3. Москва Цветаевская
У Большого Вознесенья.
Разливался говор медный
От Зацепы до Тверской.
Так малиновые звоны
Прогоняли опасенья,
Что головушке победной
Не управиться с тоской.
Над Иваном высоченным
Да над Меншиковой башней —
И над Сухаревой тоже —
Галки черные вились.
Уж тянулась тень по стенам,
Как прожилка в жаркой яшме...
А извозчик краснорожий
Всё орал: «Па-аберегись!»
Воробьи клевали корку.
Пахло сбитнем и ковригой.
На углу шатался пьяный
И лоснился конский круп.
Укатила за Трехгорку
Гелиосова квадрига,
И дотлел закат багряный
На концах фабричных труб.
А прохожие рысили,
Плыли гоголем трамваи,
И лихач, привстав на козлах,
Жеребца хлестал вожжой.
Не щадя своих усилий,
Заходилась моська в лае —
На покой селедок мерзлых
Покушался кот чужой.
Фонари смотрели косо.
На снегу сгущались тени.
Опускался сумрак черный,
Неотступен и упрям...
Но из этого хаоса,
Из трамвайной дребедени
Вырос град нерукотворный
И подарен был векам!
Серебрился диск, повисший
Над классическим фронтоном,
Озаряя Вражек Сивцев
С высоты ночных светил.
Наверху, под самой крышей,
До поры — в мирке картонном! —
Кратковременных счастливцев
«Обормотник» приютил.
Был приветлив град старинный,
Хоть и грустен был немножко.
А к иным бывал жесток, но
Так и быть, не в этот раз...
С подоконника Марина
Поглядела рыжей кошкой,
И блеснули чьи-то окна
В глубине зеленых глаз.
Вот, припав к морозной раме
И легко дохнув на стекла,
На манер младой Татьяны
Начертала «С» да «Э»...
А когда над куполами
Засверкает меч Дамоклов,
Город — трижды окаянный! —
Станет губкой на копье.
Свидетельство о публикации №123110606191