Блудливая, а молится наивными глазами

Блудливая, а молится наивными глазами,
В огранке алой рты зрачков глядят на свет,
Ползёт по стенам следом за лучами,
Преследует невинности потерянный билет.

Невмоготу как только, схватится за крест,
Сама себя распнёт три раза, милости прося,
А хорошо когда - приятен телу шест
Из взглядов, языков горящих, губы закуся

В иной же миг в усладе шепчет лоном
Пред зеркалами яркими, целует их ничто
И вдруг ожог опять, да эхо в стиле моно.
За кем гналась? Кого желала? Да и сама же кто?

С глазниц сбежит хрусталь на несколько осколков,
Утешат руки тёплые, не видно только, чьи.
Чуть ниже живота пройдётся остротой иголки
Автопортрет извилистый, как горные ручьи.

То стрелы, то свеча ей в дар от преданного духа,
А что и лучше, к чёрту сие знать.
Так вымощена по граниту оплеуха,
Аж багровеет шёлк души, как демонов казна.

И украшают розами, чтоб мило взору было,
Как поэтично корчится та гарпия в степях.
А волос лунный ластится к надежде, но без силы
И путается вновь в своих то страхах, то в ветвях.

Создатель, если видишь её преступленье
И стыдно вдруг тебе, но этот стыд весь ей
Подарен ядовитыми букетами в обношенном затмении,
Прости её... Хоть за меня или до дна допей.

Чего ты хочешь, Господи? В ответе тишина.
Себя спроси не просьбами, а будешь ли честна...

К какому ж алтарю нести без пользы эту жертву,
Когда сама алтарь со множеством икон?
Когда сама как прах распущена по ветру
И растворившись в голосах из прошлого, летает как в словарях жаргон?

Как зло теней и желчных тех метафор,
А тошнота как друг, без стука к ней за стол
Между отчаянием и счастьем медиатор
Садится как влитая, как к церкви колокол...

И вновь и вновь звенит с торжественным размахом,
Оглушена вся флора тут и там.
А отдых верно ждёт заместо платьев узких широкою рубахой
И обнимает морем совести наперекор словам.

А за спиной ржавеет диск и пахнет скверно,
Будто металл засох на ранах от избытка
Событий многорукости эпохи постмодерна,
Который выжег на лице на память пустоты открытку.