берцы на шнуровке

Уже ноябрь. Как быстро, ну и ну...
Ещё недавно пел на ветке чижик,
за окнами в какую-то войну
играли бойко несколько мальчишек,
и вот уже война не там, а тут.
Мальчишки подросли, ветра метут
листву по разорённым тротуарам.
А чижик жив, он в клеточке поёт,
да так поёт, что всех бросает в пот
от песни, никому не нужной даром.
Не нужной даром... В этом и прикол.
Он раньше пел заливисто и звонко,
сейчас не то... Ни лавочек, ни школ,
любая выпускница разведёнка,
но это всё же лучше чем вдова.
Мальчишки повзрослели, но едва
пришла пора любовных воздыханий,
ушли на фронт, а кто и в землю лёг.
Ноябрь сжигает жизнь на уголёк,
и целый мир шатается, как пьяный.
Как пьяный, да... Но девочек полно -
сестёр, невест, знакомых, разных-всяких.
Непросто пить осеннее вино,
в котором столько афродизиаков,
что сердце исполняет песнь чижа.
И эта ночь настолько хороша,
что дома не остаться выпускнице.
Таков ноябрь. Записка - я к нему,
как жить иначе, просто не пойму,
а смерть... Со смертью сможем объясниться.
Со смертью сможем... Чиж хотел на юг,
хотя и в клетке мог бы петь спокойно.
Война, и миру это сходит с рук,
он курит, пепел сыплется с балкона.
Воюет мальчик, девочка в пути,
она спешит любимого найти,
смешная - глазки, носик, губки, бровки...
Ноябрь, увы. Ей форма велика,
нашивка неизвестного полка
и каменные берцы на шнуровке.
Да, берцы на шнуровке... Чиж погиб,
допел и умер, где-то закопали.
Бессмыслица, осенний перегиб,
какой-то нонсенс, преданный опале,
но ей-то наплевать... Ноябрь измят,
из многих слов остался только мат
и ненависть безумная. А в целом -
под хриплый грай оставшихся ворон
ей хочется дослать ещё патрон
и мир обнять оптическим прицелом.