Химеры рождаются...

За что мы любим Париж? Те счастливчики, которые бывали в нем — за мгновения прикосновения к его духу и святыням (да полноте, есть ли они в Париже), пусть и тщетную попытку проникнуться его сущностью, сквозящей во взглядах случайных прохожих, размытых каплями дождя по Елисейским полям и острову Сите. Те, кто не были — за тайную надежду когда-нибудь побывать и насладиться притягательной атмосферой загадочной Франции, такой близкой, а на самом деле такой далекой, выдуманной для нас русскими писателями предыдущих и нынешних поколений:

И пусть Вам приснятся осады Бастилий,
«И стены гостиниц, где вы не гостили».

К слову сказать, история русской литературы не знает практически ни одного писателя или поэта, не отдавшего частицу своего сердца этому городу. Хрестоматийные строки Маяковского из книжки «Прочти и катай в Париж и Китай» 1929 года к нашему с Вами, уважаемый читатель, Парижу, о котором вероятнее всего мы мечтаем, добавят немного (слишком все гротескно и упрощенно):

Опускаемся в Париже
Осмотреть Париж поближе.
Пошли сюда,
пошли туда —
везде одни французы.
Часть населения худа,
а часть другая —
с пузом.

Гениальный Маяковский, следуя идее социального заказа, безусловно, упростил Париж до пресловутого деления на толстых и тонких, хотя ранее в 1925 он рекомендовал ввернуть в целях наружной рекламы лампочки в глаза химерам Нотр-Дама:

А если
и лампочки
вставить в глаза
химерам
в углах собора,
тогда —
никто не уйдет назад:
подряд —
битковые сборы.

Попробуем разобраться беспристрастно: в каком смысле лампочки, ввернутые фантазией Маяковского, помогли бы химерам не только лучше увидеть Париж, но и различить внизу, на грешной земле, нас — маленьких, копошащихся, как муравьи.
Как же и где рождались химеры? О чем они думают?
Одно из первых описаний химеры оставил Гомер в 175-180 строках шестой песни «Илиады» в переводе Гнедича:

Юноше Беллерофонту убить заповедал Химеру
Лютую, коей порода была от богов, не от смертных:
Лев головою, задом дракон и коза серединой,
Страшно дыхала она пожирающим пламенем бурным.
Грозную он поразил, чудесами богов ободренный.      

Однако о том, какую опасность, а главное для кого представляла Химера великий Гомер так и не упомянул, предоставляя читателю самому выполнить незатейливое осмысление опасности, исходящей от этих фантастических и много думающих существ.   
Под влиянием каких же тайных знаков в голову знаменитому французскому архитектору Виолле ле Дюку пришла счастливая идея сформировать оригинальный состав химер и рассадить их (без какого-либо, на первый взгляд функционального назначения, скажем, в качестве гаргульев или гаргулий) придав роль архитектурного декора вдоль верхней галереи при реставрации собора Нотр-Дам в XIX веке?
Некоторые считали Химеру повелительницей неблагоприятных ветров, дескать и пусть успокаивает их на самой верхотуре храма. Другие — источником повышенной опасности, а, главное, — насылательницей заблуждений. Возможно в этих заблуждениях и была скрыта опасность? Мне кажется Константин Бальмонт сумел взглянуть на задумчивых химер с другой стороны, частично объяснив причину их возникновения и популярности:            
 
Святых легко смешаешь, а уродство
Всегда фигурно, личность в нем видна,
В чем явное пороков превосходство.
Но общность между ними есть одна:
Как крючья вопросительного знака,
У всех химер изогнута спина.

Если задаться вопросом о давности визуализации образов химер, то историки, без сомнения отошлют нас к византийской и древнерусской традициям, побуждавшим украшать храмы, а также вырисовывать заглавные буквы рукописных книг изображениями фантастических зверей и птиц начиная с XII века. Возможно, что знаток русской культуры архитектор Виолле ле Дюк и черпал свое вдохновение в древнерусских орнаментах и резных украшениях соборов?
Чем же привлекает нас пристальный взгляд русской химеры?