Корчма покойников

фрагмент из Der Hundebaron

Корчма покойников
Когда Лиха с Дугой и другими рептилоидами прятались от обстрела в помещениях музея под монументом, ему раненому и немного контуженному, приснился странный сон. В местном городе встреченная цыганка предупреждала, что в лунную ночь лучше не бывать в Саур-могиле: на горе, стратегической высоте, много разных людей погибло. Их души в полнолуние пробуждаются и встречаются в склепе. Мы, мол, цыгане гуляем с ветром по Дикой степи и по всему миру с незапамятных времён и знаем всё. Врёшь, думаю: на мне серебряный крест и никакие мертвецы его одолеть не смогут.
Неизвестно, говорит, кто к тебе во сне придёт: немецкий Ганс, русский Иван, запорожский или донецкий Апанас или сама Артиноя. Курган был насыпан царице амазонок. Похоронена царица-воительница Артиноя с мечом и луком со стрелами. Всё у неё было: власть, земли, слава. Только любви к мужчине она не изведала.
А может во сне явиться тот, в честь кого курган назван – Саур.
Если приснятся Иван, Ганс или Апанас – будешь с ними пьянствовать и былые сражения вспоминать. Артиноя ищет воина, которого она полюбит. Ты, мол, парень видный, и если полюбит, то подарит царица всё, что захочешь.
Но приснился нам с Дугой один и тот же пёс. И не один пёс, много разных собак. Это был не склеп, не музей, а бар – не бар, трактир – не трактир, а какое-то питейное заведение, всё заполненное собаками. Посредине за длинным столом стоял пустой трон, на котором были вырезаны из дерева собачьи головы, а на спинке трона написано: Saurshaugr, а пониже – Шарик. Одни собаки ходили на задних лапах, другие лакали какое-то пойло из мисок на столах или пили из стаканов за барной стойкой. Третьи собачились или уже пьяные лежали у стенки и грызли кости. Струхнул немного: не кафе, а пьяная псарня какая-то. Кто-то одним когтем что-то бацает на пианино, кто-то играет на балалайке, кто-то воет или подвывает – весело, по-нашему, по-народному.
О, говорят, новенький! Чего налить? Ты чего испугался – ты наш, садись. Ждём нашего собачьего господина. Приказано всем наливать и всех угощать – чем нас больше, тем ему приятнее, чем пьянее и дурнее – тем ему симпатичнее.
Протягиваю руку, чтобы взять стакан, а у меня не рука, а собачья лапа. Но как-то взял стакан с кровью, другой лапой когтями зацепил кусок поданного на закуску сырого мозга профессора Преображенского: так было написано в меню.
Потом Дуга вошёл – значит, позже меня заснул. У него морда была бородатая собачья, но я его узнал. Приветливо встретил метрдотель – помесь ризеншнауцера с кавказской овчаркой, на красно-чёрного кремлёвского терьера похож, и усадил за стол у стены: здесь профессора и другие умные псы войны хлебают и придумывают пропагандистские кровавые помои. Эти столы как ложи в театре – лучше Саура на троне видно и ему вас удобнее представлять. А за длинным столом наивное собачье мясо войны сидит.
А почему, спрашиваю, на троне Шарик написано – мы же в Саур-могиле сидим?