Вдоль зарослей камыша
Но, выходя, — и вот первый вдох, в центре которого ты неожиданно замираешь — этот холодный воздух, эссенция поздней осени... И вот, выходя, оставишь себя в покое для безмолвной сестры, для рыжей лисы в глуши полурождённого дня, так и не взошедшего (никогда ему не взойти). Поневоле проглянет уставший червонец солнца — в потемневшей сырой листве, не в небе; здесь нет ни восхода, ни заката, и вечносерое небо висит монохромным высоким тентом (тем лучше для моего спокойствия — дыхание чувствуется как никогда открытым, взгляд прозрачен, и предметы становятся ценны, словно хорошо пропитаны своим цветом в ожидании дождя).
Прошелестит увядающий клён. Земля отпустит пепел остывшего костра к ветру. — (Вчера вечером мы сожгли неизвестный былинный корабль, выброшенный на берег; доски его бортов трещали и свистели от кипящей соли, испуская белёсый пар, и с наступлением темноты я заснул от обволакивающего тепла, столь непривычно уютного, как будто я наконец обрёл свой дом рядом с этим румяным пламенем.)
Беспечально плачет сизое влажное небо, как если бы оно действительно было способно к слезам, — едва ли не угас его некогда плотный миф, ныне же он — очаг давно покинутого дома, который, точно голая пещера, обжит тусклыми тенями призраков, прежде живых и жизнетворных, с душой и кровью, с пением в голосе (но в омут зыбких времён гулко канула давняя жизнь их тел, подвиги и мистерии дописьменной эры).
Внутри осени я каким-то чудом — хотя все резервы, казалось, измождены, все яркие качества выжженны, — нахожу и исследую крохотный пурпурно-багряный уголёк, пока ещё горячий. Это чудесная, заново новая вещь из детства, как будто бархатная, похожая на игрушку; неожиданная, пока ещё не распознанная штука; неподотчётная ясность и явная клиника; молоко и цветные креветки внутреннего кинематографа. — В кристаллической тишине я спускаюсь с рыжего холма к исчерна-синей реке, брожу вдоль зарослей камыша. Я вижу клин улетающих птиц: очень, очень высоко.
12 ноября, 2023 год.
Свидетельство о публикации №123111208393