неуёмная дрожь

Это цокот подков, неуёмная дрожь,
холод жуткий - ноябрь, что гербарий.
Пару листьев опавших к рукам приберёшь,
сам похожий на лист сухопарый.
Перемнёшь их в ладонях на пыль, на труху,
пустишь пО ветру весть анонима,
как ноябрьскую исповедь, склонность к греху,
жизнь, которая незаменима
даже в холод предзимний - дрожи, дуралей,
и зубами стучи, выбирая
времена - то похуже, а это - подлей,
ни конца им не видно, ни края.
Но дрожим, а живём, будем жить, несмотря
на солдат, убиенных безвинно,
будем слушать и слышать слова ноября,
понимая едва половину -
что зубами стучишь, ведь зима у ворот,
что подковками цокаешь громко?
Скоро снег, и довольно шатаний вразброд,
скоро лёд и ребристая кромка
будет лезвием резать запястья твои,
скулы острые, губы сухие.
Вот и время пришло говорить о любви,
о судьбе говорить, о стихии,
о гербарии, листьях - их было пяток,
перетёртых на бруствере в порох.
И о том, что воюющий век не жесток,
что рождается истина в спорах,
перепревшие листья сдуваются с крыш,
что в квартирах уже затопили...
И живёшь, и опять не о том говоришь,
словно пальцем рисуешь на пыли
то ли жизнь, то ли смерть, несгибаем и прям,
шутки шутишь и ловишь на слове
этот холод, а снег, проходя между рам,
тихо сыплется на изголовье.