Ночь

Межзвездный кабальеро
кружит в полночном танце,
и, искры высекая, стучит его сапог.
Сквозь молоко, пролитое,
десант в армейских ранцах
идет, не разбирая космических дорог.

С повесткой одинаковой
стожары собираются:
мерцать везде до самой 
до утренней зари.
Беззубая старушка
перед иконой кается
за что-то очень давнее
и глубоко внутри.

Лежит, раскинув руки,
любовник загулявший,
то ли с кинжалом в сердце,
то ли счастливый спит.
Солдат, уже записанный
как без вести пропавший,
на дом своих родителей
через забор глядит.

На берег ялик маленький
с волной запрыгнул резвою.
Сидят контрабандисты и ждут условный знак.
Лихие они люди —
всю жизнь бегут по лезвию.
Но где-то еще прячется кровавый вурдалак.

Чукотка и Камчатка
Аляске шлют приветы.
А в теплой Танганьике
огромный крокодил
не понимает разницы
между зимой и летом,
и мертвым притворяется,
улегшись брюхом в ил.

Лягушки ошалели
от жгучего желания —
кричат, кругами плавают
в надежде на союз.
Необъяснимо радостно
от светлячков мелькания.
В Чикаго, в баре шумном
играет старый блюз.

И всё одновременно,
и все в одном движении —
контрабандисты с бабушкой,
лягушки и солдат.
И даже экзотичные
чилийские растения.
И дети — они видят всё,
хотя и крепко спят.