В концентрате диоптрий

эти  мотыльки – наркотик,
превращают  слова  в  иглы,
колют  ядом  на  кончике  фраз,
хрустят  перьями  суставов,
поставлен  на  паузу  покой,
болтается  фонарь  на  ветру, 
размазывая  свет  по  аллее…

кучер  в  груди  понукает  тело,
пришпоривает  в  венах  красных  коней,
слёзы  давят  в  глазах  соль,
это  искусство  перевоплощаться  дано  театру,
полночь  рвёт  расстояния  дня,
кругом  в  мире  не  тишина,
улеглись  мысли,
накрылись  серым,  вязким  одеялом,
глухарь  в  ушах  токует  глухую  серенаду…

пустота  крысой  грызёт  последний  шаг,
последний  акт  высушен  холодом,
призрак  ждёт  новолуния  неприлично  прожить,
солнце  слепит  с  одной  стороны, 
с  другой,
холодные,  пустые  склянки  вместо  глаз,
вяжут  рот  словами  чужими,
мокрые  чернила  мягко  коснувшись  листа
навеки  прилипли  выворачивать  слёзы,
зажав  в  кулак  душу,
злой  взгляд  совы  обрекает  дерево  залезть  в  дупло,
где  уставилось  небо  синим  росчерком  глаз,
даль  уплыла  за  горизонт,
как  беззлобная  неприязнь  влюблённой  химеры…

в  отражении  мора  годы  гордо  молчат,
за  чугунной  немотой  очевидно 
серпом  и  молотом  колотит  озноб,
шкура  сползает  с  чёрного  дыма,
роза  пугает  шипами  и  красотой,
и  дела  нет  никому,  когда  слякоть  и  сыро,
в  театре  отражения  упали  в  цене  до  летального,
великое  стало  серым,
поэтично  настроены  звуки  ливня,
конферанс  взял  микрофон  лужам  верить…

красными  пятнами,  да  мозолями,
в  строфах  присутствует  сломанное,
листвой  опадает  старая  кожа,
никотиновый  слог  выкладывает  незнакомое,
пляска  тли  красками  слов  завораживает,
мотыльки – это  наркотик,
внутри  мысли  порхают.