Остановка

Желтоклювый месяц не спеша просеивал звёзды сквозь знобкую темень осеннего утра, скрывая их за тёмно-синим бархатом небесных кулис. На смену звёздам то тут, то там загорались окна домов. По дворам лениво побрёхивали собаки. Город пробуждался.
Автобусная остановка неряшливым видом своим походила на хмельного мужика, вернувшегося домой после ночного загула. Она слегка покосилась. Краска на стенах и скамейке облупилась. Стоило ветру толкнуть её в бок, остановка начинала издавать тихие заунывные звуки, напоминающие то ли пение, то ли пьяное бормотание. Повсюду валялись окурки, бутылки, мятые жестяные банки, бумажки, прелые листья.
Подъезжающие автобусы, осветив на мгновение остановку, презрительно фыркали и, забрав пассажиров, старались побыстрее уехать прочь. Да и сами-то люди в ожидании автобуса предпочитали стоять поодаль, словно стыдились какой-то сиротливой неустроенности.
Мой автобус должен был подойти через тридцать минут, стоять на ветру было неуютно, и я присела на обшарпанную скамейку, несмотря на удивлённые взгляды случайных попутчиков. Остановка благодарна вздохнула. А может быть, это ветер ласково тронул её, а не толкнул, как обычно.
Жизнь маленького провинциального городка постепенно ускоряла свой ход: автобусы подъезжали, забирали спешащих людей, уезжали по своим маршрутам.
Она возникла из ниоткуда. Невысокого роста, худенькая, одетая в синюю стёганую куртку, под цвет утренних сумерек, на голове вязаная шапочка, похожая на колпак гнома, в руках обычная женская сумка из кожзаменителя. Возраст не определялся. Судя по морщинкам на лице, она была немолода. Но глаза... Они напоминали летнее небо, когда на нём нет ни единого облачка. Окинув взглядом территорию вокруг остановки, незнакомка стала наводить порядок: с ловкостью фокусника и проворством муравья она собирала мусор и относила его к мусорным контейнерам, стоявшим неподалёку. За какие-нибудь пять минут остановка ожила и преобразилась: распрямила плечи, стряхнула с себя обрывки истрёпанных ветром объявлений, рядом со мной на скамейку стали присаживаться люди, потекли рекой разговоры. Вскоре подошёл автобус, и я с мыслью: «Есть такое твёрдое правило. Встал поутру, умылся, привёл себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету» – отправилась на работу, невольно поймав себя на том, что улыбаюсь вопреки слякотному и холодному осеннему утру.
На следующее утро история повторилась снова. И в последующие три недели всё было похоже на какое-то дежавю: утро, остановка, незнакомка... А потом я заболела. Озноб. Жар. Удушающий кашель. Больница. Прошло больше месяца.
За время болезни произошли большие перемены. Старую остановку снесли. На её месте теперь стояла вросшая в асфальт, новая, современная остановка. Она напоминала стеклянный торговый павильон, только вместо прилавков внутри стояли новенькие скамейки для пассажиров, тепловая пушка для обогрева помещения, и всё пространство подсвечивалось красивыми фонариками. Но попасть в этот комфортный зал ожидания люди не могли, потому что дверь всегда почему-то была закрыта на ключ. Люди дёргали дверь, ёжились от холодного ветра, но остановка, равнодушно поблёскивая стёклами, отказывалась впускать людей. Кто-то даже написал на стеклянной двери чёрным фломастером: «Откройте дверь! Холодно стоять!» Но всё было тщетно. Спасением становились подъезжающие автобусы. Люди с облегчением покидали злополучную остановку, увозя в новый день испорченное настроение. Узбек-гастарбайтер в оранжевом жилете с угрюмым видом собирал окурки, бумажки и другой мелкий мусор и складывал в чёрный пакет. Если же вдруг случайно промахивался и мусор падал на землю, то дворник ногой стряхивал его на проезжую часть, не утруждая себя лишними хлопотами.
Незнакомка больше никогда не встретилась мне на новой остановке. Что с ней? Где она теперь? Может быть, убирает какую-нибудь другую планету, которую ещё не поздно спасти от холода равнодушия...