Суть бытия. Повесть. Путешествие по южному Кавказу

«Куст чилижника в цвету.
Соловей ему все ночи
Жалуется на тоску.
Ах, горька его потеря!
Нету бедному житья!
Бедной девушке Этери
Любо слушать соловья».
Пшавела Важа, «Этери» (перевод М.Цветаевой).

Чилижник – колючая дереза, желт. акация - М.Б.

Путешествие по южному Кавказу.

Суть бытия.

Повесть.

  Река Ингури, переходя в узкие горные ущелья, расширяется возле селение Джвари и выходит на территорию Колхидской низменности, где впадает в Черное море. Колхидская низменность благоухала. Недалеко находилось низовья реки Риони. Гора Шхара курилась, выделяя туманную дымку. Небольшое горное село Уплисцихе на берегу реки Мтквари, где жили и наслаждались жизнью потомки зажиточных дворян, которые обосновались здесь ещё со времён изгнания персов.
 
- Мне, как-то, неудобно, Вероника, стеснять твою тетушку своим присутствием, - продолжал отнекиваться от предложения княжны Роман Серов, - лучше поедем ко мне, в мое имение, и ты полюбуешься снежными вершинами гор, величавыми, причудливыми грядами великанов, одетых в белую шубу, с которой они не расстаются никогда, - вдохновенно говорил поручик. - Да ты пойми, что твоя рана в любое время может снова открыться, а здесь больница, врачи, ведь я же не отказываюсь ехать с тобой, но, пока, это не возможно, - убеждала Романа княжна. Она, все-таки, убедила его поехать в особняк графини Миловицкой Любовь Ивановны.

- Ты собери свои вещи и подожди меня, а я сейчас остановлю извозчика, - накинув кофточку из маркизета на плечи, сказала Вероника.
- Не стоит, Вероника,  я могу сам пойти с тобой, вот, только, возьму свой кожаный саквояж, - недовольно произнес Серов и, доставая из-под подушки револьвер, засунул в потайной карман под брючным ремнем.
- Ты никогда не расстаешься с ним, да? - наивно спросила княжна.
- Никогда, я, ведь, военный человек, привык носить оружие, да и для безопасности, - спокойно ответил поручик Серов. Открывая дверь на звон колокольчика, графиня Любовь Ивановна, увидев Романа, прямо-таки ахнула.

- Боже мой, пушкинский «вербный херувим», Гимер, сопровождающий Афродиту, добро пожаловать в нашу земную обитель, - с восторгом произнесла графиня, провожая их в гостиную. Серов без приглашения сел на диван, держась за грудь, его безрукавка была сквозь пропитана, свежей кровью.
- Просто беда, - нервно крикнула Вероника, - опять открылась твоя рана, Роман, ложись, я сейчас осмотрю повязку, небось, снова придется ехать за доктором, а ты рвался в свое поместье, - досадно заметила княжна.

Она часто вспоминает своего бывшего любовника – Рубцова,- подумал Роман, что меня очень бесит. Даже отказалась плюнуть в него, ведь он хотел её убить. Может, это её месть, когда я не мог её защитить и её покровительницы Эринии за поруганную честь, а? Я стал пушкинским «красногубым вурдалаком», упырем, безжалостно сосущим кровь, питающимся плотью несчастных вдов, таких доверчивых особ, как Вероника, мечтающих о любви и счастье. Может, у меня начинается душевная болезнь, психоз, который разрушает мой духовный мир, божественное начало, вложенное самим богом, а? Итак, можно определенно признавать, что у меня начинает меняться умонастроение на фоне умопомешательства, а я противостоять предначертанию фатума, пока что, не могу. Размышлял так, жалея о своем поступке поручик Серов, решил уединиться у друзей, покинув особняк графини под предлогом показаться лекарю. 

  В сторону снежных гор, по извилистой дороге двигался тарантас с озабоченной княжной Ленской, графиней Миловицкой и поручиком Молодцовым, который сидел впереди, на облучке рядом с кучером. Графиня Любовь Ивановна, изначально недовольная поездкой, не преставала ворчать.
- Мы едем незнамо к кому, Вероника, -  продолжала хныкать Любовь Ивановна, - может, его вовсе там нет, тогда, что, снова в обратную дорогу тащиться, или ты намерена его там дожидаться, так, что ли?
- Эта поездка, тетушка, тебя сразу же стала изневажить, когда я рассказала о своем намеренье поехать к Роману, у меня предчувствие, что он у себя в поместье, не только у меня, ну и у тебя круто изменится судьба, порой, меня охватывает отчаяние, как ты можешь жить, вот так, одна уже много лет? тут ответ один, пушкинские слова, тобою «отчаяние овладело», безысходность обледенила твою душу, да еще после той кровавой ночи у тебя появилась никтофобия, и я молю богиню Никту, чтоб она тебя избавила от вселившегося в тебя страха, - парировала упреки графини Любовь Ивановны княжна.
- Ты, Вероника, не сравнивай меня с собой, появление этого Гимера взбудоражило твое сердце, как говорил «деревенский талисман» Некрасов: «кровь-то молодая: закипит не шутка!», вот, она у тебя закипела, ее унять не поможет ни «Фебовая лира» Овидия, ни бог-целитель Ниназу, даже, богам не дано исцелить душу женщины, если она охвачена пламенем любви, как будто горит, нынче покоя не дает, но всё это мне не грозит, и вряд ли во мне осталась искринка, чтоб зажечь мою кровь, наполняя ее любовью, а возродиться из пепла мне уж не суждено, - сардонически смеясь, произнесла графиня. В полдень показались саманные дома с крышами из камыша, построенные вдоль дороги.

- Мы проехали деревню Молоканы, Ваше благородие, вот и каланча, о которой говорил тот пожилой грузин, - указывая на башню минарета, произнес кучер Егор, понукая лошадей. - Вишь, тут дорога расходится в разные направления, - показывая на разветвление дороги, заметил поручик Молодцов, - вот, Егор, идёт старичок с хурджуном, не думаю, что он отшельник, а скорее всего, паломник, иди, пожалуйста, поспрашивай у него, фамилия Серов ему о чем нибудь говорит, и по какой дороге к его поместью нам следует ехать.
- Ни Богу свеча, ни к чёрту кочерга, - буркнула графиня Любовь Ивановна, - и нечто нас завело в пагубные края. Старик с хурджуном оказался молоканином, направлялся в сторону минарета. Резкое недовольство графини сбавило былую спесь с кучера, который всю дорогу держался молодцом. Тогда сам Молодцов подошел к старику, поклонился.
- Скажите, пожалуйста, отец, мы едем в поместье Серовых, и малость сбились с пути, не подскажете, по какой же дороге нам следовать? – угощая старца пахитоской, спросил поручик. Впервые закуривая длинную пахитоску с душистым табачком, молоканин жадно втягивая в себя ароматный табачный дым, от удовольствия закрыл глаза. Поручик понял, что старик никогда не пробовал пахитоску, ограничивая себя закруткой из тютюна, и предложил ему взять из серебряного портсигара ещё пахитоску.
- Вот дорога направо, которая ведёт к подножию гор, и все эти земельные угодья с лесами принадлежит его превосходительству Серову Георгию Романовичу, теперича стало быть его сыну Роману. Там проще его особняк отыскать, других таких в округе нет, - продолжая курить свою пахитоску, произнёс молоканин. Молодцов протянул старцу десятку, поблагодарив его за информацию, вернулся к тарантасу и велел кучеру повернуть лошадей ближе к горам. Княжна Ленская, отодвинув занавески в окне тарантаса, с любопытством смотрела на снежные вершины гор и всё думала, как встретит её Роман, отец её ребенка, будущего князька.

- Тут, должно быть, настоящая русская зима, вишь, как ощущается холодное дыхание гор, - закутываясь в свою шубу-ягу, с содроганием произнесла графиня Любовь Ивановна, - теперь твои дети, Вероника, будут  меликами - горными князьками, я погощу у твоего Гимера, а потом вернусь на берег реки Мтквари, где село Уплисцихе, чтоб коротать свои дни в томном одиночестве, уж тогда, наверняка, обо мне не скажут: «взор ее томный отрадой сияет», как соизволил выразиться Гнедич. Вдоль лесополосы рядами зеленели виноградники со спелыми гроздями, пока с полей не полностью были убраны бахчевые, арбузы, дыни, доспелые, с пожелтевшими листьями, очевидно, давно не орошались арыками, которые уже местами полностью оказались засохшими.
- Боже мой, смотри, Вероника, здесь даже их некому собирать, - удивленно произнесла графиня Любовь Ивановна,
- Алексей, нельзя ли нам поживиться арбузом или дыней? Полагаю, что эта бахча принадлежит поручику Серову, а потом княжна за них заплатила бы, а? - Сию минуту, Ваше сиятельство, - произнес поручик и, спрыгнув с тарантаса, направился к бахче со спелыми арбузами и дынями, и вдруг из лесочка услышал приближающиеся шаги:  - вы, молодой человек, хотя бы спросили, мне-то не жалко, раз так получилось, давайте уж, я сам выберу самых спелых для ваших дам, - спокойно произнес пожилой мужчина с двустволкой, висящей на плече, наверное, сторож. Сторож помог нести несколько арбузов и дынь прямо к тарантасу.

- Уже осень, скоро начнутся холода, пропадет ведь, - вмешалась графиня Любовь Ивановна. - Не пропадет, барышня, на днях вывезем в Самтредиа для продажи, - произнес сторож и кривым длинным ножом начал разрезать крупный арбуз на дольки.
- Я графиня Миловицкая, если не секрет, чья это земля, - взяв дольку, спросила Любовь Ивановна.
- Я-то лес охраняю, Ваше сиятельство, а заодно за бахчой посматриваю, вся здешняя земля принадлежит его превосходительству Серову Георгию Романовичу, теперича, стало быть, его сыну, - закуривая закрутку, ответил сторож.
- А далече отсюда дом Серовых?
- Поезжайте прямо по этой же дороге и там, на холме увидите ихний особняк и другие постройки, большое хозяйство, скажу вам, - выпуская табачный дымок изо рта и ноздрей, сказал сторож.
- Ты, Вероника, даже не попробовала свой собственный урожай, ах, какой замечательный по вкусу арбуз, явно с любовью выращенный, - решила подколоть княжну графиня. Княжну постоянно тошнило, поэтому она не ела и не пила, даже несмотря на уговоры Любовь Ивановны, не стала дотрагиваться до арбуза. Показался скалистый холм, на котором красовался трехэтажный каменный особняк с колоннами в саду, обнесенный высоким забором и с другими постройками.

- Вот тут явно на ум приходят некрасовские слова «по сторонам дороженьки идут холмы пологие», - продолжала говорить колкости в адрес Вероники графиня. Тарантас остановился у высоких металлических ворот, которые были украшены орнаментом, элементами и узорами в художественном стиле, изображающими животных, горные массивы. К тарантасу, на лихом коне подъехал всадник и, не слезая с коня, представился.
- Я эконом поместья семьи поручика Серова, Строгонов Илья Ильич, а теперь прошу представиться вас. Пока кучер приставлял маленькую лестницу к ступеням тарантаса, поручик Молодцов по-военному четко представил дам.
- Их сиятельства княжна Ленская, графиня Миловицкая, а я, стало быть, поручик Молодцов сопровождающий их в поездке. Всадник спешился, подошел к Их сиятельствам, низко поклонившись, поочередно поцеловал им руку, а затем, открыв калитку, окликнул кого-то, чтоб открыли ворота.

- Вы извиняйте меня, я вас оставлю ненадолго, следует доложить хозяйке о прибытии высоких гостей, - в спешке произнес Илья Ильич и направился в сторону особняка, который имел два крыльца.
-  Ты слышала, Вероника, он сказал, доложить хозяйке, значит, твоего Гимера в поместье нет? - нервно произнесла графиня. Княжна не ответила и, взяв её под руку, через калитку вошла во двор особняка. Слуга, которого окликивал эконом Илья Ильич, открыв тяжелые ворота, пустил тарантас и, садясь рядом с кучером, велел ему проехать на задний двор, где была большая конюшня.
- Ты, Фомич, - обратился слуга к подошедшему конюху - помоги распрячь лошадей, накрой их войлочным покрывалом, а потом напои водой и задай им овса. У крыльца Их сиятельств ждал эконом и проводил в гостиную на втором этаже, где их встретила мать Романа Серафима Ивановна. После представления друг другу, когда все сели на широкий со спинкой диван, Серафима Ивановна поинтересовалась.
- Ваши сиятельства, я хотела бы узнать цель вашего визита к нам, - без особой радости спросила она. Графиня Любовь Ивановна загадочно посмотрела на Веронику в надежде услышать ее объяснение.
- Мы приехали к Роману Георгиевичу в гости, но правда без приглашения, с которым мы познакомились в селе Уплисцихе, куда я приехала из С. Петербурга к тете, графине Любовь Ивановне, - неуверенно начала княжна, - видимо, он пока что не вернулся в свое поместье, и такой вот конфуз получился, - смущенно произнесла Вероника, растерянно пожимая плечами.
- Не печальтесь, княжна, Роман вернулся домой, но в тот же день со своим сослуживцем ушел на охоту и решил пожить некоторое время в своем охотничьем домике в горах и должен скоро вернуться, а вы пока устраиваетесь, я щас пришлю служанку, которая покажет ваши комнаты, ванную, а потом поужинаем, - доброжелательно ответила Серафима Ивановна и покинула гостиную. Гостиная напоминала музей, вся мебель была резная, ручной работы, выполнена в стиле интарсия, стены, пол украшали персидские ковры, на стенах висели картины фламандских мастеров, коллекция огнестрельного и холодного оружия с позолоченной инкрустацией разных времен, даже камин камелёк был облицован изразцами цветной лещадью, на столе, поверхность которого было покрыта крошкой малахита с позолоченными узорами из яшмы, стояли позолоченные персидские подсвечники шандал с длинными свечами.

- Фарух, давай все туши рыбы в мой армейский наплечный вещмешок, а дичь на бечёвках подвесим за пояс и потихоньку двинемся в сторону дома, мать, наверняка, переволновалась, томится в ожидании, что-то в душе у меня неспокойно, «сердце вещун: чует добро и худо», как говорил великий словесник, - заливая костёр водой, произнес Роман, обращаясь к своему другу. Слух о том, что барин вернулся с охоты, молниеносно распространился по особняку. Роман, сразу же, не раздеваясь, прямо с ружьем и с вещмешком, вместе с Фарухом направился в комнату Серафимы Ивановны. Но служанка опередила его, сообщив, что барыня трапезничает в столовой, да еще с гостями, и он направился в столовую, увидев Их сиятельств, не обращая на них внимания, буркнул некрасовские слова: мои «очи потускли и голос пропал», подошел к Серафиме Ивановне, опустившись на колени, прижался головой к ее груди, целуя руки, а Фарух, робея, протянул ей цветы дикого жасмина. - Роман, я думаю, что Их сиятельств не нужно тебе представлять, - укоризненно покачивая головой, произнесла она. Роман подошел сначала к графине Любовь Ивановне, произнося:
- Ваше сиятельство, а затем отвесил поклон княжне Ленской.
- И вышла нимфа из воды, чтобы любоваться горящим факелом любви маленького божка, не подозревая о чудодейственной силе его огня, и заразилась любовью. Теперь ты, нечто нереальное, как призрак, будешь преследовать меня всюду, так? Или как у гениального русского Поэта Пушкина – величайшего златоуста: - «Эхо, Бессонная нимфа скиталась по берегу Пенея».
- Никакой жалости, - услышал он отчаянный голос Вероники и, повернувшись к ней, с сарказмом произнес:
- «пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву», но Серафима Ивановна ограничилась только лишь:
- Ай - я - яй, Роман, это от усталости, что ли?
- Ваше сиятельство, банька-то готова, на пару томится, - встретив его в коридоре, доложил эконом Илья Ильич, - да, вот еще что, Их сиятельства до поместья провожал поручик Молодцов, на рассвете изволил отбыть обратно.
- Жаль. Алексей храбрый малый, но он здесь никогда не бывал, впрочем, разведчик есть разведчик, а ты прикажи, Илья Ильич, чтоб нам с Фарухом приготовили все необходимое для бани, не забудь о бритвенном приборе, да пусть в гостиной накроют стол и пригласят дам, надо же возобновить несостоявшийся фуршет.
 
- К тебе у меня одна убедительная просьба, Фарух, - хлеща его дубовым веником, обратился к нему Роман,- графиня Любовь Ивановна незамужница, богата, давно овдовела, истосковалась по мужской-то плоти, и я желаю, чтоб ты, амурничая с ней, сублазнил её, да так, чтоб она без тебя изнемогала, идёт? ты зажмешь своими титаническими ручищами её хрупкое тело, прислушиваясь к её нежным стонам, а потом со всей силой войдешь в нее, денно и нощно услаждая, утопив в сладострастии. Стол в гостиной ломился от разных яств, в хрустальных графинах искрилось херес, мадера, а в пятилитровом дубовом бочонке на резных с орнаментом ножках томился домашний коньяк. Княжна была в платье из шанжана с позументом, которое плотно обтягивало её стройную фигуру, выделяло стоячие груди. Она уныло рассматривала картины на стене в ожидании появления других участников фуршета. - Вишь, Вероника, твой Гимер-то не забыл о том фуршете в особнячке и решил исполнить свое обещание, полагаю, что не без каверзы, прошу тебя, не перечь ему больше, ведь, ты любишь его и носишь его ребенка, о котором он даже не догадывается, пожалуйста, прояви терпение, - наставляла свою племянницу графиня Любовь Ивановна. Во главе огромного стола на правах хозяйки сидела Серафима Ивановна, рядом с Романом сидела княжна Вероника, украдкой рассматривая его загорелое, покрасневшее после бани лицо, вспомнила пушкинские слова, румян, как вербный херувим, а Фарух со своим титаническим ростом разместился рядом с графиней, едва ли не заслонив ее собой. Опоздавший эконом Илья Ильич сел рядом с Серафимой Ивановной.

- Те, кто не знаком с моим другом, сослуживцем Фарухом, то он перед вами, а вот и обещанный фуршет в честь княжны Вероники Федоровны, у которой «упрямства дух нам всем подгадил» в особняке графини Любовь Ивановны, так умело она тогда добавила ложку дегтя, испортив целую бочку мёда, а вы, княжна, случайно не прихватили с собой бочонок с дегтем, а мёд-то у нас всегда найдется, - начал открывать свой кладезь Роман. Все выпили, кроме княжны, причину знала только графиня Любовь Ивановна и решила, как только представится возможность, поговорить с Серафимой Ивановной, дабы избежать недомолвок, объяснив причину размолвки между княжной и Романом. Но лучше было бы, если сама Вероника сказала ему о своей беременности, а иначе Роман будет продолжать свои происки, козни. Такой никакой обиды в свой адрес не потерпит, помнится, как из-за неосторожного выражения бывшего её жениха Рубцова, мол, он метис, тогда Роман его сильно ударил, чуть не отправив на тот свет.

- Уверяю вас, княжна, в вино никто цикуту не добавлял, мы, горцы, очень гостеприимны и не терпим пренебрежения в свой адрес, уверен, что вы никогда не пробовали нежного мяса рыбы шамай, не говоря уж о свежежареном тураче, добытом мною и моим другом Фарухом только что.
- Я благодарю вас за гостеприимство, Роман Георгиевич, право, мне нездоровится, наверное, сказывается утомление долгой дорогой, других причин нет, - дрожащим голосом выдавила из себя княжна и, чтоб не увидели ее слёз, встала и вышла из гостиной. В гостиной воцарилась тишина, графиня Любовь Ивановна не отрывала взгляда от Романа и гадала, пойдет он за княжной или нет. Рядом сидящий Фарух, наливая в ее бокал хереса, вдруг неожиданно предложил ей после ужина прогуляться в саду и полюбоваться звездным небом. Вот и Гиас, сын титана начал приударять за мной, - подумала графиня, - боже мой, какой он исполин, аж дух захватывает, что-то он нисколечко не похож на убежденного холостяка, как говорила Вероника, а сразу же начал амуриться, но красив, молод, диаВол, как бы он не начал влюблять меня в себя, - с содроганием продолжала думать графиня.
- Ты извини, Фарух, конечно, мы прогуляемся, но позже, а теперича желаю поговорить с Серафимой Ивановной, - вежливо ответила графиня.
- Серафима Ивановна, мне известно, что вы родная мать Романа, и я не желаю вникать в особенности этой тайны, я отнюдь не резонёрка, чтобы резонировать на эту тему, но я хочу открыть вам одну тайну, Роман и Вероника любят друг друга, он, находясь в селе Уплисцихе, с Вероникой жил в моем особняке, как супруги, она беременна от него, срок беременности чуть больше месяца, вот почему мы здесь, и нельзя допускать, чтоб этот разлад между ними развивался, хочу, чтоб вы знали, кроме Вероники у меня родных нет, и она моя наследница, поэтому я не могу остаться равнодушной к ее судьбе, - с волнением в голосе произнесла графиня Любовь Ивановна. Серафима Ивановна была умной женщиной, умела слушать, и то, что рассказала ей графиня, ее особенно не удивило.
- Он из села Уплисцихе вернулся совершенно другим, какая-то печаль вселилась в него, приехав, сразу же собрался на охоту, и это вполне может быть связано с любовью, может, стоит мне поговорить с ним начистоту, хотя таких тем мы старались не касаться. Теперь-то я поняла причину бледности, болезненного состояния княжны и почему она не дотронулась до еды и вина. Я очень рада вашему сообщению, графиня, но вот только останется ли  княжна здесь жить, ведь столица и горы совершенно разные условия жизни, а Роман отсюда никуда не поедет, эту особенность тоже следует учитывать, - спокойно продолжала Серафима Ивановна.  Княжну Веронику сильно тошнило, она, не раздеваясь, лежала на диване, попыталась встать, когда услышала, что в дверь стучат, но, не вставая, ограничилась словами: войдите, открыто. Вошла графиня Любовь Ивановна, которая после разговора с Серафимой Ивановной находилась в возбужденном состоянии: - Я, Вероника, всё Серафиме Ивановне рассказала, Роман должен знать, что ты ждешь ребёнка, и убеждена, что ваши отношения наладятся, поговори с ним, он все поймет, ведь ты приехала сюда, чтоб остаться здесь навсегда и родить ему много детишек, как Ниоба, так? - возбужденно, с оттенком упрека говорила графиня. Серафима Ивановна вернулась в гостиную, где еще продолжали пировать мужчины.

- Нам следует поговорить, Роман, сейчас же, не откладывая, - властно сказала Серафима Ивановна, и Роман покорно последовал за ней в ее комнату.

- У тебя что-то было, я имею в виду интимные отношения с княжной Вероникой Федоровной, когда ты ездил в село Уплисцихе? - строго спросила мать. - Да, матушка, я почти два месяца жил с ней в особняке графини Любовь Ивановны, но у нее был жених, какой-то князёк из столицы, который, из ревности наняв татей, организовал кровавое побоище в особняке, ранив ее и графиню, мы тогда чудом уцелели, благодаря моим боевым навыкам, и теперь с помощью поручика Молодцова она притащилась сюда незнамо зачем, - держа ее руки, проговорил Роман. Но Серафима Ивановна резко выдернула руки: я знаю, ты благородный, умный и допускаю, что увлекся ею и влюбился, можешь этого не отрицать, но ты должен был понять, ведь женщины от подобных отношений с мужчинами беременеют, и княжна беременна от тебя.
- Но у нее был другой мужчина, - начал было возражать Роман.
- Родной мой мальчик, мое сокровище, у нее срок беременности-то чуть боле месяца, когда она с тобой жила, влюбившись в тебя, отвергла его, бросив обручальное кольцо к ногам этого князька, и тут доказывать-то нечего, поэтому она не ела и не пила, измученная тошнотой, а ты не жалел своих язвительных острот в ее адрес, как мужик, главное, свое сердечное влечение хранил под сурдинкой от всех, даже, от меня, думаю, ты знаешь, что тебе следует предпринять - целуя его, произнесла Серафима Ивановна. Да, это был шок, и Романа охватило состояние подавленности, боже мой, какой же я недотыка, должен был догадаться, ведь она с кауреньким – Рубцовым после приезда вовсе не уединялась, всегда была со мной, и ее признание в любви было через душевную боль, даже тогда, когда она страдала от физической боли после ранения. Она здесь не сможет жить, это факт, привыкшая к шуму столичной суеты, общению с фендриками с узким кругозором и наконец, небывалым кутежам да балам с маскарадом - ищи, меня милый, томительная скука, тоска по утраченному основательно убьют в ней пневму, разрушат все чувства, обледенив сердце. Вот, обозначилась дилемма и в твоей жизни, Роман, как найти правильное решение, пока на ум не приходит. Графиня Любовь Ивановна после разговора с княжной, как обещала, вышла в сад, где в томном одиночестве сидел в беседке Фарух, ожидая появления графини, чтоб прогуляться с ней.

- Не думала, что вы, Фарух, дождетесь меня, но сегодня очень прохладно, а я забыла накинуть на себя шубу-ягу, может, отложим нашу ночную прогулку, если хотите, посидим у камелька в моей комнате, и вы расскажете о себе, мне будет очень интересно, - съежившись от холода, тихо произнесла графиня. Душу графини Любовь Ивановны наполнило новое чувство, влечение, внутреннее расположение, еще за столом, когда он неумело ухаживал за ней, начала чувствовать симпатию к этому молодому, красивому исполину с белесоватыми волосами, вот тебе и искринка, которая молнией прошлась по телу, зажигая кровь, как бы не сгореть в огне этого пламени, как птица Феникс, а обновляться, и тем более возродиться вновь, у меня не хватит сил. Кажись, это чувство, новорожденное в глубине, в тайнике души, как новая заря, заревом осветило ее, отогнав черные тучи, ненастье, сковавшие ее за долгие годы, став ознаменованием этого события по предначертанию фатума, который наконец-то сжалился надо  мною, - тревожно думала графиня Любовь Ивановна.
После трудного разговора с матерью поручик Серов находился в замешательстве, «душа его была объята унынием», то ли гордость, то ли обида, вселившаяся  в душу, еще, будучи в селе, да и беременность княжны привели его в отчаянное состояние, что он не решался объясниться с Вероникой, а она ждала его появления, боялась, он не примет ее, особенно ее беременность, хотя твердо знала, что в течение двух месяцев она была только с ним, ведь каурый Рубцов был, сразу же, отвергнут по приезду, и она больше с ним наедине не встречалась, тем боле, все стало очевидным - Рубцов оказался бесплодным, ведь жила же она с ним, теперь-то чего уж таить, но так и не забеременела от него. Но все-таки по настойчивому требованию матери, Роман, выпив полную серебряную чашу коньяка, осторожно постучался в дверь комнаты княжны. Княжна была в бархатном халате и лежала на диване, увидев Романа, попыталась встать. У нее было болезненное состояние, измученная тошнотой и рвотой, она была бледна, ее некогда румяное, красивое лицо потеряло былой блеск, осунувшись.

- Ты так долго шел ко мне, Роман, что это навело меня на мысль о том, что ты не рад моему приезду, - начала была Вероника, - значит, стало быть, не простил мою дерзновенность, я мол, дерзнула тебе перечить, задев твое самолюбие, так? разреши, пожалуйста, еще один денёк пожить в твоих сказочных пенатах, а потом на попутных повозках я вернусь в село Уплисцихе,  а затем и в С. Петербург и не стану боле тебе докучать. На счет ребенка, которого я ношу под сердцем, он твой ребенок, перед отъездом я была у акушерки, которая точно определила, и по другим тебе известным признакам, изменениям в организме женщины, что срок беременности, чуть более месяца, а что касается Рубцова я с ним не была наедине более трех месяцев, и пусть эта мысль не терзает тебя, не изъедает твою плоть, как шашень... - не успела она договорить, как судорожный взрыд обуял ее, и началась рвота.  Роман, увидев, что она задыхается, быстро направился в комнату матери, которая уже была в ночной сорочке из кисеи и готовилась ко сну.

- Веронике плохо, у нее началась рвота, и она задыхается, ты сходи к ней, а я пошлю за лекарем, который живет за холмом у реки, - выпалил Роман. Рвота, вызванная спазмой в результате обострения ее смешанных чувств, душевного расстройства, оказалась скоротечной, судорожное состояние, похожее на приступ, продолжалось. Служанки быстро заменили постельное белье, испачканное рвотой, и Серафима Ивановна принесла пузырек с темной жидкости и с помощью служанки несколько ложек насильно влила  в рот княжны. Приехавший сельский фельдшер вынул из саквояжа стетоскоп, послушав легкие, ритм сердцебиения княжны, которая еще продолжала дрожмя дрожать, велел всем выйти из комнаты кроме Серафимы Ивановны и, достав шприц, наполнил его сероватой жидкостью, ввел в руку княжны.
- Это стрессор, вызванный повышенным нервным напряжением, весьма неблагоприятный в ее положении, - закрыв свой саквояж, пожимая плечами, произнес фельдшер. Дрожь после укола медленно утихала, но фельдшер не торопился уходить, сидел рядом с больной, наблюдая за ее состоянием. В это время графиня Любовь Ивановна увлеченно рассказывала о себе Фаруху, хорошо устроившемуся у камелька.

- Вот я уже десять лет, как овдовела, граф умер от скоротечной чахотки, даже, европейские врачи были бессильны перед этим страшным недугом, а потом я приехала в село Уплисцихе, чтоб вести уединенный, аскетический образ жизни, так как меня в столице уже ничто не удерживало. Моя племянница княжна Ленская после смерти князя Ленского, моего брата в каждое лето приезжала ко мне, чтоб отдохнуть в моем поместье, и познакомилась с этим придурковатым Рубцовым и помолвилась с ним,.Чтоб хабить ее состояние тот устроил кровавое побоище в моем особняке, наняв татей для достижения своей цели из ревности, когда Вероника начала флиртовать с вашим другом Романом, который нас защитил, - наливая в его рюмку коньяка, произнесла графиня. Фарух молчал, да и что он мог сказать графине, когда сам вместе с Романом поймал этого выродка, который стрелял в женщин и убил его друга Салаха, по утверждению Романа, отравив несчастную Глашу.
- Поэтому, я боюсь возвращаться домой, боюсь, как бы он снова не начал мстить мне, хотя я наняла охрану, а все равно в душе неспокойно, а ты почему молчишь, Фарух? - Он вам больше угрожать не будет, Ваше сиятельство, а мотивы я вам завтра объясню, когда мы пойдем прогуляться. Тут недалече есть красивый водопад, и мне очень хочется показать его вам, если вы не против, - ответил Фарух.
Завтра она собирается уезжать, стучала мысль в голове Романа, а не пора ли тебе, поручик, бросить свои амбиции, быть лояльным к ней и престань лукавить, лгать самому себе, что было то прошло, теперича она тебе жена и носит в своей утробе твоего ребёнка, разве тут уместен фарс, напоминающий глупую выходку, ты должен смириться с предначертанием фатума, что-то ты стал чрезмерно себялюбивым, тщеславным, и начинает излишняя гордость изъедать твою душу, не пора ли положить конец своим притязаниям, а? она привыкнет жить здесь, и вы непеременно будете счастливы, с этими мыслями он зашел к ней, чтоб положить конец этим распрям, сел рядом с ней, взяв ее за холодные руки.
- Она успокоилась и заснула, - тихо, шепотом произнес фельдшер, - и с вашего позволения, я покину вас и вынужден вас предупредить, Ваше сиятельство, ей необходим сон да покой.

Княжна Вероника после проведенной фельдшером процедуры, без дрожи и признаков судорожного состояния, тихо лежала на диване.

- Выпей еще настойки, Вероника, она безвредна и поможет тебе успокоиться, снимет тошноту, - напаивая ее ложкой, говорила Серафима Ивановна, которая в период приступа не покидала ее комнату. Роман, опустив голову, с потерянным видом сидел рядом с ней и корил себя за свои злоехидные слова в ее адрес, за мизантропическую выходку. Княжна, не выпуская его руку, прижимала ее к своему бледному лицу, что-то невнятно шептала. Постучавшись в дверь, зашла служанка и принесла завтрак, овсяную кашу, по велению Серафимы Ивановны и стояла в нерешительности.
- Ты иди, я сам покормлю Их сиятельство, - произнес  Роман, отпустив служанку. Вероника отвернула голову в сторону, дав понять, что не намерена есть. - Вероника, пожалуйста, это необходимо, пусть несколько ложек и возможно, тебя уже мутит просто от голода, - повернув ее голову, сердито сказал Роман. Зашла графиня Любовь Ивановна, до поздней ночи, просидевшая с Фарухом у камелька. Увидев, как Роман заботливо кормит Веронику, со словами, - не буду мешать вашей идиллии, - вышла из комнаты и направилась в столовую, где Фарух и Илья Ильич завтракали.

- Вы, Любовь Ивановна, не передумали смотреть на водопад, о котором я вам говорил?- после завтрака напомнил Фарух.
- Нет, не забыла, но вот только боюсь, что он далековато отсюда, и у меня не хватит сил дойти, а рана в боку еще не совсем зажила, - не желая обидеть его, осторожно произнесла графиня.
- А я вас донесу в своих объятиях, - с восхищением произнес Фарух, - с посещением этого водопада связано одна тайна, которая касается лично вас, - не сдавался он.
- Право, вы меня заинтриговали, Фарух, пойдемте в мою комнату, я должна одеться потеплее, надеюсь, вы меня не бросите в бездну Тартара, - смеясь, произнесла графиня. Графиня Любовь Ивановна стояла на высоком скалистом берегу, смотрела на нескончаемый поток воды, падающий чуть ли не с вершины, ударяясь об скалу, раздвоив ее, обрушиваясь всей мощью в реку.
- Боже мой, какое восхитительное явление природы, какая первозданная красота, аж дух захватывает, - любуясь водопадом, воскликнула Любовь Ивановна. Он, оставив ее на этом берегу, через узкую каменную дорожку, висящую над пропастью между скалами, созданную самой же природой, начал перебираться на противоположную сторону. Любовь Ивановна с замирением сердце смотрела, как он осторожно, ловко карабкается по скалам и, наклонившись, срывает какие-то цветы.
- Любовь Ивановна, - кричал Фарух, стараясь перекричать шум водопада, - вот здесь, между скалами, в музге покоится тело вашего заклятого врага, стрелявшего в вас Рубцова, теперь вам никто угрожать не сможет, так как его уже нет, да и рядом с вами я. Когда он вернулся и протянул букет цветов дикого жасмина, он увидел, у нее «любовию горят младые свежие ланиты», как говорил Баратынский.
- Как это случилось, Фарух, - недоумевая, спросила графиня.
- Ваше сиятельство дает слово, что никому об этом ни гугу, а? она кивнула головой.
- Мы с Романом поймали его еще в вашем селе, когда он  убил моего друга и успел отравить его кралечку, и мы в кандалах привезли его сюда, вы тогда еще в больнице лечились, а княжна по предложению Романа отказалась плюнуть в лицо этого омерзительного человека, чтоб выразить свое презрение, за что поручик осерчал на нее, и мы поспешно уехали, а в музгу его подтолкнул я, взяв грех на душу, - с волнением в голосе, произнес Фарух.
- Я замолю твой грех, мальчик мой,- торжествуя, сказала графиня, целуя его в губы. От прикосновения ее умащенных душистой помадою, мягких губ, похоть мгновенно зажгла кровь этого исполина и, не задумываясь, он бережно поднял ее и положил на уже почерневшее сено, спуская ее рейтузы, да, он сильно возбудился, это чувствовала и графиня, истосковавшаяся по мужской плоти за много лет одиночества, поглаживая его большой твердый фаллос, помогала ему снять брюки. Фарух с полной силой вошел в нее, сильно прижимая к себе ее хрупкое изнеженное тело и начал услаждать…
 
Фарух сидел, полулежа, на диване, конечно, он исполнил «наказ» Романа, сам, не желая, попал в ловушку несвойственных ему чувств, он испытывал сильное влечение к графине Любовь Ивановне, похожее на грибоедовский «род недуга», которое, поселившись в его сердце, болезненно терзало душу, лишив покоя,
- Роман Георгиевич, благодарю вас за гостеприимство, но я не хочу злоупотреблять нашей дружбой, приживальщиком, тоже, не хочу быть, поэтому,  возвращаюсь в свое село  работы, конечно, у меня нет, и придется по-прежнему скитаться, вести неоседлый образ жизни, увы, такова доля сироты, определенная фатумом, - грустно произнес Фарух. Роман был удивлен его решением, но ответить не успел, кто-то постучался в дверь, у двери стояла графиня Любовь Ивановна и, не обращая внимания на Романа, прошла в комнату и села в кресло.
- Если вы пришли  для того, чтоб объясниться со мной, то это напрасно, подняв бурю в душе, не просто погасить ее силу, графиня, я завтра уезжаю в село Уплисцихе, где нет ни дома, ни родных, и живу я анахоретом, так что, вам больше не грозят людские пересуды, Ваше сиятельство, и простите  мне мою несдержанность, незнамо откуда-то возникшее пробуждение, вызванное инстинктом, о чем я очень сожалею, наверное, это было заблуждением, « быть может, это всё пустое, обман неопытной души», как говорил великий русский Поэт, - печально произнес он, отвернувшись. Графине показалось, что он прослезился, вмиг этот жизнерадостный исполин обмяк, растрогался, и душевная вялость свалила его, как огромный дуб, внезапно налетевшим шквальным ветром.
- Ты, тоже, хороша, графиня,- подумала она,- дала ему надежду, которую, тут же, безжалостно отняла, идя на поводу пережитков, нашла повод напомнить ему о своем сословии, о пересудах бабьих, да откуда взяться-то здесь, в горах, пересудам-то, а? какая бездушность, какое бессердечие, какая мизантропическая выходка у такой высокородной особы, сначала испытать вожделение, а потом вероломно влезть в него молодую, может, еще, не испытавшую любви, душу, боже мой, какое бесстыдство,  какое непристойное поведение, не приличествующее титулу, что есть клеймить себя позором, бесчестием. Вот это, да! какое же непростительное легкомыслие, необдуманность в поступках, которые задели твой рассудок, позволив сломать его безвинную душу.

- Фарух, ты, наверняка, находишься в состоянии гнева, и мои мольбы сожаления тобой вряд ли будут услышаны, начала было графиня, - без желания утешать тебя, пересилив свою гордыню, хочу признаться, что ты люб мне и своим отъездом убьешь во мне пневму, которую, казалось, ты вернул мне, раздув искринку в крови, превратив ее в светоч, тем самым, возродив меня своим добрым духом, - с огорчением произнесла графиня. Фарух, у которого от отчаяния неудержимо текли слезы, встал, не смотря в сторону графини, с трудом выдавил из себя: «ум и нрав слитно образует Дух (Душу)», графиня, как говорил великий словесник, что является основой любви, милосердие, я просто не знал, что эти душевные качества у вас стерты, пожалуй, поэтому у нас нравное различие, и обман души подтолкнул меня оказаться  на чужом шестке, и мне не удалось потрафлять вам,- и быстрыми шагами покинул комнату. Вот, это, крах, - продолжала размышлять графиня, удрученная своей оплошностью, - крушение надежды, мое падение, похожее на трагическую, бездумную утрату того индусского жемчуга, совершенную доверчивым, ревнивым мавром, вот тебе и безысходность, ледяная скорбь, сковавшая мое сердце и душу.
Роман, обеспокоенный душевным смятением Фаруха, постучался в дверь его комнаты, но ответа не последовало,  он вынужден был спросить прислугу, но никто его не видел, и, только что вернувшийся из долины, эконом Илья Ильич, привыкший обедать с ним вместе, не дождавшись Фаруха, трапезничал один. Зайдя в столовую, Роман нервно обратился к Илье Ильичу.

- Пропал Фарух, мне, даже, не по себе становится, допуская мысль о том, что он совершил какой-нибудь поступок с фатальным исходом. Вся прислуга всполошилась, всюду начали его искать, но его ни в доме, ни в конюшне не было. - Илье Ильич, распорядись, пожалуйста, чтоб оседлали моего гнедого, я должен срочно догнать Фаруха, он, наверняка,  отправился в рыбацкой одежде, которую я ему подарил, к большой дороге, ведущей городу, мы горцы, с друзьями так не поступаем, - в сердцах произнес Роман.
Оправившись от постоянной тошноты, княжна, уже досыта усладившись мужской плотью своего возлюбленного, обеспокоенная суматохой, царившей в доме, вместе с графиней Любовь Ивановной, увидев Романа озабоченным забеспокоилась: случилось что-то, Роман?
 - Фарух пропал, Вероника, я отправляюсь на его поиски, - а затем, обратившись к графине, с сарказмом произнес:
- Мрежею души не ловят, графиня, ваше «грешное тело и душу съело», - и выбежал на крыльцо, где конюх, едва сдерживал, уже разгоряченного, гнедого. После злоехидных слов Романа графиня, да, еще в присутствии княжны Ленской, с которой он уже жил, как муж и жена, и прислуги, закрыла лицо руками, навзрыд заплакала, быстро, удалившись в свою комнату. Княжна Вероника,постучавшись в дверь комнаты графини,
застала ее горько плачущей, уткнувшейся в подушку. Графиня знала, где может быть Фарух и отправилась на его поиски, И она обуяна безумием направилась к водопаду в надежде найти его. Он сидел на каменистом берегу и смотрел на водопад.

- Я полюбила тебя, исполин мой, – сквозь слёз нежно прошептала она, обнимая его…

Сентябрь – октябрь – ноябрь.  м.м.Б.