Война и мир. гл. 4-3-5 и 6

4-3-5

— Эй, борода, веди к французам, —
Команду дал проводнику:
— Я с ними связан будто в узел,
Но завтра узел развяжу.

Вся тройка следом за вожатым,
За мужиком-проводником,
В том интересом все объяты,
Тащились вслед за ним, гуськом.

Он вёл всех на опушку леса,
С которой открывался вид,
Заветного их интереса,
Как опытный таёжный гид.

Дав знак им всем остановиться,
И выйдя сам на изволок,
Решил он в этом убедиться,
Что выбран нужный уголок.

И подойдя к большому дубу,
Он остальных позвал к себе,
Французы все видны отсюда,
Готовые к своей судьбе.

За лесом — яровое поле,
Спускалось вниз полубугром,
А справа с незавидной долей,
Стоял у деревушки дом».

Не боле, чем в двухстах саженях,
От дуба виден весь их стан,
Весь транспорт словно «на ступенях»,
Чужому взору был отдан.

Заполонил он всю деревню,
И полон ими барский дом,
Их много, как в лесу деревьев,
Обоз раскинулся кругом.

По всей дороге к той деревне,
Сквозь неустойчивый туман,
Видны, слышны французов бредни,
И в беспорядке караван.

— Веди ко мне сюда мальчишку,
С ним попытаюсь я узнать,
Что за войска их там, «в отрыжку»
Нам будут про;тивостоя;ть.

Но были тщетны все попытки,
Мальца он просто напугал,
Тот ощущал себя, как в пытке,
Лишь то, что видел, то и знал.

В осмотр включился юный Петя,
Ряды пополнив партизан,
Он словно жил на новом свете,
Он партизаном был создан.

— Придёт ли Долохов, не знаю,
Придётся брать нам их самим, —
Сказал он, всё обозревая,
Денисов был неутомим.

— Болотами пошлём пехоту,
Они должны проникнуть в сад,
А вы и все казачьи роты,
Из леса — как бы из засад.

А я с гусарами — отсюда,
Где с вами мы сейчас стоим,
Таким обедом на три блюда,
Французов мы и угостим.

Пока атаку обсуждали,
Внизу, в лощине, у пруда,
(Они, конечно же, не ждали,
Не понято, в кого, куда);

Разда;лись выстрелы внезапно,
И крик из сотен голосов,
Им стало очень неприятно,
Подумали — открыт их кров.

Весь шум не партизан касался,
Болотом там бежал мужик;
— Так это Тихон наш спасался,
Видать забрёл мужик в тупик.

А, может, я и обознался,
И это вовсе был не он,
Ах, эта шельма — оказался…
Видать попался, где в заслон.

Но он вдруг бултыхнулся в речку,
И от погони, как исчез,
И выплывши, он так беспечно
Бежал от них в ближайший лес.

— Ах, бестия, — вскричал Денисов:
— А что он делал до сих пор?
— Видать «ему не дали визы»,
Всем нам как будто бы в укор.

Щербатый Тихон слыл из самых,
Одним из нужных всех людей,
Разведчиком был Тихон славным,
Не оказалось тех дверей;

Которые пред ним закрыты,
И их взломать бы он не мог,
Иль тайны глубоко зарыты,
Он в деле был природный бог.

Денисов будучи в Покровском,
Нашёл случайно мужика,
Кто отзывался слишком остро,
И мародёрам мял бока.

В беседе похвалил за доблесть,
Призвал вновь к верности царю,
Заметив в нём какой-то проблеск,
Когда случалось быть в бою.

Щербатый понял, где он может,
Служить отечеству в бою,
Его давно уж совесть гложет,
Что он в борьбе — как на краю.

Примкнул он там же к партизанам,
Вписался с честью он в отряд,
Чувствителен к любым он «ранам»,
Работ побочных делал ряд.

Костров раскладка, и снабженье
Отряда пищей и водой,
Способность также и уменье
Приказ в нём выполнить любой.

Ночами шёл он на охоту,
Одежду, ружья приносил,
Когда была им в том забота,
И языка он приводил.

Он оказался лучшим в деле,
Чем в исполненье всех работ,
И, наконец, добился цели,
Вникая в новый вид забот:

Шеф брал его с собой в разъезды,
В отряде нынче он — казак,
Он приносил там больше пользы,
По части хитрости, отваг.

Ходьбе он отдавал почтенье,
И ездить не любил верхом,
Как рядом пёс без промедленья
Бежал, любил ходить пешком.

Ему оружием привычным
Служили пика и топор,
Последним он владел отлично,
Он с ним выделывал «фурор».

Владел им словно волк зубами,
Настолько точный был удар,
И взяв за обух он руками,
Освоил плотника весь дар.

Мог выстрогать им даже ложки,
Как ножиком он им владел,
Любые колышки, иль «ножки»,
Любую вещь — так между дел.

Силач, здоров, высок мужчина,
В отряде был — незаменим,
Тяжёлых дел вся половина
Всегда бывала лишь за ним.

Поднять повозку ли из грязи,
Тащить ли лошадь из болот,
Любая тяжесть иль ока;зия,
Лишь Тихон в этом был оплот.

Он слыл неутомимым в деле,
Он мог шагать десятки вёрст,
«Всё видел в узкие он щели»,
Он в партизаны как бы врос.

Он — автор многих нападений,
Побил французов больше всех,
Чреда им общих восхищений
Порою вызывала смех.

Он ранен был легко однажды,
Лечился водкой лишь одной,
Наружно, внутренно, раз каждый,
Ни разу не входил в запой.

Он слыл предметом общих шуток.
И сам шутил он над собой,
О нём рассказав, полных «уток»,
«Не зарастали и травой».

Гордился он казака чином,
И потому взять языка,
Поручено по той причине,
Он приведёт наверняка.

4-3-6

На месте, тут же, с есаулом
Шеф обсудил на завтра бой,
И повернув коня, аллюром
Все поскакали на постой.

Почти у самой он землянки,
Чутьём оглядывая лес:
Шагал знакомой всем осанкой,
Сам Тихон, но один, и — без.

Большими лёгкими шагами,
В казанской шляпе и в лаптях,
Она с отвисшими полями,
По виду он — на радостях.

Счастливым выглядел пред шефом,
Стоял он молча перед ним,
Отделался словесным штрафом,
Зато стал богом он храним.

— Ну, где же пропадал, охотник,
И где добычу растерял?
Явился мне, как беспризорник,
Так языка-то что не взял?

— Да, было взял его сначала,
Потом подумал — отпустил,
Не тот, кто нужен нам для «бала»,
Он просто пешкой у них был.

Дай, думаю, возьму другого,
Залёг, пытаясь я в кустах,
Видать заснул чуть-чуть, немного,
Светает, вижу — на глазах.

А тут один проходит мимо,
Так я его в мгновенье сгрёб,
Крикливым выдался на диво,
Орёт ну прямо, как взахлёб.

Их было четверо с ним рядом,
Мне шпагами, ну — угрожать,
Я с топором на них с размахом,
Они, с испугу — отступать.

— Мы, то-то, все с горы видали,
Как задавал ты стрекача,
Болото всё стоптал ногами,
Быстрей коня в опор скача.

— Улучив оторопь французов,
Спасался бегством я от них,
Зачем такая мне обуза,
Коль я в их стан уже проник?

Не всё и не всегда бывает
Во всём удача на войне,
Ума бывает, не хватает,
И осторожности — вдвойне.

— Но ты свершил всё дело глупо:
Зачем того ты отпустил?
И сам мог оказаться трупом…
— Вот потому бежал галопом,
И изо всех возможных сил.

Одной рукой чесать стал спину,
Другой — водил по голове,
Вину с себя улыбкой скинув,
Он проиграл в своей борьбе.

Смешным представ пред командиром,
Он вызвал общий дружный смех,
Но, чтоб спасти и честь мундира,
Он поддержал весь тон потех.

— Да, он какой-то весь несправный,
Одежда бедная на нём,
Да грубиян к тому ж — исправный:
— И никуда мы не пойдём;

Мне в плен сдаваться просто стыдно,
Я всё же анаральский сын,
К тому же даже и обидно,
Я мало знаю — нет причин.

Здесь наших много, все — плохие,
Названий множество чинов,
Но все настолько мы слабы;е,
Чтоб драться — никаких нет слов.

Коль налетите вы внезапно,
Уже никто не устоит,
Всё заберёте вы подавно,
Никто ни чем не дорожит.

— Вот я те всыплю сотню розог,
Чтоб знал валять как дурака;
Уж на язык ты больно ходок…
— Да что серчать-то вам здесь зря;

Что ж, не видал ли я французов,
Я сколько хочешь приведу,
Чтоб избежать мне здесь конфуза,
Любого в чине я найду.

— Ну ладно, едем, мне всё ясно,
Пора обсохнуть, отдохнуть,
Теряем время здесь напрасно,
Нам завтра рано снова в путь.

Поплёлся Тихон вслед за всеми,
Казачий Петя слышал смех,
Но интерес к подобной теме,
Их привлекал всегда и всех.

Обрывки слышал разговора,
Как бросил сапоги в кусты,
И Петя понял очень скоро,
Что разговоры все пусты.

Прикончил он того француза,
Не дал забрать себя тот в плен,
А сапоги ведь — не обуза,
«Жизнь в сапоги пошла в обмен».

Почувствовав себя неловко,
На барабанщика взглянул,
На сердце стало вдруг так колко,
Но он с себя ту мысль стряхнул.

Какой ни есть — враг оказался,
Зачем пошёл на нас войной,
Но коли в плен уж ты попался,
То всё равно — нам не родной.

Отбросив жалостные мысли,
Приняв серьёзный снова вид,
Они его все время грызли,
Себе воздав от смеха щит;

Решил спросить у есаула,
Какой и как начнётся бой,
Атака всех чтоб захлестнула,
И с партизанского разгула,
Весь обезвредить этот рой.

Тем самым он явил желание
Достойным партизаном стать,
Сие подобное в том звание
Себе для чести навязать.

Но, наконец, прибы;л посланник:
От Долохова был курьер,
Желанным оказался странник,
Для всех принятья полных мер.