Развивая бродского

РАЗВИВАЯ БРОДСКОГО
Теперь, зная многое о своей
жизни, отчаянии и смерти,
по которой я дважды сходил с ума,
но не сошёл, как моряк на берег
и о тех, кого не удержал в объятьях,
я могу сказать, тяжело вздохнув:
судьба ко мне оказалась щедрой
и присутствующие за столом
кивнут сочувственно в знак согласья.

Как знать, возможно, я прав. Прибавь
к моим прочим достоинствам
также и дальнозоркость.
В те годы, когда мы играли в индейцев
возле кинотеатра,
кто мог подумать о расстоянии 
больше полёта кривой стрелы,
растопыренной между пальцев? 

Никто. Беспечный прощальный взмах
руки в конце улицы обернулся
чёрточкой радиуса: воздух в моих краях
пахнет чернилами и напоминает ватман
и дождь заштриховывает следы
тронутые голубой резинкой.
Как знать, может как раз сейчас,
когда я пишу эти строки, сидя
в бамбуковом кресле на окраине рая
ты томишься и бередишь
память горчичного воспоминанья,
пялясь в выцветшее пятно
запрещенного мироздания.

Короче, хорошего не произошло.
Хорошее происходит только
в романах и с теми, кто лучше нас
настолько, что мы их теряем тотчас
из виду, и отзвуки их трагедий
смешиваются с пеньем веретена,
как гуденье далекого аэроплана
с жужжаньем буксующей
в лепестках пчелы.

Мы уже не увидимся, потому
что физически сильно переменились.
Встреться мы, встретились бы не мы
но то, что сделало с нашим мясом
время, щадящее только кость.
И собаке с кормилицей не узнать
по запаху и лицу пришельца.

Щедрость, ты говоришь? О, да
щедрость волны океана к щепке.
Что ж, кто не жалуется на судьбу,
тот ещё недостоин. Но если время
узнаёт об итоге своих трудов
по расплывчатости воспоминаний
то, думаю, и моё лицо
вполне способно собой украсить
бронзовый памятник или не дне
кармана латуневую копейку.
1996-2022