Война и мир. гл. 3-1-12б

3-1-12б

Опять отступали, всё дальше и дальше,
До Триссы, от Триссы — до русских границ,
Духовная жизнь им не делалась слаще,
Она постепенно всё падала ниц.

Бывали сраженья мало;го масштаба,
Чтоб как-то сдержать наступленье врага,
Они подтверждались приказом из штаба,
Но, чтобы самим нам не лезть на рога.

Одно из таких и случилось в июле,
Уже шёл по миру двенадцатый год,
И лето его — всё дожди и лишь бури,
Всем армиям тем затрудняли поход.

Гусарские два Павлоградских отряда,
В числе их — Ростова один батальон,
Стояли бива;ком средь этого ада,
Где ржаное поле — сплошной был бульон.

Погода старалась, сколь было в ней мочи,
Явить сплошным морем обычный пейзаж,
Дождь лил из ведра всей течения ночи,
Как будто бы делая полю массаж.

Ростов с Ильиным, молодым офицером,
Спасаясь, сидели вдвоём в шалаше,
Ростов был последнему как бы примером,
Таким, как Денисов ему был раньше;.

Внезапно в палатку ворвался и всадник,
Как ездивший в штаб, офицер их полка,
Различных рассказов слыл он, как рассадник,
На время, вновь спрятавшись, здесь от дождя.

— Гуляет по штабу Раевского подвиг, —
Он начал про этот же подвиг рассказ,
Ильин, тот и уши развесил, как школьник,
Такое услышать пришлось в первый раз.

— Салтановским названо это сражение,
Для нас Фермопилами пахло оно,
Как то, что в истории есть, как ЯВЛЕНИЕ,
Достойное славы, хоть было давно.

Сей подвиг свершился на этой плотине,
Раевский — наш доблестный в том генерал,
(Условно назвать, как дрейфующей льдине),
Плотину — так он Фермопилами звал.

Под шквальный огонь он на эту плотину,
Своих вывел сам он двоих сыновей,
И он с ними рядом, являя картину,
В атаку повёл по ней массу людей.

Ростов сомневался в правдивости сказа,
Тот собственный опыт мелькал перед ним,
Когда на мосту, под прицелом француза,
Он вместе со всеми, толпою гоним;

Никто и не думал о родственных связях,
Кому кто приходится в этой толпе,
Любому из них чувство страха, боязни,
Довлело над ним, не о той же молве.

И кто там мог видеть отца или сына,
Лишь те, как с десяток всего человек,
Не глядя на рядом бегущего чина,
С одной только мыслью, продолжить свой век.

На всех тех, штурмующих эту плотину,
И даже тех знающих сей сантимент,
Им не было дела ни к папе, ни к сыну,
Им только всем выжить бы в этот момент.

Никто и думал поднятием духа
Смертельный сей подвиг в крови утопить;
Рассказ тот гулял по полку, как для слуха,
Чтоб дух боевой наш в полку возродить.

— Нет мочи сидеть здесь и мокнуть в палатке, —
Промолвил Ильин на весь этот рассказ,
Пора просушить нам бы где-то монатки,
Найти бы приют не мешало б сейчас.

Пойду поищу, дождик кажется реже, —
Он вышёл, за ним и ушёл офицер,
Но грязь и вода были в поле всё те же,
Но здесь и принять никаких нельзя мер.

Сияющий, мокрый вернулся он вскоре:
— Вот тут, шагов двести, нашлась и корчма,
Пойдё;м Ростов, пе;реплывём это море,
Удача мне кажется нас уж нашла.

В корчме уже наши нашли себе место,
И в ней и жена вместе с доктором там,
А докторшу видеть им всем было лестно,
Хорошенькой с виду считалась мадам.

Он, доктор женился, как будучи в Польше,
И ездил с ней вместе по весям войны,
И не было шуток в полку этом больше,
По ревности, как к обладателю чудной жены.

Накинув свой плащ, и он, кликнув Лаврушку,
Пошли они вместе в корчму по грязи,
Ах, как бы им всем — да сухую подушку,
И высохнуть им от дождливой слезы.