Война и мир. Эпилог гл. Э-1-6а

Э -1-5

Последним событьем в семействе Ростовых,
В известной уже поредевшей семье,
Давно уж влюблённых и к свадьбе готовых:
Наташа и Пьер сочетались в бытье.

Пьер как бы своим поредевшим богатством,
Влил свежие средства в семейный бюджет,
Где прежним своим разорённым хозяйством,
Граф так управлял с десяток уж лет.

Расстройство в хозяйстве на грань разоренья
Уже обрекло всю Ростовых семью,
Семейство — в долгах, и его положенье,
Уже попадает «на бедность статью».

Попытки наладить такое хозяйство
Имели печальный исхода итог,
Граф от постоянного в том беспокойства,
От тяжких болезней, в конце концов, слёг.

Но свадьба Наташи на малое время
Его оживила на прежний настрой,
Обеды и ужины словно как бремя
Не дали возможность занять прежний строй.

Он снова затих, когда Пьер и Наташа,
Уехали жить в петербургский свой дом,
Но после веселий в средствах стала «каша»,
И всё это вновь отразилось на нём.

Он вновь заболел, уже лёжа в постели,
Он понял, что все утешенья врачей,
Ему лишь надежду какую-то пели,
На самом-то деде всё было сложней.

Жена две недели дежурила в кресле,
Давала лекарства в кругу докторов,
И он каждый раз «от любовной к ней мести»,
Её целовал, даже встать был готов.

Рыдая, просил у жены он прощенья,
За все разоренья нажитых богатств,
Однако поправить его положенье,
Не только здоровье — им не было средств.

Ушёл он из жизни в наёмной квартире,
С уходом его вся распалась семья,
Им не удало;сь залатать в средствах дыры,
Долги словно память о нём сохраня.

На следу(ю)щий день толпа многих знакомых
Явилась последний отдать ему долг,
С большим состраданьем к семейству влекомых,
Утрате придать весь общественный толк.

Все эти друзья как бы с чувством упрёка,
Держа сей упрёк в себе словно самом,
Без всякого чуждого слова намёка
И как с оправданьем вещали о нём:

— Таких людей нынче уже и не встретишь,
Прекраснейший был наш Илья человек,
Он всем угождал, не умея перечить,
Достойно прожил он счастливый свой век.

Но сын, Николай, был в то время в Париже,
Когда он, узнавши о смерти отца,
Он, как кавалер, находясь во престиже,
Решил, его служба достигла конца.

Он тотчас же подал бумаги в отставку,
И в спешном порядке вернулся домой,
Долгов было столько, что на их поправку,
Он вновь должен с жизнью вступать как бы в бой.

Друзья и родные давали советы:
Ему объявить от наследства отказ,
Но он — весь в престиже отверг все наветы,
И в память отца взял долги, как наказ.

Креди;торы, будучи связаны с графом,
Могучим влияньем его доброты,
К взысканию по;дали даже со штрафом,
Как долго терпевшие графа долги.

Безжалостно словно как хищная стая,
Проснувшись от спячки голодных зверей,
Кредиторы все, ни во что не вникая,
Условия дали — «закрытых дверей».

Сначала долги погасить, а — кредиты
Все вновь получать только после долгов,
Долги и кредиты, они как бы слиты,
И требуют умных в финансах голов.

Им сделан был ряд неудавшихся сделок,
За полцены продан их дом с молотка,
Его этот шаг оказался столь мелок,
Долгов половина осталась пока.

Но выручил Пьер, предложив тридцать тысяч,
Ему погасить лишь бы денежный долг,
Но, чтобы оставшийся долг ему «высечь»,
На службу он вновь поступил, зная толк.

Ему служить в армии выгодней было,
Открылась вакансия в ней — комполка,
Но мать лишь оставшимся сыном и жила,
Не мог он оставить семейство пока.

Взяв место в Москве лишь по статской в ней части,
И сняв им любимый гусара мундир,
Квартиру он снял, чтоб смягчить все несчастья,
Жить с матерью вместе, пока тесен мир.

Наташа и Пьер уже жили в столице,
И не; могли знать положение дел,
На эту зарплату не мог веселиться,
Вся тысяча двести — их скудный удел.

Троих содержать на такую зарплату,
Ещё же ему за квартиру платить,
Катиться от жизни их прежней к закату,
Он должен маман своей всё объяснить.

Она, как графиня, привыкла жить прежде,
Ни в чём не нуждаясь и не замечать,
И, кроме того, и — в великой надежде,
Именья должны будут им возвращать.

Ростов, уважая больную мамашу,
Старался — не знала б она, что бедны,
Ему помогала в том Сонечка даже,
Они пожинали итоги вины.

Виновника, графа, семьи разорения,
На Соне отныне держался весь быт,
Она, вся вникая во всё положение,
Старалась во всём, чтобы дом был умыт.

Читала ей книги, терпела капризы,
Она, как прислуга, вершила уход,
Обидные часто летели репризы,
Своё недовольство внося в обиход.

Поскольку они теперь жили все вместе,
Хотя Соня скрывать продолжала любовь,
Но мать продолжала «политику мести»,
В попытке у Сони смешать с сыном кровь.

Вдвойне Николаю уже было трудно,
В душе сохранились потуги любви,
Он чувствовал это всем сердцем подспудно,
В нём что-то бурлило, но — всё позади.

За Сонин уход весь, за мамой-графиней,
Ей был благодарен он, как мамин сын,
Ответ у графини, как свежий тот иней,
Считала, у Сони такой должен быть «чин».

Он был в неоплатном долгу перед Соней,
Он был восхищён её службой в семье,
Присущей и преданной в этой ей долей,
И с полным понятьем в семейной беде.

В душе упрекал её эту покорность,
В ней было всё то, за что ценят людей,
Его тормозила душевная твёрдость,
Что мужем не должен быть в будущем ей.

Он словно поймал её в собственном слове,
В письме, где давала свободу ему,
Считал — потому и не должен быть боле,
К ней ближе, вступая с собою в борьбу.

Держал себя с ней будто всё уж забыто…
И не до любви было в данный момент;
Дорога к богатству была им открыта,
А это — столь важный уже сантимент.

Его положенье ещё стало хуже,
Жить лишь на зарплату явилось мечтой,
Он вновь оказался в той самой же луже,
Наполненной тою же самой водой.

Откладывать деньги всё не удавалось,
Потребности мамы всё время росли,
Болезнь, доктора — вместе всё как связалось,
И по мелочам росли снова долги.

Но мысль о женитьбе его на богатой,
Хотя и противна, но — верный в том шаг,
С той памятной встречи давно в нём зачатой,
Однако, как выход — хороший зигзаг.

Ещё один выход был из положения,
Поскольку маман безнадёжно больна,
Ждать неотвратимого с нами свершения:
Уход всех их жизни, в чём мать не вольна.

Развязаны станут семейные узы,
И Соня готовая будет жена,
Как Берг с Верой жить им в «счастливой их лузе»,
И наслаждаться любовью сполна.

Однако та мысль его не посещала,
И стала б кощунством с его стороны,
Богатство, семейная ценность пропала,
Хотя даже нет его в этом вины.

Он и не желал, не питал в том надежды,
Безропотно переносил он беду,
Общенье, что было оно в нём и прежде,
Как бы избегал и жил не на виду.

Любую он помощь считал оскорбленьем,
Как и за попытку унизить его,
Смирившись с тем бедственным в нём положеньем,
Не мог, но желал бы уйти от него.

В свободное время общался он с мамой,
Раскладкой к гаданию всё тех же карт,
И с силою воли довольно упрямой,
Не делал попытки встать к жизни на старт.

Бродил он по залу, дымил беспрерывно,
И трубку держа постоянно во рту,
Хотя настроение было надрывно,
Он, как в отступлении видел беду.