Строфа 5

Я с рождения знаю вину,
я пропахла позором, в меня
камни кидали прохожие,
метя в слепого отца.
Так я взрастила гордость,
что нельзя опускать глаза
ни пред собакой, ни
перед солдатом судейским.
Я плюю в ваши жалкие речи
полицейские,
отрекаясь от того небосвода,
под коим дорога стелется
из бревен, торчащих из глаз.
Я плюю в вас, высокомерные,
такие честные, чистые,
люди, что ставят гражданство
превыше долга любви.
Мне не надо другой судьбы!
я в себе не примечу иного –
выхода из положения.
Я вышла из вашей игры.
Ликуйте!
Театр теряет прибыль,
когда вы с антракта в такси
уезжаете к ****ям с Октябы.
Театр теряет вас,
и пьеса не может далее
продолжаться.
И я плюю на заготовленный текст,
на роль свою и на богов.
Я говорю лишь то,
что думаю,
чем прекрасна –
была моя мать несчастная.
Мы с отцом закопали бедняжку
под Храмом Звука, в пустыне.
И Понтус мой говорил:
Бегите из Сумбура срочно,
вас толпа лошадями затопчет.
Отвечаю, –
Иди же с нами.
Эдип уже стар, нам помощь
не помешает, милый
поэт. Но он отказался,
как теперь отказалась Исмена
хоронить Полиника убитого
в братоубийственной бойне.
Я скиталась с отцом по дюнам,
по лесам, облакам и скалам.
Я делила вину на двоих,
воспитав в себе гордость большую.
Моё сердце стучать научилось –
барабанным воплем истории.
Я знаю, что время сильнее,
значит, придется стать старше,
чтоб новое время родилось.
И вот, в середине пьесы,
солдаты Креонта меня
ведут умирать. Это значит –
всё было не зря.
Нет уже ни отца, ни братьев,
ни солнца, лишь только Луна
освещает мои сжатые зубы
и треснувшее мрамором платье.
Это не меня ведут к смерти.
Это я иду к ней
как равная.
Когда взорвутся все страны –
я восстану из черных углей –
как царица пепла,
как гордость
великой
любви.