Процедурный гербарий

Меня резали в процедурной
на мускулы и расстройства,
заглядывали под кожу,
искали, в чем я виноват –
врачи и медбратья в погонах.
Когда доставали сердце,
я смотрел на него, – Ну, что ты?
кого ещё успело ты позабыть?
Сердце не отвечало.
Звёзды могильными камнями
освещали Булонский лес.
Меня накачали
первоклассной химией. Я – в растворе,
я уже не различаю в разговоре
русскую речь. Сохрани, чтобы сжечь,
и исчезни, как остальные
в тенях приамурской тайги.
Я делаю шаг и падаю.
По стенкам ползу, по кафелю,
хихикаю про себя –
заслужил, ты подлец, ты падла.
И тут в разрезе жёлтых стен
показался зверь.
Он набросился на меня!
Оторвал ухо и выкалил глаз,
и прыгнул в окно, поломав решетку.
За ним никто не гнался, дело в том,
что его вообще ни один не видел
живой человек в больнице,
хотя насчёт
факта существования последних
я, конечно, погорячился.
Я вскипал, превращаясь в пепел,
выходил покурить-подышать
о брошенном любовнике и сантиментах,
о мертвых поэтах и сериалах,
о жизни, которую
так и не успел прожить.
И микстура дочернего края
ободряла меня морозом.
Я разбил стекло и куском
порезал вены! прижигая язык.
Интересно было, что потечёт:
поэзия или кровь,
те, кого я не полюбил,
или те, кого ещё предстоит.
На снегу выводился стих:
"Багряные ночи дурдома
Полынья и рассвет в окне
Как так вышло, что моё слово
Превратилось в бред" –
я действительно это написал
в январе 21-го.
Когда вышел,
взял ручку и добавил в конце
(этого политекста):
"наверное" –
и хер знает, к чему это было.
Декабрь занёс свой меч.
А мне было побоку,
я стоял с плакатом:
"Не трогайте русскую речь!"
а после меня ломало,
или ломали менты
кости и зубы. Я думал, странно,
что вы не врачи.
Из вас бы получились хорошие клирики!
И в карманах предательски обнаружилась
полпачки Лирики без рецепта.
И звёзды сталкивались как шарики,
как неумелые сталкеры
около подъезда К.В.
В Бердске, я думаю,
всё по-старому:
Никак
Ничего
Нигде –
и тут ночь провела по артерии сонной
своим проклятым ланцетом.
Из процедурки в операционную.
Из сумасшедшего –
в поэты.