Честь и нечисть
Смеются бездари из ада.
Лежат убитые таланты.
Из праха, в свете звездопада,
Встают ожившие атланты.
С небес срываются болиды,
Врезаясь в мраморные плечи.
Вдыхают дым кариатиды,
Вздымают груди человечьи.
Прослушай время дважды, трижды,
Ни звука ухо не услышит.
Давно все люди неподвижны,
А мрамор дышит, мрамор дышит...
Глубоко под землей Сатана
Возлежит возле жаркой геенны.
Отражаясь в бокале вина,
Строит козни для целой Вселенной.
А Хранитель летит над страной,
Взгляд тревожный по миру блуждает,
Сто веков воевал с Сатаной,
Раз за разом его побеждая.
Будет новый невидимый бой.
Будет новая страшная битва.
Вновь проклятья звучат под землей.
Вновь доносится сверху молитва.
Идем мы к смерти ватными ногами.
В строю нетрезвом четких линий нет.
Качаем в такт ветвистыми рогами.
- Ну, здравствуй, смерть.
- Привет, друзья, привет.
Небеса, как сирень, листья желто-багряны,
В серебре лунный диск, вереница мгновений.
Жить вам тысячи лет, современные страны,
Если Бог оградит от невзгод-потрясений.
Я парю над лесами, которых не стало.
Голос времени сух, голос сердца участлив.
Десять жизней назад – это много и мало.
Я лечу сквозь века, и печален, и счастлив.
Я лечу в ожиданье заветного знанья
В стае жаждущих птиц, скорбь земную нашедших,
На немыслимых крыльях больного сознанья
По бескрайним пространствам событий прошедших.
Дальше, вглубь, в старину, в допотопные годы,
Чтобы в прошлом увидеть грядущие виды
(Бог, прости этот мир и помилуй народы.
Хватит с бедных землян и одной Атлантиды):
Великаны не знают о скорой развязке,
И драконы беспечно о чем-то болтают,
Две луны в небесах умирающей сказки…
Но видения тают… видения тают…
Зрелище силищи
В центре ристалища -
Злобные рылища
В форме седалища.
Брагой насытившись,
Чавкая хлопьями,
Смотрят, набычившись,
Тыкают копьями.
Страшными мордами
Радуют публику -
Рыцари гордые,
Ужас республики.
Скромно Высочество,
В качестве зрителя,
Вся в одиночестве,
Ждёт победителя...
В углах морщинистые рожи -
Ночная вычурная жуть.
Ползёт змеёй мороз по коже,
За ним сквозняк - свечу задуть.
Дрожат, мелькают занавески.
Стучит фрамугою окно.
Художник-призрак пишет фрески,
Роняя кровь на полотно.
То стон, то скрип, то песнопенья.
Мерцают красные глаза.
Скользят во мраке привиденья,
Собой скрывая образа.
Летит по кругу власяница,
Танцуют зомби неглиже... -
Вот так' сегодня мне не спится,
Допился видимо уже.
Не сумел я - увы,
Но старался, поверьте.
Я писал о любви -
Получалось о смерти.
Я смотрел в ноябре
На кровавые грозди
И писал о добре -
Получалось о злости.
Я смотрел, как в руках
Тают снежные хлопья,
И писал о словах -
Получалось о воплях.
А потом я устал
Подпевать королеве.
Я про милость писал -
Получилось о гневе.
Не сумел я - увы...
Мысль в дремучий войдёт
Лес,
И в цветы превратится
Мох,
В ваших душах умрёт
Бес,
В ваших душах родится
Бог.
Я зову вас с собой
В путь -
Полететь за тревогой
Вслед.
За нелёгкой судьбой
Суть.
За тернистой дорогой
Свет...
Над лесами, полями несутся незримо
Сотни голых владелиц метёлок и ступ.
На Поклонной горе мрачный хохот кикимор.
На Поклонной горе звуки праздничных труб.
Здесь разносят бокалы степенные белки.
Здесь на страже болотный седеющий дух.
Здесь сегодня на го'д заключаются сделки,
И всю ночь молодых производят в старух.
Здесь на жертвенном камне кровавые клочья,
И жрецы-вурдалаки сжимают палаш.
Этой чёрной, безлунной, Вальпургьевой ночью
На поляне лысеющей ша'баш - шаба'ш.
Лишь минута до третьего крика осталась -
Здесь рождаются в муках и зло, и добро.
Превращая заклятьем гармонию в хаос,
Ведьмы с воем швыряют с горы серебро
И уносятся ввысь, растворяясь в тумане,
С планом новых идей, охмелев от вина,
И живут: кто - как ложь, кто - как страсть, кто - в стакане...
На Поклонной горе целый год тишина.
Выключатель, пощёлкав контактами,
Ухмыляясь пластмассовой клавишей,
Насладился отсутствием света,
С укоризной взглянув на свечу.
Но, склонясь над потёртыми картами,
Трое, странного вида, товарищей,
Прокричав Люциферу обеты,
На полу расстелили парчу.
Три фигуры, промолвив заклятие,
Погрузились в нечистое игрище.
Дух явился, упав на колени,
Красных глаз заблестели огни.
Разнеслись по эфиру проклятия,
Расползлись по оврагам страшилища,
В пляс пустились рогатые тени,
Заскрипели столетние пни.
Помолившись над чёрною книгою,
Приказав тёмным силам построиться,
Зарычав - как голодные тигры,
Трое начали дерзкий парад.
Поначалу, задетый интригою,
Бог смотрел с интересом на троицу,
Но - когда затянулись их игры,
Он спровадил зарвавшихся в ад.
Устало шагал он. Глаза-незабудки
Смотрели без трепета ввысь.
-- Откуда ты, путник? Присядь на минутку,
Тревогой своей поделись.
Что ж смотришь так грустно, не просишь напиться,
Печальный романтик с сумой?
Не верим, что нечем тебе поделиться.
Ах, чёрт! Извини! Ты ж немой.
Последнюю фразу улыбкой он встретил
И дальше побрёл, в никуда...
Что был он, что не' был - никто не заметил.
Никто не узнал в нём Христа.
Слыша нудный скрип,
Встав на чей-то прах,
Вижу - мрачный тип
Движется в кустах.
Чёрный, жуткий бред -
Меж могильных плит
Мрачный силуэт
В воздухе скользит.
Мой блуждает взгляд.
Тень скрывает ствол.
Пальцами зажат
Из осины кол.
Я к сомненьям глух.
Движет Бог рукой.
Я спасаю дух.
Я дарю покой.
Со скрипом отъехала дверца,
Открыв мне запретные дали.
Предательски ёкнуло сердце,
И руки, как лист, задрожали.
Я вышел под полной луною
Вдохнуть межмогильной прохлады.
Для мёртвых нет лучшей награды,
Чем этой ночною порою
Из гроба восстать и покинуть
Мрак склепа, хотя б на мгновенье,
Свой страх подавить и отринуть,
Поверив в своё воскресенье...
Но, что это? Кто там вприпрыжку
Несётся без глаз и без кожи?
Мертвец! Как боюсь я их, Боже!
Скорей! Под дубовую крышку!
Огромное тёмное здание,
И я, насторожен как пёс,
Сижу в полутьме изваянием -
Могучий гранитный колосс.
Ночь пала на голову гордую,
Покоюсь как дремлющий мавр,
Как монстр с человеческой "мордою" -
Бесстрашный, всесильный кентавр.
Не склонный к нелепой картинности,
Сложил я по-ангельски wings.
Под этой личиной невинности
Пока не разбуженный сфинкс.
И если, с преступной потребностью,
Проникнет сюда супостат,
Смертельной покроется бледностью,
Наткнувшись на огненный взгляд.
Отбросит пусть мысли напрасные,
Я занял свой пост на крыльце,
Как Сцилла с Харибдой ужасные
В одном непреклонном лице.
Люди в чистом поле,
Под дождём, без крыши,
Горевали всуе
И смотрели вдаль.
Им не надо воли.
Просят люди свыше,
Крышу - хоть какую -
Чтоб ушла печаль.
Но пришли другие
(Посильней, повыше),
Приземлили лодки
С крышами темниц.
Злые и большие
Гнали всех под крыши,
В спину, за решётки,
На колени, ниц.
Люди в тёмных клетках
Снова просят свыше
Хоть немного воли
(Славься неба мощь).
Все в клеймах, да метках
Проклинают крыши.
Им бы в чисто поле,
Головой под дождь.
Горы, снежные вершины,
А поодаль, там, где лес,
В центре меленькой лощины
Встал на страже юный бес.
Сквозь лощину тропка вьется.
Путь кустарником зажат.
На болоте выпь смеется.
В небе во'роны кружат.
Зоркий глаз красивой птицы
Ищет пищу в дебрях чащ.
Путник едет на ослице,
Весь закутан в красный плащ.
Ночь крылами мир объемлет.
Тает сказочный закат.
Горы спят, долина дремлет.
Бес не спит, в аду не спят.
Бес, у входа в ад кромешный,
Слышит тихий мерный звук –
Шаг животного неспешный –
Мягкий, дробный перестук –
Случай просто небывалый:
(Бес молчит, глаза горят)
Едет путник запоздалый
Мимо страшных адских врат.
Бес молчит, сияют очи –
Смотрит сквозь зеленый щит.
Свет скользит по краю ночи –
Символ святости блестит.
Бес в смятении трепещет –
Кто сияет меж стволов? –
Кто звездой во мраке блещет? -
Кто внушает страх без слов?..
Всё. Проехал. Время мчится.
Скрыл ослицу поворот.
Выпь смеется. Кружит птица.
Рдеет сказочный восход…
Средь гор великая гора –
Седая твердь,
А в ней сокрытая нора.
У входа смерть –
На страже огненный дракон.
В пещере клад.
Под ним без гроба погребен
Злодей-пират.
Висит серебряный сундук
Во тьме, в тиши,
Но каждый вечер слышен стук
И глас души:
«Молю, возьми к себе, Господь,
Спаси меня,
Прости бесчувственную плоть.
Виновен я».
Душа в грехе слепа от слез,
И дух смущен,
Но он (пусть славится Христос)
Давно прощен.
«Лети дракон к себе домой.
Завален вход.
Не плачь, душа, иди за Мной
В немой поход».
Кому покаяться пора,
Спешите в храм.
Безмолвно молится гора
Седым ветрам.
Безмолвно молятся кусты
Седой луне.
Молись, мой друг, молись и ты,
Пора и мне.
Сгинь клад – серебряный сундук,
Во тьме, в тиши.
Важнее кладов, милый друг,
Покой души.
В башне высокой задумчивый старец
Смотрит на звезды и видит судьбу.
Горько бормочет он (поднятый палец
Чертит бессильные знаки-табу).
В знаки не веря, он знает наверно:
Виды грядущего сбудутся в срок.
Сердцу провидца ужасно и скверно –
Давит на сердце увиденный рок.
Виды грядущего сном – вереницей
Быстро проносятся в остром уме,
Кажутся бредом, смешной небылицей,
Черным животным, живущим во тьме:
В жалком пристанище, грязном и жутком,
Нищие духом лелеют вражду,
Праздные люди с ленивым рассудком
Златом ворованным множат нужду,
Взгляды завистливых лижут объедки,
Криво смеются надменные рты,
Корчатся листья на высохшей ветке
Странным остатком былой красоты.
Будут и войны, и стонущий ветер.
Станет правителем новый злодей.
Горько провидцу, но знающий светел.
В знаки не веря, он верит в людей.
Капает с крыльев вода.
Ангел задумчив и строг.
Он улетел навсегда.
Он не помог, он не смог.
Там, вдалеке, под дождем,
Дом без защиты небес.
Старые люди, вдвоем,
Смотрят в чернеющий лес.
Доски, на рамы ложась,
Чувствуют сталь молотка.
Жизнь, как стрела, пронеслась.
В вазе четыре цветка.
Ангел дрожащей рукой
Слезы стирает с лица.
Людям пора на покой,
В горнее царство Отца.
Смертен, увы, человек.
Ангел отозван в ночи.
Кончен отпущенный век.
Тухнет огарок свечи.
Нет, он не мог им помочь.
Тихо подкралась беда.
Хмурится черная ночь.
Капает с крыльев вода.
Дьявольский дождь из ведра.
Ангел не вправе сидеть.
Хлопают крылья – пора
К новым рожденным лететь.
Автор огромный сидит за столом,
Снова не может придумать ни строчки,
Тих и задумчив, огромным пером
Ставит на небе блестящие точки.
Посевочных чисел
(Не сын агронома)
Не знал отродясь.
Посеял я бисер
У белого дома
В весеннюю грязь.
Мечта иллюзорна.
Все серо и блёкло.
Обыденный быт.
Дырявые зёрна,
Дырявые стёкла
На фоне копыт.
Капает вода
Долгие года.
Катится река
Долгие века.
Дышит океан
Дольше жизни стран.
Крутится Земля…
Мы с тобой, что тля.
На пути в Дуат
Снег равновесия, истин игра.
Сердце мерцает огнем золотистым.
Сердце наполнено воздухом чистым.
В нём не осталось ни зла, ни добра.
Строгий Анубис (решительный взгляд) –
Мрачный блюститель стены недоверья.
С неба летят невесомые перья –
Вечный порядок богини Маат.
Истина, Истина (сердце в огне),
Где ж ты летала так долго и скрытно?
Зубы Аммита блестят колоритно.
Верный мудрец, хлопочи обо мне…
Вурдалаки предгорий
Собирались на пир.
Оказаться здесь – горе,
Если ты не вампир.
В центре проклятой чащи,
Где руины дворца,
Их владыка пропащий
Восседал у крыльца.
Ночь укрыла вершины,
Но сверкает луна.
Сотня крыльев мышиных
Из-за гор не видна.
Приземлялись все вместе,
От крыльца далеки’,
И в приветственном жесте
Обнажали клыки.
Здесь их, в мрачной «отчизне»,
Страшный ждал ритуал,
И отсутствие жизни
В отраженьи зеркал.
Встал их Дракула Пятый
В исполинский свой рост
И повёл, многоклятый,
На забытый погост.
Жутковатый и гадкий
Вампириный парад:
Упыри шли украдкой
Меж мобильных оград,
Два десятка по трое
Заходили в разлом,
В подземелье сырое
С золоченым столом.
Господин их нетленный
Занял тронную сталь
И смотрел вожделенно
На гранатный хрусталь.
Тост дежурный провоя
Поднял чинно бокал,
В чье-то сердце живое
Опуская кинжал.
Осмотрел всех по кругу
И подумал, жуя:
«Ненавидят друг друга!
Ненавижу и я ».
Сцены дьявольской пьесы:
На алтарь из костей
Принесли вампирессы
Шесть плененных детей.
До утра вурдалаки
Будут длить круговерть
И в подземной клоаке
Позабудут про смерть.
Сила природная,
Зло непокорное,
Вспышки, раскаты
Молнии скачущей.
Желтое, красное,
Серое, черное –
Бледный рисунок
Осени плачущей.
Мысль сумасбродная
С грязью венчается.
Этим богаты
Богом забытые.
Утро ненастное.
Дождь не кончается.
Стертые руны
Лужами скрытые.
Битва веселая,
Струи свинцовые,
Теплятся свечи –
Тусклая линия.
Совесть проснулась,
Щеки пунцовые,
Тлен увяданья
В красках уныния.
Лапа тяжелая
Ливня осеннего
Пала на плечи
Леса дремучего.
Дерзко коснулась
Дерева древнего,
Руша мечтанья
Стража могучего.
Если свистнул из ила
Рак,
Взгляд наткнётся на блеск
Дна.
Эта мнимая сила -
Мрак,
Кратковременный всплеск
Сна.
Слышишь - где-то гиены
Лай?
Между листьев скользит
Гад.
Продырявленной вены
Рай -
Неизбежный транзит
В ад.
Если встал спиной - нет игры вничью.
Ты тогда за мной сам пошёл к ручью.
Там, среди камней, став большой рекой,
В дар земле моей свой вручил покой.
Волн беззвучный вал был совсем не прост:
В рост травы вставал, падал ниже звёзд.
Я - глухой старик, ты - военный рог,
Я не слышал крик, ты молчать не мог,
Я копать не смел, ты врывал кресты,
Я в кустах сидел, ты сжигал кусты,
Я вползал под дым, ты летел в астрал,
Я уснул шестым, ты распятым стал...
Я готов лететь, я устал ползти,
Буду слышать впредь. Боже мой, прости!
Словом стану я гибким - как лоза.
Я узнал Тебя! Я гляжу в глаза!..
Когда-то давно, в позабытые годы,
В огромной, как наша, холодной стране,
Жил седенький маг - повелитель погоды,
Знаток заклинаний и враг Сатане.
Все дни проводил он в заботах о царстве,
Потом разбирался с наследьем былым,
А в ночь размышлял о вражде и коварстве,
О будущей битве с соперником злым...
Но вот наступили последние сроки
Пред яростной схваткой недремлющих сил.
Чертил чародей заклинания строки,
К огню в очаге порошки подносил.
И вырос огромный светящийся воин -
Былинный герой из прекрасного сна,
И двинулся к полю, сказаний достоин,
Туда, где бойца поджидал Сатана.
Сошлись в поединке, сомкнулись в захвате,
Склоняют друг друга к сожжённой траве.
А Дева с Небес молвит: ''Мальчики, хватит!
Пора поразмыслить о новой главе.
Зачем нам итоги бессмысленной ссоры?
Давайте мы сядем за круглым столом,
Обсудим спокойно наветы, укоры,
И к мирному пакту приступим потом.
И как Вам не стыдно - как малые дети!
Ну, ладно волшебник - и ста даже нет!
Но ты, Сатана! Проживаешь на свете,
Пускай и на том, сотни - тысячи лет!..''
Понурился маг, засмущался Нечистый.
Светящийся воин мгновенно исчез.
И мир воцарился - лучистый, искристый...
И скрылась за облаком Дева с Небес!..
Локоть к локтю стои'м,
Завороженно смотрим вперёд -
К нам летит херувим,
Или всё-таки зрение врёт?
Нет - отчётливо ви-
дится свет (в голове образа').
Он застыл визави
И внимательно смотрит в глаза.
Наш душевный покой -
Это солнце (забрезжит к утру),
Тридцать лет за спиной -
Это крылья (дрожат на ветру),
Но не вовремя страх
Обуял - долетел до колен,
Волю сжал в кандалах
И загнал подсознание в плен.
Мы - одна сатана,
Но стои'м, языки проглотив.
Дзынь - порва'лась струна
И забылись - и текст, и мотив.
Вот занятие нам -
Дотянуться, достать до колка
(И мольба к образам).
Глас небесный - живите пока!..
Улетел! На ико-
не слезинка-росинка блестит.
В небесах, высоко',
Дразнит вспышкой уснувший болид...
Херувиму - почёт!
Небесам - голубеть, багроветь!
Чуть подправлен отчёт -
Нам, обнявшись, смеяться-реветь...
Я во сне иногда кричу...
Сон привычный: дурная марь,
Мы со смертью - плечом к плечу -
Уползаем по топи вдаль.
На восходе - дубы-князья.
На закате - вороний гам.
Мы со смертью давно друзья -
Ищем вместе небесный храм.
В трёх деревьях горит сыр-бор,
И набатом звучит там-там.
Мы со смертью найдём собор
И поселимся - вместе - там.
На походку смотрю часов.
Ночь за ночью искать готов.
Открывается сна засов
Пробуждением в семь потов.
А пото'м нас везут к врачу -
Чтобы скальпель забыть, зашить.
Мы со смертью - плечом к плечу -
И в трясине продолжим жить...
Бледный всадник... огонь... печать...
Искры... сполохи... мир иной...
Кто-то главный велел молчать...
Ду'ши спрятались... ни одной...
Слышал я - будто смерть-палач
Любит взмахом тушить свечу.
Мы со смертью в обнимку, вскачь...
Я во сне иногда кричу...
---------------------
Я не верю в кромешный мрак.
Смерть - наверное - только дверь.
В мир другой (верю - будет так)
Мы войдём (друг, ты тоже - верь)...
Голем
Воссоздавая, между прочим,
Всё, что разрушил в жизни прошлой,
Я идеальным стал рабочим,
Уборкой занятый калошной -
Конюшни чистил и загоны,
Каналы, ямы, рвы и баки,
И чтил небесные законы
С усердьем преданной собаки.
Рождённый светом для восстанья,
Я вышел в люди - для смиренья.
Ни дня - без должного старанья,
Ни ночи скорой - без терпенья...
Но срок настал. Печальный голем
Последний раз "идёт на сцену"-
Я слёзы лью, убитый горем,
И с губ кривых сдуваю пену.
Дрожит ненужная натура
И опадает, осыпаясь...
Над прахом новая "скульптура"
Бормочет злобно - просыпаясь...
Демоны, страшные, чёрные, грязные,
Вьются над домом, царапают крышу.
Речи, пустые, ненужные, праздные,
Стали нелепей, тревожнее, тише.
Небо нахмурило брови свинцовые.
Сохло бельё - малодушно промокло.
Стру'и несутся к земле - образцовые.
Рыла - зловещие - тычутся в стёкла.
Я, заколдованный силой нечистою,
Связанный руной, написанной кровью,
Слышу, как теплится: ''Выстою! Выстою!..'',
В толстых намёках на долю коровью.
Нет в этом сне - хоть чуть-чуть справедливости,
Есть безысходность - вот так мне и надо.
В долгий мираж сериальной слезливости
Резко влетает реалий торнадо.
Ходят по кухне нетрезвые женщины,
В спальне замолкли жестокие дети,
Страх с безразличьем - тоскою повенчаны -
Манят - на выбор - кто в клети, кто в сети...
Точка последняя стрелками пройдена -
Новая жизнь, расползаются тучи,
В вольном полёте ожившая родина
Выше крестов и терновых колючек.
Вам не понять, наблюдающим издали -
Мерзкий кошмар улетел без возврата.
То, что казалось разбитыми избами,
Стало чертогом в одежде богатой.
Модно слыть умным, пристойным, начитанным,
Нежно любить изувеченных злобой,
Хлебом встречать сирых, желчью пропитанных,
Близким, родимым - быть верным до гроба...
Резкий толчок. Яркий свет. Пробуждение.
Вынырнул в жизнь из кошмаров с мечтами.
Праздник у солнца - опять День рождения.
Мир на пороге - с шампанским, с цветами...
Вставало Солнце в полный рост над синим шаром -
Над затуманенною росною Землёй,
А ты летел к звезде восторженным Икаром
И, ярко вспыхнув, ''падал'' ''мёртвою петлёй''.
К тебе бежали сотни барышень в корсетах -
Смотреть на чудо возрожденья из золы,
А ты сидел, живой, в слепящем круге света -
Печальный Будда, бич завистливой хулы.
Твердели раны, отрастали брови, косы,
Стихала скучная народная буза,
А ты спешил давать ответы на вопросы,
Прикрыв бездонные ослепшие глаза.
Протуберанцами закашлялось Светило,
От репутации запятнанной сбежав,
А ты, расправив крылья, встал - огня хватило -
И вновь взлетел - как прежде свеж и моложав.
Садилось Солнце на скамейку горизонта -
Улыбку прятал в бороде уставший диск,
А ты скакал по тучам ветреного фронта,
А мы краснели - неспособные на риск...
Мрак и бесы. Пылают костры.
Сковородки шкварчат вожделенно.
Ложки выданы. Вилки остры'.
Будем ''съедены'' мы непременно.
Нас подводят к последней черте,
Мажут маслом, втирают приправы.
Чёрт седой, при совке, кочерге,
Осеняет крестом для забавы.
Душам лестно - участье, уход.
Ни одной - без заботы, вниманья.
Аккуратен рогатый народ,
Терпелив, не лишён обаянья.
По периметру - в масках жнецы
С кузнецами сошлись в пасадобле.
От религии местной - жрецы
Объясняют учение ''шобле''.
Серп по молоту - скрежет зубов.
Молот в серп - красный сполох геенный.
Затухает в сознанье рабов
Луч надежды - последний, скаженный.
Мир подземный ужасен, красив -
Колорит красно-чёрных оттенков.
Мы находим и здесь позитив -
Самобытное счастье застенков.
Возопили. Прибежище мук -
Ад, Аид, Преисподняя, Пекло.
Солнце здешнее вышло за ''круг'',
Без того уже', дробного спектра.
Не помогут - ни фатум, ни Бог.
Чёрным жиром - грехи по посуде.
Ду'ши вправе увидеть итог,
Только прав никогда тут не будет.
Что искали всю смерть, весь ''обед'' -
Мы в хвостатом нашли интенданте.
Пишет повесть про тот ещё Свет
Возвращенец-педант, лирик Данте.
Жизнь одна, но десятки смертей.
Суть одна, но десятки понятий.
На хорей перешёл Прометей.
Зевс, как прежде, избрал амфибрахий.
Данте - слушатель старых богов.
Им в чистилище тоже не сладко.
Много строф, много строк, много слов
В чёрно-красной потёртой тетрадке.
По мечтам, вожделениям - приз,
По делам, по поступкам - награда
На расплаве торжественных риз.
За грехи наши - всякий каприз.
Так и надо нам, Бог, так и надо........
На изумрудном, строгом, старом, прочном троне,
За скромным, письменным, гранатовым столом,
Сияя святостью и собственным челом,
Сидит Господь-Отец в серебряной короне.
Седьмого Неба-Тверди горние трущобы
Давно не радуют взгрустнувшего Творца.
Глядит на шар, а в нём - заблудшая овца,
Расставшись с чёртом, шепчет ласково: ''Ещё бы...'';
А в нём - нечистые в глубоком подземелье
Плетут из сплетен, пересудов, подоплёк
Тенеты лжи, готовя новый рагнарёк,
Потея в пекле от безумного веселья;
А в нём - солдаты в современных крепких касках
Кричат, хватаясь за грудки': ''Где мой жетон?..'',
И мажордомы, проявляя моветон,
Встречают стражей площадных в чулочных масках.
А вот, в похожем на Нагиева ведущем,
Господь узнал, узрел заклятого дружка.
Большие козни строит гад изподтишка.
Рефрен: ''Не бу'дет (здесь) ноги' его в грядущем!..''
Господь печален - гибнет мир согласно планам.
Не красоте спасать людей, а чистоте.
Нашёлся гвоздь, торчавший много лет в кресте.
Вернулась тяжба о сукне к своим баранам.
Земля вращается, летит. Задумчив космос -
Зажмурил кротко миллиарды ярких глаз.
Цари смеются, проповедуя маразм,
Чинушам ска'редным расчёсывая космы.
''Мир, где любовь твоя? Ответь глухарь-тетеря.''
''Любовь везде!'' - у мира тонкий полный слух.
За горем - счастье, в злобе - нежность, в теле - дух.
''Что делать мне?!.'' - трубит Господь. Отец растерян...........
Я наблюдал вчера, как падают звёзды -
Я видел искры, опадавшие с неба.
Я знал, что план последний Господом роздан
Нам, заблудившимся в тоске, на потребу.
Летели медленно хвостатые сферы
Из рук раскрывшихся уснувшего Бога
Мечтами светлыми потерянной веры,
Которой в душах так осталось немного.
И залетали искры в сумрак музейный,
И на гравюрах хорохорились лики,
И становился на стене ствол ружейный
Удобной вазой, нарезной, для гвоздики.
Осознавали люди бед скоротечность
И не могли терпеть безверие дольше,
А просто звёзды тихо падали в вечность,
Но зажигалось их всё больше и больше.....................
5 в. до н. э.
''Земля и небо совершенны, оттого безразличны к человеку''
Китайская мудрость
Над градом седым пограничья
Витает полуденный жар.
У ящера грация птичья.
Умолк восхищённый базар.
Купцы, в раболепном поклоне,
Забыли про шёлк и парчу.
Сын Неба на красном драконе
Летит над окраиной Чу.
(И это пройдёт,
Взлетевший падёт.)
Набатом в момент приземленья
На выдохе грозное - ван.
Исполнили лётные звенья
Судьбой нарисованный план.
Правитель, сквозь площадь, вдоль зданий,
Минуя ограды, валы,
Торопится к месту прощаний
В разросшийся сад мушмулы.
(И это пройдёт,
Взлетевший падёт.)
Подходит к почившему кротко,
Стоит' с непокрытой главой
И смотрит на ''маску'' погодка,
На шрамы под бровью кривой.
Не радостный акт - погребенье.
Печаль старика велика.
Свой трон покидает Забвенье,
Восходит Почёт на Века.
(И это пройдёт,
Взлетевший падёт.)
Князь И* напомажен, накрашен,
Лежит в ограждении сцен
Баталий былых, стройных башен,
Просторов провинции Цзэн.
Оружье, свезённое утром
Со всех арсеналов окрест,
Картины, домашняя утварь,
Вчера умерщвлённый оркестр,
Десятки рядов колокольных,
Тела домочадцев и слуг,
И золото надписей вольных,
Слетевших с фушэновых* губ.
(И это пройдёт,
Взлетевший падёт.)
Друг, верный и преданный хоу,
Пустился в обитель Богов.
Уходит взволнованный Чжоу,
Взлетает под сень облаков.
Внизу: пышным за'мком гробница -
Пурпурный воздушный чертог,
Навеки уснувшие лица -
Великой эпохи итог.
(И это пройдёт,
Взлетевший падёт.)
Бог су'дьбы мелками рисует,
Водой обновляя тетрадь.
Истёрлась династия всуе,
И сколько сотрётся опять.
У дня - злоба есть и потреба,
У сна - бочка есть и петля.
Летим в совершенное небо.
Встречает спиною земля.
Всё тленно в миру, преходяще,
И только слепая луна
Живёт, как всегда, в настоящем,
Летая над дебрями сна.
(И это пройдёт,
Взлетевший падёт.)
Туман. Хорошо или худо -
Кивает согласно ''болванчик''.
В себя, как и сдержанный Будда,
Глядит приземлившийся мальчик...
-----------
*И - удельный правитель княжества Цзэн
*Фу Шэн - учёный конфуцианской школы тех лет.
Ночь. Кла'дбище. Луну скрывают тучи.
Не видно звёзд. Разбиты фонари.
Нет снега, но и грязи - холод сучий.
Минута - час, сто сорок - до зари.
Стоят окрест недвижные фигуры,
Опёршись - кто о крест, кто о звезду.
Орнамент стонов (сеть колоратуры) -
Взымает мрак с высоких звуков мзду.
Скрипят гробы. Качаются надгробья.
Тлетворный запах вскрывшихся могил.
Живых людей отвратные подобья
Ползут на ''свет'', который им не мил.
Сидят на ветках чёрные каркуньи.
Глаза прикрыв, задумчиво молчат.
Зажглась свеча в руках седой колдуньи:
В пол шага - свет, в сто сорок - смрадный чад.
Старик убогий с лысиной в морщинах
Застыл в кустах, дыханье затая.
Сгорел чудак на косвенных причинах.
Нетрезвый лох. Смешно, но это - я.
Крадусь к калитке. Воля - за оградой.
Но нет - замечен, схвачен упырём.
Зловещий вой раскатистой руладой
Из гло'ток вон - в погоню за царём.
Несут аллеей тёмной в склеп гранитный
Под тень зажжённых лже-паникадил.
Билет на ''Жуть'' сжимаю безлимитный -
Удачно как за хлебушком сходил.
Взываю к ведьме. Ведьма неприступна.
Живая плоть страшнее мертвецов.
Дрожу как лист, и эта дрожь преступна
Среди бездумных бравых молодцов.
Но я - лишь смерд, одна из профанаций
Великих дел божественных сынов,
Попавший, после крепких ''медитаций'',
В смертельный плен кладбищенских оков.
Проснусь ли скоро в собственной кровати?
Кошмар никак не кончится пока.
Похмельный сюр - продюсер и создатель
Двух рваных ран левее кадыка.
Трясут меня. Реальность бьёт мигренью.
Не близок путь к фонтану сладких вод.
Пора бросать. Пора домой - к смиренью.
Пора в счастливый високосный год.
Во мне живут и ангелы, и бесы.
Но нет борьбы. То братья, то друзья -
Они актёры выдуманной пьесы
На сцене сказочной за гранью бытия.
Кричит петух. Восходит солнце ярко.
Таков закон - друг другу уступать.
То свет, то тьма. Под ёлкой блеск подарка.
На шее кровь. Не тронута кровать...
Летел над миром конь каурый,
Копытом звёзды высекал,
И правил им поэт понурый,
Сжимал с мадерою бокал.
За ними белая кобыла
Неслась по лунной целине.
Ночное грузное светило
Краснело в мутной пелене.
Бокал пустел. Пегасы ржали.
Поэт выдёргивал перо
И заносил печаль в скрижали.
Влюблённый плачущий Пьеро.
С горящих звёзд слетала вохра.
Луна упёрлась в небо лбом.
Бокал упал. Кобыла сдохла.
Поэт забылся нервным сном.
Спешил. Хотелось непременно
Построить за'мок из стекла.
Но время двигалось степенно.
От смерти к смерти жизнь текла.
Остались в снах ума палаты.
Возникла тихая река.
Растаял в небе конь крылатый,
Унёс к забвенью седока...
Он тихонечко пел на показ темноте,
В безразличный пустой парадиз.
Только призрак любимой, в воздушной фате,
Улыбаясь, смотрел из кулис,
Только ангелы, белые крылья сложив,
Умилялись гармонией нот,
И почти не дышал (то ли мёртв, то ли жив)
Разомлевший от музыки кот.
Он тихонечко пел. Отзывался рояль
Еле-еле - ночной рецитал
Воспалённого сердца. Дрожала вуаль -
Призрак милой блаженно мерцал.
Тлели в памяти быстрых софитов лучи,
Пробегали по рампе часы,
Трепетали, разнежившись, перья в ночи',
Шевелились капризно усы.
Но случилось не то, что желалось уму,
В чём полезность, расчётливость, толк.
Первый раз замолчать захотелось ему,
И тогда он навеки умолк.
Он тихонечко пел... Было это давно,
В мире звуков и ''ярких'' теней,
А теперь в старой зале всё время темно,
Только бесы снуют по стене,
Только мышь что-то точит - единственный шум
Под роскошным лепным потолком,
Только призрак Евтерпы летит наобум -
То сквозь сцену стрелой, то в балкон...
Ганг
Всё что будет - сам чёрт нагадал.
В чувство чудо вошло непреложно.
Мы меняли для сна города.
Мы вразнос прожигали года.
Оказалось совсем невозможно -
Убежать от реки навсегда...
На плотах темнокожий народ -
Сохранённое дебрями племя,
Позабытый невзгодами род,
По реке, то назад, то вперёд,
Убаюкав застывшее время,
Проплывает то омут, то брод.
Над рекою оживший туман
Заплетает воздушные косы.
Разомлевший от света шаман,
Улыбаясь, вдыхает дурман,
Насылая алмазные росы
На полоску земли - за лиман.
Век смотреть, как плывут берега,
Как вода под веслом неподвижна.
Алым златом заря дорога'.
Побеждает ночного врага,
Восходящий над долами Кришна,
Упирается небом в рога.
Пышным строем стоят облака,
Разделенья не зная по рангу,
Чистотой украшая века.
Тайна жизни, как мир, велика.
Прах вверяется древнему Гангу,
И становится чище река.
Всё что было - под белым крылом,
Чудеса - на границах наитий.
До того, как ударить веслом -
Отражались в воде целиком.
Опыт - серия грустных открытий.
Круг за кругом - всегда поделом...
Что грело, радело -
Достало, обрыдло,
Забросило в квесты,
В убогий досуг,
В нетрезвое тело,
В эмоции быдла,
В картинные жесты
Изломанных рук.
Холодные взгляды
Чуть тлеющей злобы,
Обрывки усмешек,
Немые плевки -
Попавшись в уклады,
Печальные снобы
Не жалуют пешек
Игрой в поддавки.
Закрылись квартиры,
Задёрнулись шторы,
На скользких порогах
Танцующий страх.
Что снобам до сирых,
Голодных, матёрых?
Клир в сладких тревогах
О новых кострах.
В мерцающем свете
Пустая эстрада -
Защита химерам
От времени Z.
Блуждающий ветер
Безлюдного града
Гоняет по скверам
Обрывки газет.
Бредём босиком
В каше мокрого снега
По красным разводам
От сорванных ног.
Скучаем тайком
По разбитым телегам,
Забытым подводам
За краем дорог.
Мерещатся брызги
Хрустальных осколков
Дары подающих
Рыдающих крыш,
И слышатся визги
Чужих кривотолков
О пользе бредущих,
Нарушивших тишь.
... О, Господи-Боже!
За что же?.. Доколе?..
(В чердачном окошке
Моргает свеча).
Что жизни дороже?..
Что счастия боле?..
(Ночная сторожка
От слов горяча)...
Уходим подальше
От улиц пустынных,
От снобов - извечных
Поборников лжи,
К героям без фальши
Из сказов былинных,
Доро'гой без встречных,
К обрыву во ржи...
Когда не летаю,
Иду по дороге,
Лобзания шлю в облака.
Сбиваются в стаю
Смущённые Боги,
Стреляют огнём в чудака.
Земля своенравна,
На лекциях денных
Ночной прославляет закон.
Потешна, забавна
Тревога Нетленных,
Смотрящих на мир сквозь покон.
И присно, и ныне,
Подобные раю,
Ращу вдоль дорог города.
Иду по пустыне -
Сады расцветают,
Сверкает в колодцах вода.
Мозаика молний,
Холодные струи,
Намеренно грозный раскат,
И возглас невольный,
Слетающий всуе
На мой рукотворный ''закат'',
И выстрелы в бровь
Заказным ураганом,
И спич о нейтральной среде,
Но я, вновь и вновь,
''Возвращаюсь к баранам'' -
Лечить и ходить по воде...
Под иконой твердишь: ''Ду'ши все' хороши!''
Так узри, отложив хоровую псалтырь,
Как жиреет на самых задворках души
Энергичный, настойчивый, жадный упырь.
Отвернувшись от храма, молчишь, поражён -
Первый раз засмотрелся на дно свысока.
Средь цветов полевых островерхий рожон
Метит стрелкой в основы, живые пока.
Червоточина там, червоточинка здесь.
Только зрячему истину видеть дано.
Кто сумеет раскрыться, до чёртиков, весь -
Тот очистится горней слезой ледяной.
Научил. Рассказал. Отрок ринулся в храм.
Ищет свет под иконой, бежит от оков.
Я под сводом парю', прозорлив и упрям -
Наблюдаю за светом из чёрных очков...
...Воительницы с копьями и луками,
Под тёмным сводом сказочной дубравы,
Молчат, таясь, следят за виадуками -
Дорогами эльфийской переправы.
Драконы в облаках играют плазмами.
Огромный тролль ворчит в кустах малины.
Болото, за скалой, смердит миазмами,
Валькирий бесит запахами тины.
Воительницы смотрят в даль туманную.
За до'лами, горами за'мок дивный.
А дальше - вход в пещеру окаянную,
Где демон спит, нечистый и противный.
Волшебный мир в тревожном ожидании.
Жар-птиц не видно. Жёлтый старый полоз
Шипит в траве, предчувствуя заранее
Тьмы пробужденье, зла лихого голос.
Парю над лесом, минимум движения,
Сосредоточен, точен и спокоен.
Я жду начала нового сражения -
Крылатый белый страж, небесный воин.
Но слышу страх, но вижу мрак грядущего,
Взмываю ввысь, бросаюсь вниз, в бессилье,
И чувствую исход, потерю сущего,
Небесной влаги, хлябей изобилье.
Черти лысые, злые, коварные, хитрые волоком
Потащили из рая, застряли, глупцы, во вратах.
Пара ангелов дюжих спустилась из белого облака
На бескрайнее поле, зелёное, в красных цветах.
И случилась потеха, весёлая битва, побоище.
Я летал между светом и тьмой на пинках, тумаках,
Представляя собою для ада и рая позорище
На безбрежном просторе, где стыдно ходить в дураках.
Наблюдали архангелы, сидя на манне зефировой.
Пил нектар семизвёздочный строгий задумчивый Бог.
На соседней трибуне Диавол с настойкой чифировой,
В окружении бесов, взирал на пролог и итог.
А по небу бежали, искрились туманные россыпи,
И стоял где-то там, под ногами, златой Вавилон.
То лукавые в счёте вели, то крылатые особи,
А страдал грешный мяч, угодивший к ''спортсменам'' в полон...
На высоком столбе колесо от телеги - как нимб,
А на нём изувеченный раб, чуть живой, но живой.
Бесконечное, чёрное, звёздное небо над ним
И седая луна над несчастной седой головой.
Тело корчится, стонет, зубами скрипит, но в глазах,
Кроме страсти щемящей, присяжный немеркнущий свет.
Мы встречаем такое на старых святых образах'
И на новых, когда оголтелой предвзятости нет.
Так бывает - разрушен твой город, сгорели сады,
И враги за спиной разрывают твой флаг на платки.
Ты не плачь, не рыдай, не беги от невзгод, от беды,
Даже если твой герб беспредельно утюжат катки.
Знай, что солнце над миром пройдётся, ещё и ещё.
Тучи сгинут, исчезнут. Развеется чёрный туман.
Кто помазан, кто принят, кто взят, кто собою прощён
Доберётся, достроит, добьёт, доведёт до ума.
Оставайся собой. За тобой твой удел, твой народ.
Оставляй боль в себе, но иди, и не пачкай порты',
День за днём, за отрезком отрезок, вперёд и вперёд,
До краёв, до предела, до красной последней черты.
Вот и всё, мой родной, мой потерянный в прериях друг,
Заплутавший в пампасах, в степях не нашедший побед.
Ты прости чудака, что нахально отбился от рук
И остался чинить колесо на высоком столбе...
... Так для кого же я пишу стихи?
Кто те мятущиеся люди в чёрном,
Что совершили горькие грехи
И маются теперь в огне позорном?
Кто те смешные, в шляпках набекрень,
Чей странен вид, забавный, но нелепый,
Что вечно хвалят - и дождливый день,
И зной несносный, и мороз свирепый?
Но может те, что смотрят в небеса,
Считая звёзды, зная все ответы?
Иль те, счастливые, что греют телеса
На лучших обдираловках планеты?
А может - та, одна?.. Часы тихи',
Касанье рук, сердечная отрада,
Прозрачность - с полужеста, с полувзгляда...
Так для кого же я пишу стихи?...........
Оборотень
Вместо созвездий - над чайной столицей
Лица.
Голые ведьмы летят над Пекином
Клином,
Прячут слова, на которые ску'пы
В ступы.
Их, этих ведьмочек, в старом Китае
Стаи.
Я хотел быть Великой стеной -
Ограждать целый мир от войны и невзгод,
Но не смог примириться с ценой -
Не легко без души превращаться в восход.
В небесах, под землёй - горячо.
Сжался мир до размеров ничтожества лжи.
Мне осталось, зажжённой свечой,
Между тусклых зеркал, создавать миражи.
Знаю - где-то, кирпич к кирпичу,
Кто-то строит себя, возводя до небес,
Видит сверху малышку-свечу
И - других огоньков - переливчатый блеск.
Это новый забрезжил рассвет.
Миражи в зеркалах превращаются в тлен.
Чистота. Разногласия нет
Между волей всеобщей и множеством стен...
Вместо созвездий - над центром Итаки
Знаки.
Строят волшебники, спрятавшись в башни,
Шашни.
Пишут пророки историю вдовью
Кровью.
Ночь над Элладой и ликов великих
Блики.
Я хотел бы Акрополем быть -
Защищать целый мир от невзгод и войны,
Но луна................................. у-ууу-у...
На букет полевой по утру' упадёт роса,
Заблестит на заре миллиардом алмазных брошей.
Томным эхом истают русалочьи голоса,
И повиснет на миг тишина над землёй продрогшей.
И увидится тайна, что вечер во тьме скрывал,
И появится свет, о котором забыли всуе,
И откроется вход в озарённый мечтой портал
За холстом с очагом, что художник всю ночь рисует.
---
Только в мир тот запретный живущим сейчас нельзя.
Кто-то страшный, клыкастый стоит' с палашом на входе,
Проходимцам поверженным вслед кулаком грозя -
Чтобы тише рыдали о новой своей свободе.
---
И на цыпочках счастье пройдётся по кромкам сна.
Оголтелые мысли промчатся весёлым ветром.
Пробежит, с красным шаром, в спортивных трусах, весна,
Поправляя цветастые, в надписях модных, гетры.
---
Я к порталу крадусь. Мне клыкастый твердит: ''Изволь!
Становись на осколки, послушай!'' И слышу вскоре:
''... То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь,
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем........... ''
Смотрит оком киклоповым Ра
На успехи того, кто хитрее.
Там, на севере Гипербореи,
Спит атлантова Чудо-гора.
Прямодушных, бесхитростных жаль.
Грязен матч при сверкающей мине.
Справедливости нет и в помине.
Клио прячет румянец в вуаль.
Длится жизнь, поднимаются ввысь
(За вершиной другая вершина),
Но редеет героев дружина,
Метко бьёт - то беда, то корысть.
Трудно жить без мечты простакам
В их оболганном праведном рае.
Кронос в прятки с Перуном играет -
Что осталось ещё старикам?
Здесь же - мир в разноцветье огней,
Стен невидимых липкие грани,
Наваждение приторной дряни,
Торжество вездесущих теней.
Пробегает по коже мороз.
Голос ласковый лживого змия.
Гоморри'я ползёт, содомия
Под прикрытием вычурных грёз.
Этот мир с напомаженным ртом,
С голубыми, как веки, века'ми,
С мудрецами его, с дураками,
Уходящий и вечный, притом.
Кто расставит все точки над ''i''?
Где грядущего торные тропы?
Тёплой мудрости слов Каллиопы
Ждёт народ у замёрзшей воды,
И народ в разноцветном дыму
Ждёт холодного здравого слова.
Смотрит Ра на заблудших сурово,
Не желая побед никому...
Если берег песчаный по-прежнему бел,
Если чайки сидят на лазурной волне -
Значит чуткий мой ангел вернуться успел,
Не погиб на последней внезапной войне.
Смотрит дол в синеву, чистотой опьянён,
Мир руками объял, стал похожим на крест,
Весь в траве и цветах, стебельками пленён,
Словно в сотнях тычин отдыхающий пест.
Смейся мир над собой, коль уверен и свеж.
Ты так долго живёшь, что не страшен и чёрт.
Справа ватная цепь облаков цвета беж.
Слева розовых мыслей живой натюрморт.
Так резвись в небесах, мой заоблачный друг.
За тобой, как за крепкой кирпичной стеной.
Сколько демонов чёрных летает вокруг
Над моей раскрасневшейся спящей страной.
Подлетайте, враги, мы нальём вам вина.
Что без дела парить, коли страж в облаках?
Чёрный Княже зарвался - не ваша вина.
Превращайтесь скорей в ''разговевшихся'' птах.
Если берег пустынный по-прежнему сед,
Если чаек покоем прельщает вода -
Значит ангел опять ограждает от бед.
Я уверен - так было, так будет всегда...
Иероглифы
Поедем, зазноба, на чёрную речку.
Там белые чайки ныряют в глубины,
На бреге высоком стоят хунвейбины,
Вдыхают туманы, пускают колечки,
Горят вдоль откоса улыбки и свечки.
Поедем, красотка, на красные пляжи.
Там листья трёхпалые тянутся к свету,
От вычурной травли, назад, к пиетету,
Клевреты бегут в разыгравшемся раже.
Что видит немой - то слепой не расскажет.
Поедем, поедем в разверстые дали.
Там гордые воды ползут к океану,
Тончайшие кисти, по звёздному плану,
Выводят четверки в растущей скрижали -
Плывущие в лодках от боли сбежали.
То красным, то чёрным рисуются фразы.
Строка за строкою - судьба на ладони.
Но - как ни корми - приз получат не пони,
Как грани ни гладь - не засветятся стразы,
Как воду ни лей в опустевшие вазы...
Поедем, подруга - устроим проказы.
Поедем, дружочек - пора искупаться.
Не смыть тёплым душем сомненья и страхи.
Летят тройки мыслей - нетрезвые птахи -
Порывом случайным в объятья паяца.
Родная, поедем - устал я бояться...
Смеркалось.
Пора звездопада -
Момент скоротечный.
Я падал и падал
В проём бесконечный.
Я падал, сверкая -
Сгорая от тренья.
Судьба, знать, такая -
Изведать паденье.
Напор громовержца,
Неистовство молний.
Биение сердца.
Глухое безмолвье -
Туманная вата.
Архангел в исподнем.
За трусость расплата -
Огонь преисподней.
Мельканье поступков.
Слова и личины.
Пустоты. Уступки.
Придумки причины.
Размытые лица.
Ушедшие знанья.
Как просто разбиться
О дно мирозданья,
Как просто сорваться
В горячую бездну.
Противиться, братцы,
Видать бесполезно.
Молитвы рефрены -
Кричащие звёзды.
Гранитные стены -
Подтёки, борозды.
Окопы, рокада.
Надежда в конверте.
Я падал и падал
В объятия смерти.
Взрывалась пожаром
Спина от бессилья.
Так вот она - кара!
Но что это?! Крылья!
Размах трёхметровый.
Взмываю орлицей.
Сегодня багровый
Рассвет над столицей.
Кому-то так надо -
Такая потреба.
Пол вечности падал,
И вечность до неба
Осталась...
Он взглядом
Закат превращал в золото,
Он светом из рук
Освещал улицы,
Он бил
По булату ночей
Молотом -
Хотел, чтобы мир перестал хмуриться.
Он краски мешал,
Рисовал сладости,
Он стойких вояк
Превращал в олово,
Смеялся,
Но большей не знал радости,
Чем метить перстом в короля голого.
И листья шептались вокруг нищего,
И псы подворотен плелись около,
И не было в том ничего лишнего -
Ни в грации льва, ни в очах сокола.
Он мял облака,
Он лепил копии
С красавиц-невест,
С храбрецов праведных,
Он плавил мечи,
Он ломал копия,
И знал наперёд - только так правильно.
А люди прикрыли огни ставнями,
Разжились неспешно смолой с перьями,
И вышли глупца забивать ка'мнями,
Согласно со здешними суеверьями...
Ночь готовилась встретить приход лучезарного света.
Томно млел полумрак от того, что кончается лето.
И явились избитые рифмы, уселись за стол,
Миг смотрели затравленно, после уставились в пол.
Зашептали, смурные, о долгой изысканной травле
В Петербурге, Москве, Костроме, Петушках, Ярославле.
Я сбежал от постылых в далёкий нехоженый бор,
И наткнулся внезапно на брошенный древний собор.
Я вошёл в строгий храм под покровом предутренней ночи.
Тёмный образ в углу приоткрыл васильковые очи.
И увиделась пропасть, которой неведом конец.
И зажёгся над ликом сияющий белый венец.
В свете нимба узрел я тебя - златокудрую фею.
Пела лира, звала за собою, подобно Орфею.
В чёрно-жёлтых одеждах, при шпаге, большая оса,
Ты под сводом летала. А я различал голоса.
Мне мерещились демоны - вмиг не изжить паранойю -
Слишком долго они забавлялись с моею страною -
Слишком долго не видел я света в сплошной темноте -
Долго грабили эти, наветами славили те.
Ты летала, а я вспоминал о надеждах убитых
И о судьбах разбитых, сердцах, но о рифмах избитых
Я забыл на часы, и они обустроили быт.
В подсознанье ничто не забыто, никто не забыт.
Храм качался, дрожал. То старухи, то девочки-крохи
Проплывали виденьями, к чёрту взывали солохи,
Выли волки за стенами, с неба летела вода,
Память криком кричала, гудели в ответ провода,
Промелькнула война, пролетели расстрелы и сроки,
Пробежали психушки, прошли запрещённые строки.
И над этим, над всем, златокудрый мой ангел парил -
Выше умных расчётов, подсчётов, вселенских мерил.
Пережили и смерти, и кровь, и измены, и тиф мы.
Пережить бы ещё разговоры про клятые рифмы.
За столом никого, но чернильница снова пуста.
Неспроста этот сон мне привиделся, ох, неспроста...
Нерастраченная Нежность умирала за забором безразличья.
Нерастраченную Нежность не пускали прогуляться под луной.
Лютый отчим Дикий Нрав упрятал в башне навсегда - судьба девичья.
Мама Искреннее Чувство отравилась сладкой ложью-беленой.
Нерастраченная Нежность умирала в коридорах строгих правил.
Этикет - надсмотрщик бравый - охранял от светлых дум входную дверь.
Этой маленькой страной, в снегах затерянной, Холодный Разум правил,
И слыла страна надёжной, проживающей без лиха и потерь.
Как-то утром пролетело мимо замка жаром пышущее Что-то.
Распустился в тёмной башне удивительный алеющий цветок.
Зазвучала в серых стенах одинокая трепещущая нота.
Нежность крылья распахнула и нырнула в горячительный поток.
Краски новые - ярчайшие - палитрой заиграли над страною.
Свет разлился, озаряя восхитительно сверкающий покров.
Нерастраченную Нежность закружило, вознесло над пеленою.
Мир нашёл её объятья. Улыбнулась, жар несущая, Любовь...
Управители здешнего бреда
Ювелирно орудуют плетью.
Каждый взмах - безусловно победа.
С каждым шрамом - шажок к благолепью.
А другие - слащавого нрава -
Тычут пряником в кислые маски -
Так скрывают поборники права
Жадных монстров из западной сказки.
Убежать от злосчастной кручины?
Отыскать родниковую воду?
Просыпайтесь деви'цы, мужчины!
Будем пить чистый воздух свободы!..
Но не слышат уснувшие дщери,
Сыновья, разлучённые с явью.
Я, один в опустевшей пещере,
Проявляю сноровку легавью.
Я хожу по обрывкам прозрений,
По багровым листам предсказаний
В этих гулких проходах сомнений,
В этих склепах больных подсознаний.
Стены в мокрых подтёках. Мой факел -
Свет единственный в чёрном пространстве.
Эти чувства - цепные собаки.
Эти мысли - уродства в убранстве.
Эти руки - подобия молний.
Эти тени - предвестники страха.
Злопыхательств громадные волны,
Топоры в остывающих плахах.
Вход закрыт. Острых фраз сталагмиты
Не удержат прозревшего Вия.
Боль и стыд. Заалели ланиты,
Наклонилась безвольная выя.
Рябь туманных сплетений словесных,
Полонез неразборчивых звуков,
Ряд задач с темнотой неизвестных,
Слабых пьес несусветная скука.
Вырываюсь на волю из плена,
Яркий свет лицезреть ожидая.
Перемена, и здесь перемена -
Мрак, луна, но - увы - молодая.
На чужом прозябаю престоле.
Жизнь-потеха - отель придорожный.
Чистый воздух придуманной воли,
Где витаешь, мираж невозможный?..
Лёд разбит. Новостей недомолвки
В буйных спорах с правдивостью слухов.
И врезаются в тело осколки,
Не касаясь увядшего духа.
Я бреду по равнинам сознаний -
Тот же страх, та же боль, те же грусти,
И не слышу с небес указаний -
Не отпустит тоска, не отпустит...........
На далёкой планете
Живёт очарованный Бог.
У планеты две трети -
Вода, остальное - песок.
Пляж огромный, горячий.
Бог бродит по пляжу один.
Быть не может иначе -
Ведь Он неизменно един.
Херувимы летают -
Ни дня без отчётов и дрязг.
Тренировки джидаев -
Доносятся громы и лязг.
Бог отвлечься не может
От местных успехов и бед.
Очарованный Боже
Не видит далёких планет.
Взглядом к морю прикован,
О чём-то бормочет в стихах.
Кем же Он очарован?
Ответ затерялся в веках'...
- - -
Звёздам больше не веря,
Забыт и Отцом, и судьбой,
Безутешно растерян,
Вращается шар голубой.
Пейзаж Моне' - того, который Клод:
Вода в цветах, увядших в поздней тайне.
Настало время жёлто-красных нот -
Для мудрых мира нет поры желанней...
Прислала хмарь воздушный поцелуй.
Дома нахохлились, прикрыли глазки,
Припали, ёжась, к стенам водных струй,
Страшась небесных пик, боясь огласки.
Но молний фронт не может вечно спать,
Когда, встречаясь, тучи горько плачут,
Когда ветра' снуют, за ратью рать,
А мир поник, погодой озадачен.
Сверканье стрел, стоглавый мощный хор -
Дома' дрожат, отводы грома стонут.
Осенний счёт, созревший приговор,
Свинцовость луж, дельфийский крик вороны.
''Кто солнцу рад, тот любит и грозу!'' -
Твердит мудрец, он прав под крепкой крышей.
Молчит другой - на улице, внизу,
Слова коллеги в грохоте не слышит...
Утих пожар, сошёл на нет азарт.
Ночь - созерцанье, утро - озаренье.
Портрет Мане - того, что Эдуард:
Лицо - пятно, при близком рассмотренье...
Ветер. Ночь. Прохожий.
Сел, а встать — никак.
Плакал он, похоже.
Снег летел во мрак.
В шубе, в шапке пышной
Город спал без сил.
Ночь смотрела хищно.
Спрашивал чуть слышно,
Ей перстом грозил
Странный тот, пропащий
В дымке тёмных фраз,
В белый мир смотрящий
Блеском мокрых глаз:
''Как же так случалось:
Вечным счётом — ноль,
Вместо сна — усталость,
Вместо неги — боль,
Призрачных свершений
Скучная игра,
Личных отношений
Чёрная дыра?
Еле-еле живы
Дряхлые тела.
Вот и лбы плешивы.
Вот и цель мала.
Как же это, братцы,
Стала волчьей сыть?
Некуда податься.
Некого просить...''
Ночь. Прохожий. Ворот
Поднял. Робко встал.
Спал притихший город.
Мир огромный спал.
Он молчал, недвижный,
Прямо под окном.
Столб высокий, ближний,
Словно лирик книжный,
Слабым грел огнём.
Чувствами богатый
Грустных мыслей плед.
Он побрёл в закаты,
Вслед за ним рассвет...
Стоит' добродетель напротив порока
В преддверии новой войны.
Прикрылось слепящее жаркое око
Чернеющим веком луны.
Слетели перчатки, сверкнули эфесы,
Огнём заалела щека.
Поэты притихли, ушли поэтессы,
Провидец позвал ямщика.
От красного к чёрному ринулись фишки,
Сукно заразилось тоской.
Заспорили громы, повздорили вспышки
Над бурной рекою людской.
К больным и убогим пришли крокодилы,
Приятный у них аппетит.
Порок, добродетель — две главные силы.
И кто же из них победит?
Упала восьмёрка, родив бесконечность.
На куб пересел Пикассо'.
И только Фортуна смеялась беспечно,
Крутила своё колесо...
В моём окне луна висит, белеет.
Сменилась тьмой вечерняя заря.
В моём окне по листьям скачут феи,
В фонарном свете жемчугом горя.
В моём окне прикрыло веки время
Под тёплым пледом полной тишины.
В моём окне цветных историй племя
Парит' над миром, дарит спящим сны.
В моём окне звезда плывёт, мерцает —
Большая одинокая звезда.
В моём окне летят по небу стаи,
Беззвучно едут в дали поезда.
В моём окне доро'га змейкой вьётся.
Платочком машет страх, чёрт лысый с ним.
В моём окне у старого колодца
Пьёт жизнь до дна усталый пилигрим.
В моём окне, в былом, грядущем присно
Надежда — путеводная струна.
В окне моём великая отчизна —
Безмерная счастливая страна...
Старый сумрачный кот
Воду тёмную пьёт.
Знает он - почему
Здесь не сладко ему.
Там, у тёмной воды,
Спят больные кроты,
Злой потерянный ёж
В мысли жаждущих вхож.
Там, на ка'мнях живых,
Ночь рассыпала жмых.
Там скучают торчки.
Там летают сверчки.
Старый сумрачный кот!
Он напился, и вот -
Нам о снах говорит,
Весь растрёпан, не брит.
Мыслей пять, или шесть.
Стала скомканной шерсть.
Кот, в тумане дрожа,
Слышит мысли ежа...
Оказана Господом честь мне - уйти в лучший мир.
Я гордо взираю на женщину с длинной косой.
Мы с ней улетим от уютных, но серых квартир.
Но что это? Мы не пари'м, а "несёмся" трусцой.
Какая-то грязь под ногами, болотная муть.
И рядом не женщина в белом, а чёрный старик.
Он что-то мне шепчет. Слюна, жёлтой жижей на грудь,
Стекает, меня отвлекая от сути, и страх мой велик.
Но близится свет. Нет, не свет это - красный огонь.
Кричу в исступлении: "Господи! Боже! Прости!"
И чувствую - как на плечо мне ложится ладонь
И ласково гладит, меня обещая спасти.
Тотча'с вспоминаю всё то, что забыть я не мог:
Злость, праздные речи, скитания - блажь, да гульба,
Никчёмные споры, случайная ложь и итог -
Нелепая фраза - о золоте жалком мольба.
И я понимаю, что рядом - лукавый с клюкой.
Я Богом забыт и наказанным буду за грех.
Ладонь гладит ласково. К ней прикасаюсь щекой.
И слышу свой тихий, глухой, истерический смех...
Шорохи, скрипы и всхлипы - там, за незапертой дверью,
Что-то хотят мне сказать, но рождается страх.
Знаю, что там только ветер, дряхлым не верю поверьям,
Но - там, за дверью, я сам, с безразличьем в глазах.
Бледный двойник трафаретный смотрит, смеясь над собою -
Хохот беззвучный и нервный, а я как в бреду,
Молнией вверх улетаю, падаю тусклой звездою,
В пропасть спускаюсь на крыльях и в пламя иду.
Прячу себя в одеяле, но от себя не укрыться.
Бледный двойник, растворяясь, зовёт за собой.
Там, за дверьми, пляшут тени, там насмехаются лица,
Там вьётся путь в лунный рай лучезарной тропой.
Страх оставляю в постели, делаю долгих три ша'га.
Что-то, ненужное мне, устремляется прочь.
Всё ощущается хрупким - стены, как будто бумага.
Дверь открываю и падаю в звёздную ночь.
Взгляд мой встречается с ветром. Ветер гуляет по крышам.
Я не стремлюсь охватить бесконечный простор.
Вижу лишь ветер и звёзды, слышу, как мир этот дышит.
В этом дыхании чувствую боль и укор.
Шорохи, скрипы и всхлипы там, за спиною, остались,
Там, на помятых подушках остался и страх.
Свет впереди я увидел. Мысли, проснувшись, помчались.
Солнце восходит - от ночи останется прах...
Шорохи ночь разрезают опять пополам.
Скрипы и всхлипы сегодня помогут уснуть.
Я отдаюсь этим психоделическим снам,
Чувствуя сердцем, как в венах вращается ртуть.
Я будто птица, лечу к облакам, мне легко.
Но голова наполняется тёплым свинцом.
Крылья возносят над грязью меня высоко',
К краскам цветным, я парю где-то рядом с Христом.
Как я свободен... Но вниз начинаю я путь,
В красную серость, в обыденность глупых речей.
В явь, где горячий свинец и холодная ртуть
Плавно сливаются в грязный блестящий ручей.
Трудно дышать мне и трудно мне, трудно смотреть.
Капли из крана подобны сейчас молотку.
Требует сила луны снова дверь отпереть.
Время пришло постучаться ко мне двойнику...
Кап... кап... кап...
Капля за каплей, и камень пробит насквозь.
Мысли, как капли, одна за другой и врозь.
Камень хрустальный добрых надежд разбит.
Чистый огонь потушен, и страж убит.
Ненависть в каждой клетке, звериный крик.
В страшной гримасе злобы иконный лик.
Липким ручьём струится по шее пот.
Я подхожу к черте и бегу вперёд.
Там, за чертой, узнаю', наконец - кто я.
И, обезумев, бегу назад, от себя.
Лгу сам себе, говоря, что всё это - сон.
Камень проби'т, но в блестящей бумаге он.
Я укрываю ненужное мне звено,
Но изнутри доносится всё равно -
Кап... кап... кап...
В глубинах вольных мирозданья
Царит в подводной тишине
Вуалехвостое созданье
В блестящей жёлтой чешуе.
Трон. Свита. Стража - крабы, скаты.
Свет тусклый дюжину часов
(И здесь восходы и закаты
Слывут основой из основ).
Царица правит миром тёмным -
Считает прибыль и урон,
Взирает сверху взором томным,
Поклонов ждёт со всех сторон.
Проходят смутные столетья,
Меняя пышность плавников -
Застой в морях. Закину ж сеть я,
Ведь стал одним из стариков...
Наш мир подсвечен
Незримой верой.
Он бесконечен
Доро'гой белой.
Окрест подарки -
Слепая данность.
На Млечном - ярко,
В огнях - Туманность.
Навстречу звёздам
Летим пугливо:
Толь в пекло - к розгам,
Толь в кущи - к диву.
Мелькнули вишни,
Промчались маки,
Вон - кто-то лишний
Отстал во мраке.
Мы все потребны,
Мы - с поля брани.
Бальзам целебный
В душевной ране.
А старец в лодке -
Он кадр случайный.
Исчезли сводки,
Открылись тайны,
Сгорели плахи
В пожаре пошлом.
Ну вот - и страхи
Остались в прошлом.
Наш мир беспечен,
Не пахнет серой.
Он будет вечен
В дороге белой...
Где же мой покой?
Где же?!
Я машу рукой
Реже.
Я зову к себе
Тише.
Знаков нет в судьбе
Свыше.
Вихри, боль, печаль,
Страхи.
Белая медаль
Птахе.
Мне теперь лететь
Пухом.
Славится медведь
Слухом.
Мне реветь, чесать
Спину,
Чтоб сорвать печать -
Сгинуть.
Вопли за рекой,
Скрежет.
Где же мой покой?
Где же?!.
В белой раме оконной
Летит болид.
У иконки картонной
Свеча горит.
Злые мысли, уйдите,
Свой скарб влача.
Смотрят Мать и Спаситель.
Горит свеча.
Сколько раз не любовью
Кончался день.
Над моим изголовьем
Застыла тень.
К жемчугам вожделенье,
Поклон, волшба -
Сколько раз заблужденье
Касалось лба.
Видел - нет защищённых,
Рубил с плеча.
У Святых освещённых
Горит свеча.
Тьма дорожек наклонных
Успех сулит.
В злате ликов иконных
Свеча горит.
Разкурлыкались стаи,
На юг спеша -
Так и жизнь улетает,
Грустит душа.
Свечка тает в стакане.
Пора. Встаём.
В водах призрачных канем
Мы с ней вдвоём.
Где-то в серых трущобах
Свербят грехи.
Мне прощенья ещё бы
В свои стихи.
Чувства искренни, тонки.
Душа - парча.
У картонной иконки
Горит свеча...
Свидетельство о публикации №123110804069