя, - с этими словами он кинул дрожащее тельце девушки на пол и ушёл, оставляя мой «обед» и меня наедине.

Девушка лежала на боку, спиной ко мне, и едва различимо всхлипывала, но я слышал всё и честно говоря, хотел уже покончить с этим дерьмом и, наконец, утолить голод. Тёмные волосы разметались вокруг её головы, создавая что-то наподобие нимба. Ангел. Я буду есть ангела.

«Похоже, этот подвал мне совсем плешь проел», - подумал я, подползая ближе к ней. Поводок не давал свободу в движениях, но я пытался быть ближе настолько, насколько это было возможно.
Она повернулась и, увидев меня, начала отползать назад. Девчушка рассматривала моё лицо и с каждой секундой её глаза всё больше и больше расширялись. Она что, приведение увидела? Она покачала головой, а потом – странно – начала подходить ближе ко мне.

- Валер? – прозвучал её тихий голосок, а меня накрыла паника.

Бенте. Не может быть. Как она попала сюда? Он сказал, что... «расклеивала твои фото по городу». Неужели они ещё ищут меня? Дураки. Всё ещё тешат себя надеждами и верят в то, что я сейчас нахожусь у какого-нибудь маньяка и в состояние «жив и здоров». Хотя, половина из этого, правда. Не могу соврать, ведь я действительно нахожусь неизвестно где, но чёрта с два, если мне не нравится.

- Валер, это и, правда, ты? – прошептала Бенте.

«Помнит», - мысленно усмехнулся я.

Я помнил, как познакомился с ней. Это было где-то полтора года назад. Тогда я спас её на лестнице в своём доме. Это неуклюжее чудо умудрилось поскользнуться на лестнице и если бы не я, то она бы как минимум сломала себе шею. Она попала прямо мне в руки, и её щёки покрыл очаровательный румянец. И знаете, какая была моя первая реакция? Я накричал на неё из-за того, что в доме были незнакомые люди и Бенте начала забавно заикаться, объясняя, что приходила к моему отцу и сейчас ушла из его кабинета, а я пытался сохранять невозмутимое выражение лица, чтобы не рассмеяться, но я не выдержал всё-таки и засмеялся. Она даже чуть погодя ко мне присоединилась, понимая всю комичность ситуации. Дальше мы больше общались и стали лучшими друзьями. Эта девчонка стала мне сестрой, которой у меня никогда не было, причём младшей и я не питал к ней каких-либо чувств. Совершенно неожиданным для меня стало её признание. Когда я пошёл на выпускной, её выпускной, я видел, что она нервничала, но на вопрос о том, как она, отвечала «всё в порядке». Я больше и не приставал. Позже я пригласил её танец, и она сказала, что любит меня. Я бы посмеялся над её попытками признаться, если бы это не было правдой, и тогда я просто молчал, а потом глупо улыбнулся и обнял её. Я ведь бы был не Валерой Русиком, если бы не разбил сердце. Что ж, можно было к сотни других прибавить ещё и это маленькое сердечко. Я действительно ничего к ней не чувствовал, кроме братских чувств. Можно назвать меня бесчувственной скотиной - я не против, это правда. Я не знал, что она чувствовала, да я и не думал об этом. Просто продолжал жить. Как будто того признания вообще не было. Так было лучше, я знаю. Бенте изредка бросала на меня грустные взгляды, а я делал вид, что не замечал их. По-свински? Да. Честно, мне было плевать, а Бенте, вероятно, ещё меня не забыла и любит своей детской любовью. Я бы не подумал, что она любит меня до сих пор, если бы не наблюдал её глаза сейчас. Мы были в подвале, она в опасности находясь в моей компании, но её взгляд буквально светился нежностью, любовью и облегчением... Если бы я не был таким сейчас, я бы обнял её и сказал, как скучаю, но меня волновал сейчас только аромат идущий от неё. Такой необыкновенный и завораживающий. Я смотрел на её шею и видел, как пульсирует кровь, слышал, как бьётся её маленькое сердечко.

- Уже не Валера, - прорычал я, снова отползая от неё. Я ужасно хотел есть, но в то же время не хотел, чтобы она стала моей жертвой. Я любил её, как сестру и ведь я не мог убить родного человека, так? Йенс не в счёт. Внутренний голос твердил, что я должен убить мою маленькую девочку, потому что я уже не Валера Русик, значит, что у меня нет родных. Я один. Смогу ли я это сделать? Я в действительности разрывался на две части: разумная, какая ещё есть во мне, и безумная, которая жаждала чужой крови, в том числе и Бенте.

- Валер, что с тобой случилось? – она снова начала подходить. Разве она не видела того, кем я стал? Обязательно нужно быть ближе?

- Уйди... - я сделал пару шагов назад, подальше от неё. Когда-то я называл её магнитом для неприятностей и был прав. Подходя ко мне, она идёт на верную смерть, причём от друга, от её любимого. Ведь она не знает, что для неё смерть будет мучением, а для меня наслаждением.

- Валера... – шептала Бенте. Шёпот казался таким громким в этой мёртвой тишине, что на миг мне показалось, что это был крик её души. - Посмотри на меня, Валера...

Я посмотрел ей в глаза, и был уверен, что мои глаза стали чёрными от жажды. Она вздрогнула, а единственным звуком на данный момент стал для меня – её сердцебиение. Такой громкий, такой притягательный.

- Кто с тобой это сделал? Он? – от злости из её глаз брызнули слёзы, и она поспешила их срыть, но я всё равно заметил. Бенте пыталась быть сильной, но безуспешно, я знал, что сейчас внутри неё просто буря эмоций. Я бы, наверное, тоже и злился, и плакал, и даже чувствовал облегчение, если бы пропала Бенте, а я потом бы её нашёл.

- Не лезь... - тихо произнёс я. Похоже, она не заметила моей угрозы, поэтому продолжала медленно наступать.

- Валерий Русик, посмотри мне в глаза! – Бенте подошла ещё ближе и села рядом со мной на колени. Она тихо вскрикнула: лучик света упал на мой поводок. Моя малышка осторожно пальчиков провела по воспалённой коже вокруг поводка и сглотнула. - Господи... Валер, что этот ублюдок с тобой сделал?! – заплакала она ещё сильнее. Маленькие солёные дорожки стекали по её чуть впалым щёчкам. Сколько же меня не было? - Ответь мне!

- Я не Валера, - зарычал я. - Я больше не Валера Русик, которого так восхваляли мои родители. Перед тобой не он. Я другой, - нужно ли было говорить, что я снова отполз дальше? Бенте всегда была умной девочкой, но что же случилось сейчас? Зачем она идёт ко мне, понимая, кем я стал? Хочется так скоро умереть? Глупая безрассудная девчонка.

- И я же сказал тебе не лезть!

- Валер... – она сделала ещё несколько неуверенных движений ближе ко мне, - Валер, это ты.. Ты! Ты не представляешь, как за тобой все скучают... И я скучаю... – всхлипнула Бенте. Я бы тебя сказал, что скучаю, но это не так. Я бы обнял и шептал, что всё будет хорошо, но это не так. Я бы ушёл отсюда вместе с тобой, чтобы тебе было легче. Я не буду лгать, Бенте, тебе станет ещё больнее, чем может быть и так.

- Я не скучаю, - безразличие в моём голосе так и сквозило и она чуть отпрянула от меня, а в её глазах застыла вселенская грусть. Когда-то мне было бы больно от такого зрелища, но сейчас мне всё равно.

- Валера! – воскликнула Бенте и кинулась на меня. Я интуитивно поймал маленькую фигурку и прижал крепче к себе, чувствуя каждый изгиб её тела.

- Я сказал, - вздохнул я и замер. Теперь я смог в полной мере почувствовать её такой пленительный аромат, полностью лишающий рассудка. Не существовало слов, чтобы описать те чувства, что я испытывал в данную секунду. Она просто лишила меня частичек человечности, что ещё оставались во мне. Я был хищником, а она добычей. Я был тем нечто, какое существует против воли природы, а она была обладательницей самой сладкой, самой ароматной крови. За всё время, что я находился в подвале, я даже и не знал о существовании этого священного напитка. Я пробовал множество вкусов: от солёных до сладких, но именно эта стала, нет, станет моим апогеем, моими небесами. Я мог только представлять, какова она будет на вкус...

Жажда обжигала моё горло. Во рту пересохло. Желудок сжался от голода. Этот чарующий аромат затмил мои мысли, не давая думать о чём-то ещё, кроме него. Бенте стала такой уязвимой и слабой рядом со мной, такой беспомощной. Я не мог сосредоточиться на том, чтобы просто отпустить её, потому что отпустить мою малышку стало равносильно моей смерти. Невозможно. Она стала моим запретным плодом, что я проклинал всё, что только можно на свете за то, что связали меня с этим ходячим дьяволом в лице Бенте, дьяволом, который насмехался над моим контролем. Моей единственной целью стало – насладиться восхитительно желанной кровью.

- Отвяжись от меня! – прошипел я сквозь зубы, задерживая дыхание. Мне стало легче, но ненадолго. Не дышать. Не дышать этим ароматом. Не убивать её. Не убивать Бенте.

- Русик, что с тобой? – малышка отстранилась и посмотрела на меня своим «проницательным» взглядом, поднимая при этом одну бровь.

- Я изменился, - бросил ей я. Это будет интересно. Бенте, я стал кровожадным монстром, который просто жаждет сломать твоё тело пополам и съесть. Боишься? Нет? Тем лучше. Есть два варианта дальнейшего развития событий: либо она убежит от меня на другой конец подвала, вжимаясь своим тельцем в угол, либо наоборот скажет, чтобы я её убил, потому что ей не жалко себя, ведь она готова на всё ради меня. Не нужно.

- Каким образом? – серьёзно спросила она.

- Ты не поймёшь, - не поймёт того, как сильно можно хотеть чьей-то крови, не поймёт, как сильно можно хотеть человеческого мяса, не поймёт, как сильно я хочу её.

- Пожалуйста, Валер... – с нежностью в голосе умоляла она. Моя малышка, знала бы ты, на что я способен ради тебя. Она просила меня своими глазами, чтобы я рассказал ей. Думает, что сможет помочь. Глупая.

- Я тебе расскажу, что изменилось, - я подсел ближе к ней. - Я чувствую твой запах цитрусов, карамели и страха. Ты меня боишься. Я ощущаю, что твоё сердечко набирает темп. Ты дрожишь. Тебе страшно. А я этим наслаждаюсь, понятно? – я издал рык - Твоя кожа такая нежная, - проводил по её гладкой коже рук, - такая мягкая, приятная. Я слышу, как течёт твоя кровь по венам, она зовёт меня, - остановился. - Ты меня убиваешь своим присутствием, а я хочу убить тебя в прямом смысле. Хочу попробовать твоей крови, хочу услышать твои крики, когда ты будешь вырываться из моей хватки. Я хочу твоё тело! – я заглянул ей в глаза. Там не было ничего кроме нежности и теплоты по отношению ко мне.

Я глубоко вдохнул, а её запах растёкся по моим венам, сжигая мою грудь и уничтожая те остатки разума, которые у меня ещё оставались. Я понимаю, что ещё чуть-чуть и мне не помешает никто. Ни тот ничтожный поводок на мне, ни моя грёбаная человечность, которую я давно засунул в задницу, ни моя малышка Бенте. Чуть-чуть и я утолю свой голод самой желанной кровью из тех, что я пробовал когда-то.
Чудовище внутри меня улыбалось в нетерпении.
Мне стало жарко. Эта жажда душила меня изнутри и будет душить до тех пор, пока я не...
Лоб покрылся испариной, а в висках послышался стук моего сердца. Такой быстрый.

- Оно бьётся не от страха к тебе, Валер... а от страха за тебя... – шёпотом сказала Бенте и вытерла пальцами пару слезинок, которые скатились по её щекам.

- Можешь за меня не бояться, - ухмыльнулся я.

- Всё равно боюсь... Всегда боялась и буду бояться до последнего вздоха... – она обняла меня за шею, поглаживая своей ручкой места, где цепь передавливал кожу, - Потому что люблю тебя и всегда любила.

- И ты готова... - притянув ещё ближе, я уткнулся носом в её шейку, мысленно проклиная себя всеми возможными словами за следующее действие, которое я собираюсь совершить, – ...умереть, сейчас?

- Если ты этого хочешь... Я скучала по тебе, Валер, - она провела своими пальчиками по моим волосам и пропустила несколько прядей через них.

- Зря, потому что я не буду скучать, не имею на это право.

- Я просто хочу, чтобы ты это знал... – прошептав, она отстранилась немного от меня и погладила щеку, - Я согласна прямо сейчас отдать тебе свою жизнь, но взамен прошу только одно... – она ненадолго замолчала, ожидая моей реакции. Я не имел понятия о том, что она собиралась попросить у меня. Да и что можно простить у меня? Я кивнул. - Поцелуй меня. В первый и последний раз, - она посмотрела мне прямо в глаза.

Поцеловать её? Мне так хотелось это сделать, потому что она просила, но и я этого хотел. Хотел прижаться к её чувственным розовым губкам своими, хотел, чтобы она извивалась в моих руках от страсти, которая полностью завладела её телом и разумом, хотел стать прежним и хотел стереть ту глупую улыбку на её выпускном в ответ на её признание. Я называл её глупой, но это не так. Единственный, кто здесь глупый – это я.

- Может, мы когда-нибудь встретимся, - прошептал я, поглаживая кончиками пальцем её щёчку и наклоняя её голову немного назад.

- Я в это верю. Я тебя люблю, - всхлипнув, она выдавила из себя слабую улыбку и поддалась вперёд, обрушивая свои губы на мои.

Я захватил её лицо ладонями и провёл кончиком языка по нижней губе. Она приоткрыла свои губы, и я проник языком в её рот, исследуя его глубины. Бенте нежно и в тоже время страстно меня целовала, и я чувствовал её слезы, которые покатились по щёчкам и, делая наш поцелуй горьким. Она прощалась со мной также как и я с ней. Она говорила о своей любви, а я о том, как мне жаль, что всё так вышло. Бенте вкладывала всю свою безграничную любовь в этот поцелуй, ласково обнимая меня, а я... Я понимал, что ещё немного и я больше никогда не увижу её по-детски наивных шоколадных глаз, не услышу её приятного голоса, не почувствую её сладкого дыхания на своей шее, когда она обнимала меня своими ручками. Последний раз она со мной жива и полна энергии.
Другого выбора нет. Такова моя нынешняя сущность: не испытывать жалости и любви к людям. Это моя судьба.

Бенте отстранилась от меня, шепча «я тебя люблю», а я прислонился своим лбом к её, не открывая глаза, и сказал:

- Прощай, Бенте, - я на пару секунд задержался и потом свернул ей шею с громким хрустом.

Тело моей малышки расслабилось в моих руках, и я прижал Бенте к себе, уткнувшись носом в её волосы. Я начал раскачиваться вперёд и назад, представляя, что это мне помогает. Да ни хера это не помогало. Её руки безжизненно висели по обе стороны от моего тела. Мысли путались, только одно мешало перестать думать вообще:
Бенте больше нет.
Моей малышки больше нет.
Бенте умерла.
Её убил я.
Своими собственными руками.
Убил своё солнце.

Если я только мог, то заплакал бы, как девчонка, но я не сожалею. Сожалел бы Валера Русик, который давно похоронен где-то глубоко внутри. Я осторожно положил её тельце на пол подвала и прислонился ухом к груди.
Тишина.
Грёбаная тишина, которая меня убивала.
А чудовище внутри просто упивалось этим молчанием её сердца, уже предвкушая будущую расправу.
Я не чувствовал ничего кроме необычной для меня пустоты в груди и боли в сердце. Моя голова тихо покоилась на её груди, а руки поглаживали живот моей малышки, скрытый под футболкой с её любимой группой «OneRepublic». Я представляй, что сейчас она мне рассказывала о своих интересах, сидя на своей кровати с милым лиловым постельным бельём и пропуская мои волосы через свои пальцы, когда моя голова была на её коленях. Её тихий голосок успокаивал меня, а глаза заставлял закрываться. Всё казалось таким настоящим. Если бы не пугающая реальность, где она уже никогда не откроет глаза и не скажет мне простое «Привет»... а я не увижу её влюблённых глаз. Я чувствую себя отвратительно, только монстр внутри доволен и жаждет кровопролития, а ещё...
Я себя ненавижу!..

Я сел рядом с головой Бенте и положил её себе на колени. Зрачки были расширены, и чернота поглотила весь шоколадный оттенок. Её взгляд был направлен куда-то сквозь меня. Не смотря на всё желание видеть шоколадные омуты, обрамлённые густыми ресницами, я закрыл её глаза.
Я не знал с чего начать.
Размышляя о дальнейших действиях, я пропускал её пряди через пальцы и слушал, как где-то наверху ходит Хозяин, его тяжёлые шаги я хорошо слышал отсюда.
С одной стороны мне хотелось быстрее расправиться с телом и дать желудку пищу, а с другой после того, как я её убил, мне стало так противно, что я не знал, готов ли разрезать её тело на кусочки, даже если она имеет самую вкусную кровь.

Я решил начать действовать...
Осторожно переложив её голову, я медленно снял с неё футболку, явно наслаждаясь процессом. Она не была красива, не была идеалом, но она была идеалом для меня. Почему я только сейчас это понял?
Бенте была миленькой со своим вздёрнутым носиком.
У неё была мягкая и гладкая кожа молочного цвета. Тельце моей малышки в свете казалось совсем белоснежного цвета, создавая иллюзию, как будто передо мной миниатюрная фарфоровая куколка, не хватало только румяных щёчек. Было видно, что Бенте с уважением относилась к своему телу, о чём говорила шелковистость её кожи, но сама она называла себя замухрышкой или невзрачной девчонкой, если бы я мог, я бы слабенько ударил её по губам, чтобы она перестала говорить такие вещи. Она бы мне тогда улыбнулась своей застенчивой улыбкой и её щёки покрылись очаровательным румянцем. Раньше я никогда не видел её тела, не понимаю почему. Я даже не видел её в купальнике.
Я покрывал всё её тело поцелуями, не пропуская ни одного кусочка, обводил языком пупочек и чуть потянул зубами серёжку с серебряным камешком. Я вспоминал, как она, смущаясь, говорила о том, что проколола живот, о том, как захотела почувствовать себя старше, а не ребёнком, коим её ещё считали родители.

Я взлохматил её белые волосы и сказал: «Моя девочка совсем стала большой». Она рассмеялась и игриво толкнула меня в бок, а я не мог сдержать глупую улыбку на лице.
Я расстегнул её лифчик и медленно снимал лямки с её плеч. Как бы я хотел, чтобы она наслаждалась процессом.
«Надеюсь, ты хоть не некрофил-извращенец...»
В голове всплыли слова моего давно покойного соседа, и я отстранился от Бенте.
Я хотел Бенте, но не желал трогать, то единственное, что осталось нетронутым, по крайней мере, я надеялся, что это осталось нетронутым. Я знал, что она хотела бы, чтобы я стал её первым мужчиной. Она сама мне об этом говорила и я догадываюсь, что она не была не с кем после признания, иначе бы она мне рассказала, ведь врать она совсем не умеет. Но и проверять я не собираюсь. Если она была с мужчиной, то так и должно было быть. Я бы действительно желал показать ей все аспекты физической любви, чтобы она наслаждалась и была желанна. Однако теперь я не смогу совершить всего этого.
Я просто буду любоваться моей девочкой.

Я осторожно приподнял Бенте и снял с неё кружевной чёрный лифчик. Я видел много обнажённых девушек, но грудь Бенте – это просто... шедевр. Они были такие упругие, мягкие, идеальные и совершенно нетронутые! Я бы не смог представлять, как какие-то сопляки касаются своими неопытными ручками их, пускают слюни, смотря на это произведение искусства. Её груди воистину замечательны. Я сжал их с двух сторон, и получилась привлекательная ложбинка – узкая и безмерно приятная, так и хотелось зарыться лицом в грудь, наслаждаясь процессом и её мягкостью.

Я обвёл пальцами её нежно-розовые соски и начал прокладывать дорожку из поцелуев от её правой груди и до губ, оставляя целомудренный поцелуй на её неподвижных устах.
Чёрные ресницы девочки отбрасывали на её щёки тёмные тени. Она казалась такой умиротворенной и расслабленной, о чём ещё говорила безмятежная маленькая улыбка на её губах.
Я с любовью убирал волосы со лба Бенте и улыбался. Сам не знаю чему. Может, тому, что она рядом, а может предстоящей трапезе, но быстро отбрасывал ненужные мысли.

Когда-то давно ещё в школе я проходил мимо разговаривающих парней и услышал, как один из них сказал, что не умеет ценить девушек по достоинству, так ему сказала его пассия. Что ж, я мог бы сказать то же самое про себя. Ich auch, leider, ich auch...(нем. И я, увы, и я, – прим. автора). Я не оценил Бенте по достоинству ещё при жизни, при моей, при её... неважно.
Я опустил руку к её джинсам и неторопливо расстегнул пуговицы одну за другой. Мне показался кусочек её нижнего белья такого же чёрного цвета, как бюстгальтер. Я положил стройные ножки моей девочка себе на колени и снял с неё джинсы. У неё было пару синяков из-за многочисленных падений и ушибов, в чем всегда Бенте обвиняла свою неуклюжесть со смешным выражением лица: надутые губки и сморщенные носик. Даже ушибы не портили её красоты. Она была совершенна своим несовершенством.

Я ласкал её ноги, водя руками по их длине и воображал, что сейчас из чувственных губок Бенте появится стон, что она будет извиваться, умоляя зайти дальше, а я буду говорить, что это ночь для неё, вызывая разочарованные бормотания, которые потом превратятся в крики удовольствия. Я не стал снимать её трусики, а то я себе действительно буду напоминать некрофила, не удержавшись и занявшись с ней сексом.
Я не знаю с чего начать...
Я вёл внутреннюю такую бессмысленную и такую нужную моей человечности дискуссию. Сколько раз я говорил, что похоронил свою человечность? Наверное, много сотен раз.
Но ведь именно она не даёт мне принять решение, решение, с помощью которого моя жизнь приобретёт новый уровень, где уже не будет того маленького яркого солнышка.

Я разделил свою жизнь на две части: первая – до убийства Бенте, даже сюда я поместил существования уже, будучи каннибалом, вторая – после убийства, и где я на краю пропасти. Вот только я не знаю, куда эта пропасть меня заведёт.
Я вздохнул, и аромат крови снова защекотал мне нос, а желудок напомнил о голоде. Опять этот запах затмил все мои мысли, вытесняя всё ненужное и оставляя одно: «Хочу крови».
Однако как только я достал маленький ножик и приложил кончик к мягкой коже Бенте, а ведь всего лишь нужно было немножко надавить, я опомнился и положил нож рядом с собой.
Мне так хотелось и не хотелось одновременно.
Огромное чувство вины и ненависти к себе разрывало меня. А жажда наоборот приглашала в свои объятия. Я не знал, что выбрать.
Всё было как в кино: с одной стороны на плече сидел демон, зазывая меня совершить что-то нехорошее, а с другой – ангел, говоря о том, что совесть меня замучает, и плохие поступки ни к чему не приведут.

Я не могу.
Что терять, ведь я уже убил её?
Но это Бенте, моё солнышко, моя малышка.
Мёртвая девочка.
Это будет больно.
Ничего, не впервой.
Она умерла ради меня.
Вот именно.
Она принесла себя в жертву, чтобы я не умер от голода. Разве это ничего не значит?
Значит, это мой подарок, не напрасно же она умерла.
Не знаю...

Я принял решение, и то всепоглощающее чувство ненависти к себе поглотила меня, но я просто отбросил все сомнения и самоистязания, и поднял ножик с пола. На нём ещё оставались следы крови моей последней жертвы: пьяницы, быстро принявшего свою смерть и, к моему глубокому разочарованию, не сопротивлявшемуся.
Я перевернул тело Бенте на живот: я не хотел видеть её лица, когда буду убивать девушку, которую...
Я тряхнул головой, освобождая голову от ненужных мыслей и позволяя жажде полностью захватить мой разум.

Я стонал от нетерпения, напор моего желания наконец-то попробовать этот волшебный нектар не позволял мне больше откладывать этот момент. Я начал медленно приближать нож к задней области бедра и, достигнув кожи, начал проводить линии, создавая жалкое подобие прямоугольника, выделенный красным контуром. Кровь маленькими капельками стекала из проделанного выреза на пол. Я начал проводить подушечками пальцев по коже, размазывая кровь, и у меня выходили оригинальные алые узоры. Я поднёс палец к своему лицу и, вдохнув этот притягивающий меня аромат, попробовал её кровь.
Неописуемо. Невозможно описывать словами чувства, которые я испытывал.
Божественно. Я просто попал в рай, откуда не хочу уходить.
Превосходно. Эта кровь слаще, чем я себе представлял.
Я даже в какой-то мере боялся представлять, что ждёт меня, когда я попробую ещё. Я напомнил себе наркомана во время передозировки, какой стремился перед этим употребить всё больше и больше, пока не достиг красной точки, и возврата не было.

Я всё ещё помнил этот аромат, ощущал его вкус на кончике языка. Я не смог бы сопротивляться ему в течение долгого времени, поэтому взялся за снимание кожи с её левого бедра. Я положил кусочек кожи вблизи, начиная снимать её ещё и с голени. Складывая моя маленькие трофеи рядом, я решил, что не буду ломать кости ей, как бывает, делал другим жертвам, потому что моя маленькая принцесса была особенной. Когда-то молочная кожа стала теперь уже вишнёвого оттенка из-за покрывшей её крови.

Глаза заволокло пеленой при виде сочного ализаринового цвета мяса и моё нетерпение с каждым разом становилось всё сильнее. Чуть-чуть осталось.
Мои ноздри яростно раздувались: я вдыхал аромат, который был ещё насыщеннее и я на миг закрыл глаза, чтобы насладиться этим. Разум покрыл густой туман, из-за чего я уже действительно ничего не соображал и не мог ни на чём сосредоточиться.
Бенте была Trionfo della Morte (итал. Триумф Смерти – прим. автора), который непременно меня погубит, и я умру от переизбытка чувств.
Я получал наслаждение от всего процесса, запоминая каждый момент, чтобы потом, когда я буду снова один снова и снова вспоминать о том, как я изуродовал... Бенте.
Ненавижу себя, что готов сейчас на всё плюнуть и забиться в угол, тихо придаваясь своему горю.
Нет, вру, не готов.

Отложив в сторону нож, я посмотрела на мою девочку. Её и Бенте было уже сложно назвать: не было ни одного не окровавленного места, только её головка была нетронута. Волосы, как и когда она попала сюда, рассыпались вокруг её головы, создавая подобие нимба, а на лице всё та же спокойная улыбка.
«Всё-таки я убил ангела и обязательно попаду в ад», - я взял с места, где сидел перед приходом Бенте, мачете и неспешно направился к ней, на ходу доставая его из мешка.
Разделяя маленькое тельце на части, я думал о том, что буду делать потом, потому что я просто не представлял себе, что будет после, когда всё закончится. Я понимал, что уже никто не сможет заменить Бенте, ни у кого не будет такого дурманящего аромата, божественной крови и самого сладкого мяса.
Моя девочка была одной на миллион. Она была создана именно для меня...
Я сел на пол и оглянулся: меня окружала кровь, что мне хотелось заплакать, оттого что я растрачивал попросту этот драгоценный нектар, справа от меня сложенные в стопочку небольшие линии кожи и мясо, истекавшее притягивающей меня кровью.

Она уже не была моей девочкой Бенте, это была моя очередная маленькая победа, такая же, как и остальные, но намного приятнее.
И самое главное - я не жалел, вернее у меня просто не было времени на это.
Я начал утолять свой голод. Я вонзался зубами в мясо, получая от этого настоящее наслаждение, мне казалось, что перед глазами плыло от блаженства. Я закрывал глаза, издавая громкие стоны и заново пробуя мясо. Каждый новый кусочек дарил мне новые ощущения: одно было ярче другого, один опьянял меня сильнее предыдущего. А кровь Бенте была самым сладким десертом, дополнением к основному блюду, в принципе не имеет значения. Я словно гурман смаковал каждую капельку этого изысканного деликатеса, созданного для меня. Стекавшую кровь по подбородку, я небрежно стирал тыльной стороной ладони и продолжал своё прежнее дело.

Каждый кусочек ещё больше усиливал жажду и... ненависть к себе. Это был самый божественный коктейль, что я пробовал, самое изысканное вино, самый утончённый сорт. Мясо таяло во рту, я не мог сравнить его ни с чем, что пробовал до этого. Рассудок был помутнён ощущением удовлетворённости, я не мог остановить себя. Я был в лихорадке, как в погоне за золотом: нашёл одну монетку и жаждешь большего. Тело Бенте стало высшей пробой золота, нет, платины.

Ангел спустился на землю и дал мне высшую награду, отдал мне себя.
Не знаю, сколько прошло времени, но от тонкого и такого изящного тела моей девочки остались только белоснежные кости и лицо... Я не смог тронуть его, не мог смотреть в её глаза, в которых раньше тонул, не мог смотреть на её умиротворённую улыбку, которая больше никогда не станет шире.
Я посмотрел на свои руки, окрашенные в кровь, которая уже засохла, и вздохнул: в воздухе почти уже не витал аромат Бенте, но я его запомнил и так. Такой приятный: цитрусы с карамелью, сопровождаемые сладчайшим запахом крови.
Я прилёг около стены, заложив руки под голову, и закрыл глаза. Мысли пришли уже в порядок, и я снова мог себя ненавидеть. Я искренне недоумевал, как разрешил себе раскрошить тело Бенте и вообще как позволил себе свернуть шею у неё. Ведь Бенте – это не какой-то слизняк Йенс или пьянчуга с белой горячкой. Она была центром моей вселенной, а я просто идиот, раз не понимал этого ранее. Я крутил в руке её кулон из керамики со стразами «Сваровски», который подарил на её девятнадцатое день рождение. Я тогда сказал, что тёмная сторона – это я, а светлая – она, потому что я был и, что там говорить, есть бессердечный придурок, а она была святой, по истине прекрасной девушкой, которой была уготована судьба: полюбить кретина вроде меня, не получив чего-то в ответ. Я брал, но ничего не отдавал взамен. Я был эгоистом до мозга костей, и мне было на всё наплевать и так будет теперь не смысла становиться лучше, потому что я убил собственными руками лучшее, что было в моей жизни.
Я услышал тяжёлые шаги и, отвернувшись к спине, начал прислушиваться к Хозяину. Я не имел понятия о том, что он собирается делать, поэтому просто ждал...
Он тихо зашёл в подвал и остановился рядом с тем, что когда-то было моей любовью.
Любовью?

- Значит, девочка захотела поцелуя перед смертью? – в его голосе не было ни единой эмоции кроме нескрываемого сарказма.

Из груди вырвался утробное рычание, но я не ответил.

- Да ладно тебе, зверёк, ведь это нормально, когда ты убиваешь девушку, которая тебя любит. Сам через это прошёл и не жалею, - он присел на карточки рядом со мной.

- Ты псих.

Ответом мне был леденящий душу хохот. Так ничего и не сказав, он ушёл.
Я буду честным: кровь действительно была вкуснее всякой человеческой пищи, но... но я не намерен становится животным этого сумасшедшего, я не позволять жажде полностью поглотить мой разум, что я вообще стану таких же ненормальным, как и Хозяин.

А ведь я и не понимал до этого момента, как любовь всё-таки важна в наших жизнях. Только любя ты можешь обрести себя. И я был собой исключительно с моей Бенте, чувствовал себя целым рядом с ней, именно она понимала меня всегда и поддерживала, а я, недоумок, не замечал всего этого, будучи ослеплённым своим эгоизмом и пофигизмом к окружающему миру. Я смотрел на кулон в своих руках и видел перед собой сияющие глазки Бенте и её ослепительную улыбку на день рождение, слышал её голос, когда она благодарила меня за подарок. Я горько улыбнулся. Я не мог винить судьбу в своей участи, потому что она не виновата, один я был творцом своей судьбы и то, что я натворил... это не поддаётся объяснению. Я совершил множество ошибок, но думаю, в своей никчёмной жизни я могу сделать хоть что-то правильное и сделаю – это будет последний правильным решением при жизни.
Я так и не сказал «люблю» своей девочке, но я надеюсь, что она видела это в моих глазах, но ведь слова лучше, чем молчание. Однако теперь я ничего не мог сделать, только лишь сожалеть о содеянном и ненавидеть всей душой самого себя.
Я развернул клочок бумаги. Объявление о моём поиске.

Внимание!
Разыскивается молодой человек, рост примерно 185 сантиметров, спортивное телосложение, голубые глаза, светлые волосы русого оттенка. В последний раз видели на Карла-Юхана 1265, выходил из дома, был одет в тёмные зауженные джинсы, белая рубашка, тёмные солнечный очки.
Семья очень волнуется. Парня зовут Валерий Русик. Если Вы видели его в последнее время, пожалуйста, позвоните по этому телефону *********** или обратитесь по адресу ул. Карла-Юхана 1265.
Пожалуйста, если владеете хоть какой-то информацией о Валерике – сообщите. За предоставленную информацию предлагается вознаграждение!

Я отыскал среди моих старых вещей ручку, надеясь, что она ещё пишет и начал сочинять письмо... Может, мне повезёт, и оно найдёт своего адресата.

Я сложил листок пополам и оставил около себя. Я считал, что сделал всё правильно, так подсказывало моё сердце, точнее то, что от него осталось.
Закрыв глаза, я представил мою Бенте, она бежала навстречу мне и на её лице была широкая улыбка, а глаза блестели. Она казалось ангелом из-за белоснежного платья на ней. Кроха подошла ко мне и, улыбаясь, сказала:

- Я люблю тебя, Валерочка...

- Я тоже тебя люблю, моя девочка. Даже смерть не способна нас разлучить, и мы всегда теперь будем вместе. Ты – мой ангел хранитель, малышка.

Повествование от имени матери Валерия:
Прошло уже несколько месяцев, как я не видела своего сына. Валерий-Дмитрий Русик. Мой мальчик с русыми волосами, красивыми голубыми глазами и искрящейся улыбкой.
Он всегда был трудным ребёнком, не хотел ни с кем дружить, ценил только материальные стороны жизни, часто огрызался и никогда не говорил «люблю». Но я люблю его, он мой ребёнок и это не в силах изменить ничто: ни время, ни расстояние, ни ссоры.
Я не знаю, как мы с мужем до сих пор не сошли с ума: в нашем доме была вечеринка, с тех пор Валеру никто не видел.
Он любил шумные вечеринки, веселиться, пить и покорять сердца девушек. Но в этот раз он исчез, так ничего и не сказав. Просто растаял, как воздух. Не видно, не слышно – ни намёка на то, что он был.
Мне кажется, что я схожу с ума, сердце разрывается от боли и материнской тоски по моему дорогому мальчику. Часами запираюсь в его комнате, смотрю фотографии, в который раз окропляя их солёными горячими слезами. Любимое личико улыбается озорной улыбочкой, пронзительные голубые глаза смотрят в самую душу.
Вот детская фотография: я и муж, с Валериком на руках. Ему всего-то пять лет, он весело улыбается в камеру, прищуривая глазки, его волосы оттенка арктической зимы блестят чистым золотом на солнце. Тогда был солнечный тёплый день, мы ходили на пикник с друзьями. Валерка не мог ни с кем подружиться, и всё время был возле нас. Тогда меня это жутко расстраивало, но сейчас я дорожу каждой минутой, проведённой вместе с сыном.

Одна из последних фотографий в альбоме – выпускной лучшей подруги Валеры, Бенте. Хорошая девочка, любит его и страдает наравне со мной. Тут они такие счастливые, можно было бы подумать, что они пара: Валерка нежно обвил руку вокруг её талии, оба улыбаются в камеру, но только в глазах Бенте затаилась грусть. Я знала, что она призналась ему в любви, но мой сын ни что на это не ответил. Так на него похоже... Но он всегда был искренен с ней, только с ней. Она его лучший друг, он никогда никому не давал её в обиду: никому, кроме как самому себе.
Когда Валера только пропал, мы вызвали полицию. Узнав, Бенте прибежала к нам домой и в слезах кинулась ко мне, допрашиваясь, что и как. Мы плакали с ней вместе, обнявшись: две женщины, которые любят одного человека. Общая боль, тоска, любовь и надежда объединяет нас.
И вот, прошло уже столько времени: от Валеры нет не единой вести или даже намёка на то, что он жив. Сердце горестно сжимается от мысли, что мой мальчик больше никогда не улыбнётся мне своей очаровательной улыбкой, не скажет ничего. Я согласилась бы слушать гневные тирады и колкие слова в своей адрес от него, только в обмен на то, чтоб точно знать, что мой сын жив.

Каждый раз, когда открывается входная дверь, я жду, что зайдёт он и скажет «Мам, я дома!» или просто махнёт рукой, идя в свою комнату.
Всхлип. Стук сердца. Ещё всхлип. Закрытые глаза. Неоправданная надежда и слёзы, стекающие ручьями по щекам. Плохое материнское предчувствие, тяжёлое горе. Не жизнь, а сплошная истерика. Глубокая печаль, потухший костёр, где ещё теплится последняя искорка надежды.
Жизнь. Порой мы не ценим моментов, проведённых вместе, не говорим о том, что чувствуем, теряемся в догадках, строим планы на будущее, хотя неизвестно есть ли оно. Жизнь настолько непредсказуема, что может закончиться в любой момент. Но понимаешь её ценность только тогда, когда лишаешься её важного компонента. Тогда ты плачешь и молишься, начинаешь ценить каждое воспоминание, листаешь фотографии. Один миг – и всё, твоя жизнь рушится на подобии карточного домика, на который повеял сквозняк.

Вот как и сейчас: я не проводила с сыном много времени, попрекала его, не так часто разговаривала с ним и он постепенно отдалялся. Это видели все, я это чувствовала, но не хотела понимать. Сейчас я отдала бы всё, лишь бы сказать ему, как люблю его, узнать, что он жив и счастлив, поцеловать его в макушку и увидеть его кривоватую ухмылку, которая так согрела бы моё материнское сердце.
Вот уже несколько дней Бенте не появлялась в нашем доме. Она стала моей дочерью, я всегда любила её, а она отвечала этим мне. Мы очень сблизились в последнее время, она приходила ко мне каждый день после учёбы, рассказывая обо всём на свете, плача вместе со мной и моим супругом. Она всегда была желанным гостем в нашей семье, сейчас же она стала её важной неотъемлемой частью.
Полиция прекратила поиски сына, но мы не сдавались: мы с мужем искали связи, крупицы информации кто последним видел Валерку, Бенте искала его по всем местам города и их общих знакомых, клеила объявления.
Но её не было уже довольно давно, дома она так же не появлялась. Родители уж было начали паниковать, как и я. Но тёплая искорка в сердце подсказывала мне, что, возможно, она сейчас где-то с моим сыном и они в скором времени войдут в дом.
Но уже несколько дней меня мучили сомнения и необъяснимая тревога. Печаль стала неотъемной частью нашего дома, но сейчас было нечто другое...
Открыв почтовый ящик, оттуда выпало письмо в чёрном конверте. Там не было написано адреса отправителя и нашего.
Я аккуратно вскрыла его и вскрикнула, достав само письмо. Оно было написано на листке-объявлении, похожим на те, которые клеила Бенте, а почерк был Валерки. Я узнаю его из множества почерков. Пусть он и не такой ровный, как обычно – но точно его.

«Мама,
Сейчас меня уже наверняка нет в живых, как и Бенте... Мне трудно писать об этом, ведь именно я лишил её жизни, руководимый собственными желаниями, но именно её жертва дала понять мне, что такое жизнь...
Я исчез из дома, не буду говорить куда и зачем, иначе ты не получишь этой последней от меня вести.
Жизнь часто принимает неожиданные обороты, но моя была посредственным действием уже долгое время: я запирался на все замки ото всех, не пуская в своё сердце никого, думая только о себе и удовлетворении собственных желаний.
Мама, я убивал, и много людей, ради себя, ради того, чтобы выжить... Ты можешь осуждать меня за это, но только не плачь. Я не стою твоих слёз, не стою ничьих.
Долгое время я жил сам для себя, но разве это жизнь? Это жалкое существование. У меня было всё, но не было ничего. Я получал многие удовольствия от жизни, не думая о ком-то кроме себя, шёл по трупам к собственному наслаждению.
Очутившись в замкнутом помещении наподобие животного, я продолжил такое же существование, не задумывшись ни о чём, пока не пришла Бенте и не отдала свою жизнь мне, за какой-то поцелуй. Именно в тот момент я стал понимать, как важна в жизни любовь. От осознания столь очевидных вещей, я впервые в жизни искренне заплакал.
Жизнь имеет значение лишь тогда, когда тебя любят, когда любишь ты. Нужно строить своё счастье, не руша чужое. Довольствоваться своей жизнью, не постигая на другую без разрешения. Ценить всё, что у тебя есть, а не думать о «после».
Сейчас, умирая, я всё понимаю и осознаю, сколько всего я в своей жизни совершил и, главное, для чего. Пусто, нет ответа. Я не ценил того, что у меня было. Брезговал любовью и всеми моральными аспектами жизни, кроме как удовлетворения собственных желаний.
Я знаю, что ты любишь меня. Отец любит меня. Бенте любила меня. Я знал это всегда, но не хотел понимать, не видел причины, потому что был чёрств и испорчен. Шёл на поводу у всего, кроме истины.
Раз получив от человека, который стал моим судьёй, мешок с холодным оружием и надписью на нём, я последовал его команде. Не слушал вас всех, но послушал его. Надпись гласила:
«Жажда помогает нам выпустить свою истинную суть. Не сопротивляйся - ты уже проиграл»
Я слепо следовал ей всё время, шёл, руководимый собственной пагубной жаждой. Именно этим я и проиграл свою жизнь, решив, что мои желания выше чей-то жизни, выше всего. Я не боролся за жизнь, я боролся за жалкое существование, чем и убил в себе сначала личность, а потом уже и себя самого.
Сейчас я это понял и определённо решил: я умру. Это не вопрос, не план действий, а пункт назначения. Сейчас ты плачешь, мамочка, а я не могу вытереть слёзы с твоих щёк, вселить радость в твои печальные глаза, сказать, что со мной всё хорошо и мы будем всегда вместе. Возможно, что мы увидимся на другом свете, я обниму тебя, и мы будем все рядом. Я очень надеюсь встретить Бенте и попросить у неё прощение за всё, а сейчас я прошу его у тебя.
Мама, прости меня за все колкости, за все мои глупости, игнорирование твоих наставлений, прости за слёзы и гор... Спасибо огромное за искреннюю любовь и надежду. За веру в меня.
Вы с папой всегда верили в меня, что я стану человеком. И пускай я стал им только сейчас, когда Смерть дышит мне в затылок, но я всё-таки им стал. Я очень люблю вас и всегда любил.
Цените друг друга и молитесь за мою душу. Донесите мою историю до таких же испорченных детей, каким был я. Никогда не поздно исправиться. Лучше поздно, чем никогда.
Жизнь нужно прожить так, чтобы тебя вспоминали, любили. Говорить о своих чувствах любимым людям, делать то, что принесёт радость им и тебе. Стремиться к лучшему, строить по кирпичикам своё счастье и никогда не сдаваться. Не прятать всё в себе, ведь неизвестно, что случится в следующий момент. Не тратить свою жизнь попусту, на собственное наслаждение. Пока есть люди, которые помнят и любят тебя – жив и ты.
Помните меня любящим сыном, а не тем, кем я был в последнее время...
Люблю вас,
Ваш сын Валера»

Повествование от третьего лица:
Мать и отец были убиты горем, нависшим над их семьёй, как и семья Бенте. Это объединило их семьи, они вместе пытались пережить трагедию, случившуюся с их детьми. Они не знали деталей, но они им и не нужны – горькие слёзы затопили всё, даже рассудок. Горе убило в них радость. Осталось лишь одно – вера. Вера в то, что жизни их детей не ушли напрасно, что на этом уроке поучатся многие. Любовь меняет всё, она живёт в каждом сердце, ей только стоит проснуться. Лучше поздно, чем вовсе никогда.

А где-то в городе всё так же орудует жестокий маньяк, также известный, как Хозяин, ища новую игрушку, нового потерянного человека, который не знает цены жизни, не видит грани между ней и существованием, не хочет знать любви и надежды на будущее.
Никогда не знаешь, что произойдёт с тобой в следующий момент: остерегайся, иначе может быть поздно и ты лишишься своей жизни, как когда-то и Валера – он по собственной воле был «нечто» и до того, как стал забирать человеческие жизни, но он исправился, понял себя, пусть и в самом конце своего пути. Он познал жизнь только после смерти Бенте, когда она принесла себя в жертву, для его же спасения, любовь вела её. Её жертва не была напрасной. Наше же дело изъять из этого всё, что можем и взять себе их наставление: не зли судьбу и цени жизнь, людей, которые любят тебя, и держись подле них, ибо именно с ними ты живёшь, а не существуешь – это и есть истина.

Мой серебряный коготь скользит по канве твоей кожи,
Точно жало смычка по скрипично натянутым нервам.
В эту ночь я приду на твоё одинокое ложе
И я буду последним, хотя предпочёл бы быть первым.

Твоё тело усохло и щедро припудрено пылью,
В волосах и груди поселилась морозная стужа.
Ты одна, точно перст, о тебе все давно позабыли -
Никому не нужна и тебе никто больше не нужен.

Твоя жизнь - как увядший цветок, я сорву его резко,
И ты, вскрикнув беззвучно, падёшь на шипы моей воли.
Госпожа, я прошу Вас, садитесь в глубокое кресло
И не надо дрожать, как облезлый испуганный кролик.

Ты всего лишь старуха, когда-то пленявшая души,
Но сейчас твоя кожа увяла и пальцы распухли.
На обвисшей груди - хоровод послюнявленных мушек,
И трясутся вокруг головы пожелтевшие букли.

Только я, вечно юный, верну тебе юность укусом,
Превращу белый саван в твоё подвенечное платье.
Я порву нить бессмысленных лет, как дешёвые бусы,
И ты мирно уснёшь в моих нежных железных объятьях.

В эту ночь я Ваш верный слуга, mia bella signora,
И я жду Вас, считая шаги в затенённом алькове.
Я украшу твоё декольте безупречным узором
Из рубиновых капель твоей остывающей крови...