Исцеляющее пятно

В плотном бархатном коконе — нет, скорее в яркой тюрьме без стен, бездонно вязкой, как сон во сне, — бестелесно вздуваясь, томительно нарастает шар; я ощущаю, как меня давит и распирает световое напряжение (инфляция гиппокампа, а зубчатая извилина как огниво; множатся и гуляют марки, моллюски, ветры в субгранулярной зоне). —

И вот: занавес с грохотом разрывается,
замирает секунда длительности;
здание страшно раскачивается,
дьявольски сотрясаемое
чем-то неописуемым,
словно блики парафрении.

(Покой.)

В цельном воздухе
появляется исцеляющее пятно
и висит, горячее.
Зреет надпись на староанглийском:

«Thau sleur, du sleth» —

Желаю тебе исцеления. Искренне желаю тебе, чтобы вся твоя пагуба растворилась одним мгновением. (Как у меня: в момент первого творчества, когда я прилёг, ворона ударилась о стекло окна и улетела, а я вдруг понял, что всегда пребывал в наилучшем месте, никогда не покидал его и уже не покину.)

Ум, глупость, безумие.
Зоркость, пение, ясновидение. —
Кажется, будто нет такой высоты,
которая бы не схватывала меня по имени;
нет такой бездны, где ясность присутствия остужается.

Не имею места, укрытого от тревог и дел,
не имею ни времени, ни концентрации, чтобы позвать себя, —
и в итоге меня растаскивают на функции тех деталей;
однако, закинутый между, имею великолепный Город,
сладкой вспышкой разыгранный о самом себе, —

Вавилон — опрокинутый, прогорающий изнутри, —
с душным шипением искрится в моей пустой душе.

Где могу быть?
Давайте экстраполировать, вспоминая.

О, сфера из фольги! — Пергамент...
О, карнавалы в мире:
картиночность лиц и поз;
волшебные страхи и чары, дрожь
пробуждения; долгий вечерний дождь
и жители подземелий. Карлики и великаны.
О, из чего я сделан!..

«Лишь ради катарсиса все живём, ради еды мы» —
и я ходил после этих слов, как раб истины,
но ходил в себе.

Кабинет, коридор, вокзал.
Тускло подсвеченные рецепторы,
извечно неправильная центрация,
выстраданный гибрид.
И вот: долгий день уходит.

Да преуменьшится твоё кладбище,
станет тоньше. Пускай опустеет кладбище,
дабы не спутывало оно разноцветный взгляд,
такой вечный, такой единственный.

От улыбки хмурый день светлей,
однако печаль по-прежнему непонятна. —
Учили меня добру.

    (Учили крепко, но так давно,
     что я начал безудержно плавать, —
     я зародился, умер и зародился вновь,
     работал, женился и произвёл детей,
     впал в иллюзию обретения и потери,
     но после, проснувшись, вспомнил:

                ни здесь, ни там
                никого и вовсе
                не возникало).

31 октября, 2023 год.